А. О. Курбатов. «Кроткая». В. А. Кобекин «Н. Ф. Б.».
Московский Музыкальный театр им. К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко.
Дирижер Ариф Дадашев, режиссер Людмила Налетова, художник Марина Ивашкова

2021 год был годом Федора Михайловича Достоевского — разом отмечали двухсотлетие со дня рождения и сто сорок лет со дня смерти писателя. Музыкальные театры сразу же включились в чествования классика мировой литературы, чьи произведения входят в школьную программу (а это важно для репертуарной стратегии). Уже в январе прошлого года на Приморской сцене Мариинского театра в концертном исполнении прошла премьера оперы Александра Смелкова «Идиот» (дирижировал сын композитора Павел Смелков); в мае в Театре Наций в рамках проекта «Достоевский 200» были представлены премьеры четырех камерных опер на сюжеты, взятые из произведений классика, а в ноябре в Астрахани вышла мировая премьера оперы Сергея Дягилева «Мальчик у Христа на елке». Не остался в стороне и Московский Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко: на его Малой сцене показали премьеры двух камерных опер — «Кроткую» Алексея Курбатова и «Н. Ф. Б.» Владимира Кобекина в режиссерском прочтении Людмилы Налетовой. Первая стала мировой премьерой, вторая — российской.
Таинственную историю одного ростовщика и его кроткой жены, покончившей жизнь самоубийством, не так давно уже рассказывали на Малой сцене МАМТа. В 2015 году здесь прошла премьера оперы британского композитора Джона Тавенера «A Gentle Spirit» («Кроткий дух») в постановке дирижера Ивана Великанова и режиссера Марии де Валюкофф, но, как обычно случается, современная опера, прозвучав несколько раз, быстро выпала из репертуара. Новую «Кроткую» написал по заказу театра в сотрудничестве с режиссером-постановщиком и по совместительству либреттистом Людмилой Налетовой (штатный режиссер МАМТа) Алексей Курбатов, до того выпустивший в концертном исполнении две другие оперы на литературные сюжеты — «Черного монаха» по Чехову и «Возвращение» по стихотворному рассказу Фаины Гринберг. И хотя эти премьеры Курбатова совсем не стали музыкальными событиями, композитор получил заказ на новую оперу и к сроку его выполнил. «Кроткую» и «Н. Ф. Б.» не объединило общее либретто (драматургом второго спектакля выступил Алексей Парин, и это совсем иная история из 90-х годов прошлого века и иной коленкор литературного текста), однако оперы были представлены в едином сценическом оформлении и костюмах Марины Ивашковой (недавняя выпускница Школы-студии МХАТ, курс Владимира Арефьева). В тексте, опубликованном в программке вечера, Людмила Налетова рассуждает о схожести трагических судеб героинь и сообщает, что в своем спектакле она хочет вместе со зрителем подумать над такими традиционными для русской литературы вопросами, как «Кто виноват (в данном случае — в гибели женщин)?» или «Чем отличается гордость от гордыни?», а также проверить на жизнеспособность утверждение о том, что «благими намерениями выстлана дорога в ад».
«Кроткая» начинается с короткого музыкального вступления и следующего за ним длинного монолога героя (Он — Кирилл Матвеев), устроенного как мелодичный речитатив. В нем герой не столько оплакивает умершую жену и несостоявшееся счастье (Она — Мария Макеева), сколько переживает за себя, скорбно выдыхая: «Как же я останусь один». Его бесконечный рассказ, который у Достоевского устроен в форме диковинного потока сознания (изобретенного грандиозным русским писателем задолго до культовых англоязычных авторов Джеймса Джойса и Вирджинии Вулф), звучит здесь как тривиальный комментарий к разворачивающимся на сцене зарисовкам из жизни ростовщика и молодой женщины, которая становится его женой. Одну от другой картины разъедающего душу быта отделяет бесшумно двигающаяся серо-зеленая стенка, периодически показывая зрителю лики стыдливо плачущих икон, которые после антракта плавно переместятся из первого отделения во второе, где вплетенная в музыкальную ткань литургия все же апеллирует не напрямую к храму и объектам культа, а к некой космической абстракции (речь про музыку Кобекина). Поют в этой опере только Он и Она — при этом у героя длинные развернутые монологи, у героини же — краткие реплики и пропевание бессловесного «а-а-а»; так отражается доминирование мужчины. Но на сцене не только эти герои — структура оперы представляет собой череду певческих монологов, прореженных симфоническими сценами. В те минуты, когда звучит только музыка, но не голоса, артисты миманса разыгрывают сценки, «объясняющие» прошлое и настоящее героев. Так представлены несостоявшаяся дуэль героя, юность героини у попрекающих девушку каждым куском хлеба теток и свидание героини с наглым ухажером. Красота слога Достоевского и не решенный однозначно финал повести, вот уже 150 лет волнующие литературоведов, кинематографистов, композиторов и художников, в опере Курбатова и постановке Налетовой упрощены. Если закрыть глаза и слушать, как и о чем поет Кирилл Матвеев (набирающий обороты молодой тенор, успевший хорошо зарекомендовать себя в новых постановках Урал Оперы, а с 2019 года — в МАМТе), «проявится» бесконечно длинная ария сладко-горьких воспоминаний героя-любовника вроде Марио Каварадосси «E lucevan le stelle» из «Тоски» или Рудольфа «Che gelida manina» из «Богемы», причем проявится в буквальном смысле — интонационно или в виде квазицитат из шедевров Пуччини. И никакое тиканье метронома, никакие пассажи, написанные для современных ударных инструментов, вроде бы призванные «подгонять» смыслы и звучание к нашему времени, так и не превратят партитуру Курбатова в современную оперу. Хотя если композитору и режиссеру хотелось к когорте оперных художников и поэтов присоединить героя нового типа, а именно бухгалтера-ростовщика, то их идею можно считать удавшейся. Как и блестящую работу Марии Макеевой, талантливо вживающейся в любую доставшуюся ей роль, — она бесконечно убедительна вокально и актерски, трогательна и обаятельна.
В «Н. Ф. Б.» оркестр Арифа Дадашева и особенно солисты (первая и вторая скрипки, альт, виолончель и флейта) были так хороши, что их хотелось видеть воочию внизу, но Малая сцена так устроена, что музыканты невидимы — они всегда сидят над зрителями, на балконе. Для «Кроткой» их местоположение роли не играло, а «Н. Ф. Б.» задумывалась композитором как инструментальный театр. Его, скорее всего, не устраивали в 1995 году на фестивале в немецком Локкуме, когда оперу исполняли впервые в постановке Камы Гинкаса и Сергея Бархина (а дирижировал Андрей Чистяков), но сегодня это принятая практика, и очень жаль упущенной возможности — предъявленные рядом с певцами инструменты могли бы заменить неуместную и чуждую словам и музыке постановку с реквизитом.
Написанная в 1995 году партитура нисколько не устарела, ее минималистские переклички с заокеанскими сестрами (операми Адамса «Смерть Клингхофера» или «Младенец Христос») слышны, хотя на премьере интерпретации не хватило заостренности. Впрочем, она точно придет, если оперу будут чаще исполнять.
Либретто Алексея Парина представляет собой элегантный субстрат из «Идиота», оно заточено на прорисовку характеров трех главных героев, одного из которых — Князя Мышкина — поет контратенор (Вадим Волков) — для 1995 года это «чудо чудное, диво дивное». (Заметим, легендарные «Три сестры» Этвеша, где партии героинь исполняли контратеноры, еще даже не написаны.) В центре этого либретто — Настасья Филипповна, в ее музыкальной линии много «хрустальных» тем, все блестит, переливается, отражается. Великолепно играет Наталья Петрожицкая, но режиссер так своеобразно проработала с ней роль, что линия женщины-вамп стала однобоко преобладающей. Герои (их ровно трое, Аглая Епанчина испарилась из этой сложной конструкции взаимоотношений) существуют среди тех же серо-зеленых стен, что и персонажи «Кроткой», но изменился свет. В первой опере он как бы фиксировал неизменность места и настроения, во второй именно светом обозначен меняющийся нерв происходящего. От мелькания смутных пятен на заднике в сцене знакомства Мышкина и Рогожина (Игорь Коростылев) в поезде (точный образ железной дороги) до накрывающего всю сцену «пожара», в котором как бы горит и Мышкин, — что представляется довольно тривиальной иллюстрацией страстей, сжигающих окружающих его людей. Как и в «Кроткой», в «Н. Ф. Б.» существует и ансамбль бессловесных персонажей — это мужчины, окружающие Настасью Филипповну (окружающие в буквальном смысле, кружащиеся вокруг нее, как стая собак, готовящаяся к нападению; их разгоняет Рогожин). Но самым странным режиссерско-сценографическим решением становится присутствие на сцене, где стоят обычные предметы — кровать и лавки, — гигантского (почти в человеческий рост) темного шара. Каждый из персонажей в минуту жизни трудную вдруг приникает к этому шару и начинает его с усилием толкать вперед; кажется, режиссер увидела в героях Достоевского что-то от жуков-скарабеев. Это метафора сложного нравственного выбора? Может быть, и так.
В XX веке по мотивам произведений Достоевского было написано немало опер и балетов. В нетленный шорт-лист входят «Игрок» Сергея Прокофьева, «Из мертвого дома» Леоша Яначека и «Идиот» Мечислава Вайнберга. Помимо этих трех больших «игроков», которые время от времени значатся в афишах самых крупных оперных домов от Милана до Москвы и Санкт-Петербурга (запоминающегося «Игрока» поставил Дмитрий Черняков в 2008 году на сцене Берлинской государственной оперы и миланского театра Ла Скала; культовый спектакль «Из мертвого дома» принадлежит Патрису Шеро, 2011 год, копродукция Оперного фестиваля в Экс-ан-Провансе, Берлинской государственной оперы, Ла Скала и Голландской национальной оперы), существует энное количество музыкальных текстов, не переживших и следующего за премьерой возобновления, а также незаконченных произведений (Николай Мясковский, например, работал над оперой «Идиот» более десяти лет, но так и не завершил свой опус). Нынешняя премьера Музыкального театра вряд ли войдет в ряд «великих» из-за скучных режиссерских решений, но точно не забудется благодаря талантливым певцам и чутким музыкантам.
Первая половина февраля 2022 г.
Комментарии (0)