Мейерхольдовский сборник. Вып. 4. Дело № 537: Документы следственного дела В. Э. Мейерхольда / Ред.-сост. О. М. Фельдман, Н. Н. Панфилова. М.: Артист. Режиссер. Театр, 2022. 176 с.

Издание архивных материалов «следствия» по «делу» Мейерхольда — тяжелое, захватывающее и по-настоящему трудное чтение. Оно собьет с толку человека, не понимающего механики политических репрессий. (Впрочем, сейчас мы становимся ближе к такому пониманию.) Внучка Мейерхольда Мария Алексеевна Валентей, добывшая эти документы, опасалась их публиковать. Опасалась именно потому, что такое нужно уметь читать, уметь видеть смыслы, скрытые за поверхностью текста. Прямой смысл текста создает фальшивую реальность, чего и добивались следователи НКВД.

Составители книги Олег Фельдман и Нина Панфилова осмелились соблюдать абсолютную научную точность, опубликовали без изъятий, в хронологической последовательности все документы «работы» следователей с Мастером. Если книгу дочитать до конца (как бы ни было трудно окунуться в этот мрак), то логика выстраивается и торжествует понимание истины. Помогает и вступительная статья Олега Фельдмана, который, объяснив исторический контекст и не проявленные в тексте методы следователей, раскодирует повествование, поверхность которого в течение долгого времени, полугода допросов, полностью противоположна его сущности.

«Следствие» закончилось 9 ноября 1939 года. Уже в этот день в протоколе есть фраза Мейерхольда «на меня оказывали давление следователи». Получив право ознакомиться с документами, Мейерхольд сразу 16–17 ноября письменно полностью опровергает то, что от его лица говорится в протоколах, и пишет «собственноручные показания заключенного». Показания выбивали пытками. Это мы узнаем, в соответствии с хронологией событий, в конце чтения (из заявления прокурору от 22.11.1939, из письма наркому внутренних дел Берии от 3.12.1940, из жалобы прокурору от 13.12.1939, из письма Мейерхольда Молотову от 2.01 и 13.01.1940, из его Заявления прокурору от 24.01.1940). «Следствие» закончилось, «суд» еще не состоялся, приговора еще не было, и Мейерхольд снова и снова стучался в закрытые перед ним двери НКВД и правительства и пытался успеть отказаться от всего, что ему приписывалось. Получилось, что отказался — перед будущим, перед судом истории, потому что в тот момент его голос услышан не был, протесты не учтены. Его осудили и расстреляли.

А до того на сотне страниц — гладкий текст стенограммы допросов. (Как в перечисленных поздних письмах заявит Мейерхольд, следователь сам диктовал стенографистке то, что якобы он сказал.) Этот текст содержит в репликах, приписанных Мейерхольду, картину массовой антисоветской активности творческой интеллигенции, деятелей литературы, театра, кино.

О. М. Фельдман объясняет во вступительной статье, что Сталин задумывал показательный судебный процесс над писателями и деятелями искусства. Создавалась картина враждебной властям «право-троцкистской организации». Ну, и устанавливалась преступная связь «врагов» с иностранцами, все объявлялись шпионами. (Надо заметить, что немец Мейерхольд не был «уличен» в связях с германской разведкой, хотя уже шла Вторая мировая война. 1939 год отмечен демонстрацией тесной дружбы гитлеровского режима со сталинским. И режиссеру досталось «работать» на японцев и англичан.)

Опубликованные материалы свидетельствуют о довольно избирательном составе этой «организации» врагов. Враждебными для власти оказывались художники-новаторы, вышедшие из авангарда 1910–1920-х годов, творцы «Левого фронта искусств». Еще Ленин их обличал: «Я не в силах считать произведения экспрессионизма, футуризма, кубизма и прочих „измов“ высшим проявлением художественного гения. Я их не понимаю. Я не испытываю от них никакой радости». Такое искусство, по мысли Ленина, не «принадлежит народу». Однако новое искусство поддерживал Троцкий, считая его революционным по сути, по способу воздействия — через форму — на свободное сознание народного зрителя. Ему принадлежат сочувственные статьи «О футуризме» и о новом искусстве. Отсюда запоздалая, давно вынашивавшаяся месть художникам-искателям от Сталина. Поэтому они объявлены «троцкистами». Порочащая связь извлечена из прошлого, ведь Сталин вытеснил своего злейшего врага из власти еще в 1927 году. Никаких троцкистских настроений в стране (и в культуре) не было уже десять лет. Однако есть знаменательное совпадение дат. В январе того самого 1939 года, за полгода до ареста Мейерхольда, наглухо замолчавший Троцкий, находившийся к тому моменту уже 11 лет в ссылке в Алма-Ате с запретом любой политической деятельности, был выслан из СССР.

Поле культуры радикально зачищалось. Подозрительными в протоколах допросов Мейерхольда объявлялись преимущественно «левые» и те, кто развивал новые направления искусства (даже ведущие фигуры, такие как С. М. Эйзенштейн, В. Я. Шебалин, Б. Л. Пастернак, Д. Д. Шостакович, И. Г. Эренбург). Парадных деятелей социалистического реализма среди «врагов» нет. Это четко вписывается в культурную политику эпохи. Борьба с «формализмом» шла к тому моменту уже десять лет. В 1937 году был выпущен сборник «Против формализма и натурализма в искусстве», состоящий из установочных статей, вышедших ранее в партийной прессе: «О художниках-пачкунах», «Сумбур вместо музыки», «Балетная фальшь», «Против формализма и левацкого уродства в искусстве» и др. Идеи и указания на врагов соцреализма из этой книги переходят в следственное дело. Культура стала предметом надзора правоохранительной системы. Шла слежка. Составлялись, например, «спецсообщения секретно-политического отдела НКВД о дискуссии „О борьбе с формализмом и натурализмом“». Такие документы были опубликованы уже в наше время, например «Искусство идет впереди, конвой идет сзади: Дискуссия о формализме 1936 г. глазами и ушами стукачей» («Звезда», 1996, № 8).

Арест Мейерхольда оказывается кульминацией трагедии нового русского искусства. Особая жестокость была в том, что документы содержат признания Мейерхольдом ошибочности и преступности его творческого пути, отказ от своих принципов, осуждение других людей искусства, но, несмотря на это, он был приговорен к расстрелу. Раскаяния и поклонения властям было недостаточно. Приходится искать объяснение тому, что не был устроен открытый показательный процесс, в котором Мейерхольд поучительно для других деятелей искусств отказался бы от своих идей и призвал бы их всех переориентироваться на господствующие нормы соцреализма. Можно предположить, что власти не верили в его полное подчинение. Непосредственно перед арестом 15 июня 1939 года он выступил на Всесоюзной режиссерской конференции с несколько компромиссной речью, в которой все же не ставил крест на своем понимании театра и даже ярко и вдохновенно обосновывал его в возможных тогда формах, что вызвало воодушевление зала, но и яростную реакцию партийных работников при обсуждении. Исследовательская группа О. М. Фельдмана в 2016 году опубликовала (с приложением подготовительных черновиков) и подробно откомментировала эту речь, последовательно выстраивая для нас документально подтвержденную биографию Мастера и — шире — принципиальный момент истории советского театра и советского общества.

Кстати, в следственном деле биография Мейерхольда (якобы в его собственном изложении) выглядит точно таким образом, с признанием таких «ошибок», с критикой «формалистических» отступлений от принципов идейного реалистического революционного искусства, теми самыми словами, как с эпохи господства в культуре Российской ассоциации пролетарских писателей на рубеже 1920–1930-х годов она излагалась в партийной прессе и как впоследствии на многие десятилетия она окаменела в историографии советского театра.

Эта книга — о Мейерхольде, она открывает Мастера не сломленным даже в предельной ситуации уничтожения человеческой воли. Но также мы получили на примере одного процесса подлинное документирование «правосудия» тоталитарного режима. Это актуальное и мощное свидетельство в нынешней ситуации историко-политических дискуссий.

И еще эта книга — финальная точка дела жизни и памятник Олегу Максимовичу Фельдману, не успевшему завершить над ней работу. (Вадим Щербаков и вдова Фельдмана Нина Панфилова достойно осуществили издание.) Значение Фельдмана для театроведения огромно. Этот тихий, интеллигентный, академичный, очень принципиальный исследователь в своем главном многолетнем проекте — изучении и издании документов творческого наследия Мейерхольда — за сорок лет успел сделать невероятно много. Уникален уровень источниковедческой, историографической и текстологической подготовки, каким отличаются три тома «Наследия», три «Мейерхольдовских сборника», публикация лекций в Курмасцепе и ШАМе 1918–1919 годов и несколько книжек из истории отдельных периодов Театра Мейерхольда. Это то, что уже вышло. Но О. М. Фельдман и руководимая им исследовательская группа собрали еще столько же, если не больше, материалов о Мейерхольде, которые обогатят творческую мысль следующего за нами поколения людей театра. Для Фельдмана Мейерхольд был фигурой не из прошлого, а для будущего.

Первая половина февраля 2022 г.