«На всякого мудреца» (Все, что осталось от Островского после встречи с Богомоловым). Театр Наций.
Режиссер Константин Богомолов, художник Лариса Ломакина

Новый спектакль Константина Богомолова впрямую наследует «Идеальному мужу», который не столь давно прекратил свое существование в МХТ. О мотивах можно гадать сколько душе угодно, тем более что сам Богомолов неизменно провоцирует поиски загадочных причин и в своих постановках, и в своих поступках. Некие глубоко спрятанные в бэкграунде побуждения — вообще популярная нынче тема, а в случае с этим режиссером — особенно. Откуда, скажем, произрастают: цинизм/скрытый романтизм, смелость/конформизм, поверхностность/глубина и т. п.? Ответы на эти вопросы, впрочем, содержатся в бэкграунде каждого отдельно взятого вопрошающего.

И все же — почему спектакль «На всякого мудреца» сделан в том же ключе, что и «Идеальный муж»? Попытка ли это некоего замещения (жалко спектакля МХТ, так осуществим его реинкарнацию)? Возможно. Текст Островского так же, как в свое время текст Уайльда, провоцирует на злую современную парафразу? Очень может быть. Еще раз назрело желание от души надавать по первое число всем слоям современного российского общества, включая и себя любимого? Скорее всего.

ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ «ИДЕАЛЬНОГО МУЖА»?

«Мудрец» так же, как и «Муж», поставлен в жанре сатирического обозрения (многие уже назвали спектакль словом «ревю»). В центре, в общем, тот же истеблишмент, только (если все же иметь в виду драматургический оригинал) не английский, а наш, хотя британское высшее общество и во мхатовском спектакле было превращено в российское и перемещено в наши дни. Так что проделать то же самое со «своим» Островским — как говорится, сам Бог велел. Действие происходит во властных кабинетах, в пентхаусах и на загородных виллах, в офисах крупных корпораций и в модных медицинских центрах, на центральных улицах похорошевшей Москвы, а также в следственном изоляторе и даже в колонии строгого режима. Барин Мамаев (Александр Семчев) становится олигархом-геем. Его супруга Клеопатра Львовна (Наталья Щукина) — вице-премьершей. Егор Глумов, бедный молодой человек, решивший, подличая и приспосабливаясь, выбиться в люди, здесь пишет статейки в Telegram-канал, а его мамаша (Лера Горин) поет бардовские песни и по-бычьи упрямо проповедует кодекс нищего советского интеллигента, что совершенно не мешает ей искать поддержки у «классово чуждой» Мамаевой. Турусина (Игорь Миркурбанов) из богатой вдовы превращается в супругу Крутицкого, а ее племянница Машенька, которую прочат в жены перспективному Глумову, — в их с Крутицким дочку-лесбиянку, видимо исключительно с жиру вышедшую на одиночный пикет и попавшую под арест.

Сцена из спектакля. Фото И. Полярной

Режиссер Богомолов, подобно Глумову, пишет свой собственный, только сценический «дневник», не щадя в нем решительно никого, в том числе и самого себя. В первых спектаклях он даже сам, вместо заявленных в программке Виктора Вержбицкого и Владимира Хабарова, играл Крутицкого, который здесь не просто «очень важный господин», а высший чин ФСБ. Играл отлично, мягко, тихо и страшно. В кабинете этого «серого кардинала» то и дело раздаются звонки от представителей творческой интеллигенции, которые просят высочайшего совета, зовут на премьеры, и среди звонящих есть и сам режиссер Богомолов, а также дирижер Теодор Курентзис. Последний появляется также в едкой пародии — изображающий его актер Александр Шумский несет вдохновенную эзотерическую ахинею, столь любезную сердцам дам из «верхов», а затем идет дирижировать… песней Булата Окуджавы.

Возникает сцена похорон матери Глумова, на которые, еле передвигая ноги, бредут покрытые пылью и паутиной бывшие властители умов, давно и прочно не любимые Константином Богомоловым, а также изображаемый актером бард Митяев, тут же исполняющий песню «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Этот момент кажется уже вершиной режиссерского цинизма. Хотя… признаться, совсем не поется сегодня что-то подобное, скажем, песне «Возьмемся за руки, друзья» — слишком оно по теперешним временам сладенько и совершенно не оправдало ничьих былых упований.

А. Новин (Глумов). Фото И. Полярной

Режиссер дает, как это было и в «Идеальном муже», беспощадный срез современного российского общества. Здесь действуют отвязавшиеся от всяческих правовых и нравственных норм представители власти и бизнеса, продажные журналисты, исключительно сомнительные (других тут нет) борцы за гражданские свободы, ангажированные люди творческих профессий, траченные молью ошметки советской интеллигенции. Досталось и «новой этике», представленной не только мужеподобной бородатой дочкой (Александр Волочиенко), но и травестированными дамами старшего поколения, которых отлично играют мужчины. Наконец, есть тут демиург с Лубянки, держащий в своих холеных руках нити судеб. Разве что нет обычных работяг или гастарбайтеров. Ну, так и в оригиналах (что от Уайльда, что от Островского) их тоже нет.

Д. Чуп (Курчаев), А. Волочиенко (Катя). Фото И. Полярной

Однако «Идеальный муж» 2013 года рождения был ярким, хулиганским и веселым. Декорации Ларисы Ломакиной намеренно били в глаза всеми цветами попсовой радуги. Герои хорошими голосами драматических артистов распевали шлягеры, и все это заводило представителей истеблишмента, которые, сидя на дорогих местах партера, простодушно принимали отчаянно злющий театральный сарказм за эстрадное шоу. Даже хлопали в такт. Им откровенно плевали в рожи, а они аплодировали.

Сцена из спектакля. Фото И. Полярной

Теперь не то. Среда, как и костюмы, созданные той же Ломакиной, мрачны и монохромны. Шлягеры звучат только в фонограмме (к слову, досталось и барду Веронике Долиной, голосом которой поет мама Глумова, страшно ей при этом завидуя). Спектакль с зашкаливающей плотностью насыщен репризами на злобу дня, но подаются они без былого драйва. Общий мрачный тон, незримый, но ощутимо давящий, как атмосферный «столб в 214 кило», превалирует над хулиганскими пассажами. Да и актерская игра, скажем, того же Миркурбанова, сдержанного и снайперски точного, или Щукиной, чья стертая Клеопатра хорошо передает менталитет «никакой» дамы из «никакого» современного высшего общества, явно, по сравнению с разудалым «Идеальным мужем», смикширована. Время другое. Да и дважды в одну реку не войдешь.

Сцена из спектакля. Фото И. Полярной

ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ ОСТРОВСКОГО?

В программке честно написано: «Все, что осталось от Островского после встречи с Богомоловым». Между тем «На всякого мудреца довольно простоты» — едва ли не самая горькая и констатирующая чудовищный общественный цинизм пьеса Александра нашего Николаевича. И истеблишмент там отвратителен, и финал совершенно безнадежен. Дневник с пасквильными заметками Глумова, к тому времени уже любимца высшего общества, попадает этому самому обществу в руки. Но ожидаемые скандал и фиаско не происходят, Мамаевы-Крутицкие прощают главного героя, ибо в степени его подличания видят хорошую и выгодную для самих себя перспективу. Куда уж дальше?

И. Миркурбанов (Тарусина). Фото И. Полярной

Богомолов, как мне кажется, дальше и не идет. А геи-олигархи или просвещенные фээсбэшники и иже с ними — не более чем социальный расклад нынешних времен. Ну, добавляет режиссер нелюбимую им гендерную повестку, так это тоже вопрос времени. В старинные годы замужняя высокопоставленная дама заводила шашни с бедным молодым протеже, а нынче глава крупной корпорации и ее номинальный, между прочим, муж состоит в любовной связи с молодым шоуменом (Курчаев — Григорий Верник, в оригинале гусар, здесь именно таков). Разница, в сущности, невелика. Как несла Клеопатра Львовна в своем салоне всякую чушь о любви к прекрасному, так и ходит она сейчас с любовником Глумовым на концерты модного Курентзиса, ничего не понимая ни в его искусстве, ни, скажем, в композиторе Малере. Потому-то музыкант, возведенный поклонниками в статус мессии, и превращается в пародию и дирижирует не Малером, а Окуджавой. Или вот в оригинале Мамаевы-Турусины помыкали своим корыстным мужским окружением, а в версии Богомолова появляются маскулинные тетки, которых играют дядьки. Это, конечно, и беспроигрышная театральная штука, и оплеуха фем-повестке, но одновременно и вполне себе логичное продолжение старой темы.

А. Волочиенко (Катя), А. Новин (Глумов). Фото И. Полярной

Но далее, мне кажется, происходит вот что. Глумов — яркий и притягательный центр пьесы Островского — в спектакле бледен и совсем не интересен, несмотря на то, что его играет хороший актер Александр Новин. Строчить пакости в Telegram-канале — это, согласитесь, совсем не то, что вести остроумный, хлесткий дневник: на первое не требуется ни ума, ни таланта. А дневника-то в богомоловском тексте и нет, отчего история восхождения одаренного и беспринципного молодого человека превращается в сюжет серого, унылого приспособленца. Скажете, это-то и актуально? Согласилась бы, если бы режиссер, при всем своем своеволии, столь прилежно и последовательно не опирался на драматургический оригинал. Но ведь опирается же! И сама пьеса Островского начинает строить спектаклю непредусмотренные «козьи морды». Старая комедия по своей структуре и языку изначально состоит из блестящих сцен-выходов, из цепи роскошных диалогов, каждый из которых можно играть как отдельный концертный номер. И, будучи переписанной на злобу дня, просто оборачивается каскадом комедийных реприз, хлестких, остроумных, но совершенно плоских. Возникает некая «интермедийная» конструкция, которую, как это ни забавно, породил даже не первоисточник от Островского, а прародители творчества самого Александра Николаевича, т. е. итальянская и французская комедии. Кажется, что сюжетный костяк нынешнего спектакля способен прирастать любым количеством разного рода номеров, которые можно и добавлять, и переставлять местами. Например, звучащие со сцены фамилии Мишустина, Суркова, Красовского, Синдеевой, Световой etc… заменять, прямо как в комедии дель арте, на другие, более актуальные. Можно сколь угодно вплетать подходящие цитаты из Чехова, Достоевского и Шекспира (они уже есть), а также Пушкина или Лопе де Веги (если понадобятся). Однако «номеров» и сейчас в спектакле столько, что они, до упора вбитые в почти четырехчасовое зрелище, создают перенасыщенный раствор, заглушают друг друга, а порой, даже в режиме «ревю», и вовсе перестают работать.

Сцена из спектакля. Фото И. Полярной

Словом, трагикомической истории скверной карьеры молодого человека, равно как и истории всевозможных «мудрецов», на каждого из которых обнаруживается довольно простоты, здесь не выходит. Главным героем богомоловского спектакля становится фээсбэшник Крутицкий, который вовсе не нуждается в мозгах Глумова. Такому не нужен ни «трактат о вреде реформ», ни любое другое псевдонаучное произведение — сам что хочешь сочинит и сформулирует.

Д. Чуп (мент в изоляторе), А. Семчев (Мамаев). Фото И. Полярной

P. S. Мы вспоминаем «Идеального мужа» как аналогичный режиссерский метод. Но мало кому, наверное, приходит на память давний спектакль Константина Богомолова в МХТ под названием «Год, когда я не родился». А между тем, поставив пьесу Виктора Розова «Гнездо глухаря» и дав спектаклю другое название, режиссер тогда, дописав к ней не так уж много текста, добавил одну очень существенную вещь, а именно — диалог двух второстепенных персонажей. Это были молодые прожженные карьеристы, которые мечтали, как в нулевые и десятые годы следующего века войдут, еще полные сил, и как все у них будет схвачено. Ну вот, эти ребята, похоже, и пишут сегодняшний сюжет.

Октябрь 2021 г.