В июне в рамках лабораторного проекта «Генерация» на площадке «Скороход» состоялся workin-progress показ спектакля Наталии Медведевой «Даня 15 / Полина 35» по ее собственному тексту. Мир спектакля — утопическое будущее, где доказана единая «теория всего», найдены ответы на все метафизические вопросы, а общество пытается выработать законы воспроизводства человечества. Пятнадцатилетний гений Даня (Дмитрий Белыш) предлагает универсальную теорию совместимости, основанную на формуле любви, а его возлюбленная Катя (Алина Никольская) настаивает на отказе от этих правил. В спектакле Наталия Медведева выстраивает мир особенного, странного взаимодействия этих людей будущего в минималистических, предлагающих зрителю самому додумать этот мир декорациях.

В июле на Площадке 51 состоялась премьера спектакля Марии Селедец «День Учителя | 2048» по одноименной пьесе Марии Селедец и Фомы Попова, созданного в рамках лаборатории на Новой сцене Александринского театра. Параллельно создатели спектакля запустили интернет-игру «ДВАДЦАТЬ СОРОК ВОСЕМЬ» в одноименном сообществе «ВКонтакте». Спектакль и интернет-проект создают антиутопический мир далекого будущего, в котором обычные русские крестьяне в условиях невероятного технического прогресса пытаются разобраться в себе и окружающем мире.

Мы поговорили с режиссерами Наталией Медведевой и Марией Селедец и с занятой в обоих спектаклях актрисой Алиной Никольской, чтобы обсудить, как в двадцать первом веке писать пьесы про будущее, зачем в театре существует формат лаборатории и почему (анти)утопии так уместны именно сейчас.

Давид Жарницкий Ты много лет работала актрисой, но сейчас обратилась к режиссуре. Что тебя на это сподвигло?

Наталия Медведева Я поняла, что мне чего-то не хватает и начала заниматься исследованием разных форм, объектами, куклами, текстами, музыкой. Сейчас учусь в РГИСИ на факультете театра кукол.

Жарницкий Чего не хватает?

Медведева Свободы. Возможности для саморефлексии. Жарницкий Почему утопия? Медведева Однажды я, спускаясь в метро, купила книжку Ричарда Фейнмана «Теория неопределенности». Начала листать и с ужасом осознала, что вообще ничего не понимаю. И на обратном пути я купила учебник по физике за седьмой класс… Постаралась все охватить: и физику, и химию, и молекулярную биологию, и астрономию. В итоге я хотела сделать такой моноспектакль, что-то вроде: «Привет, меня зовут Наталия Медведева, и я ничего не понимала, но я разобралась!»

Жарницкий Но чем больше ты узнавала, тем больше, вероятно, возникало и вопросов?

Медведева Да, и фантазий. «А что если?..» На протяжении последних ста лет ученые занимаются тем, чтобы сплести всю науку воедино. И я стала задаваться вопросом, какая она могла бы быть — эта единая «теория всего». Сейчас у меня целая полка научно-популярной литературы, там есть такие клевые книжки, которые хочется поставить сами по себе. Например, «Красоты физики» Фрэнка Вильчека.

Жарницкий Твой основной вопрос — это что делать и как жить, если все уже известно. Теряет свой смысл этика?

Медведева Теряется смысл вообще. Все наши смыслы — так беспомощны.

Жарницкий А что остается? У тебя в спектакле эстетика отсутствия: основа твоей сценографии — это хромакей.

Медведева Вообще неважно, как это выглядит. Зеленый фон говорит зрителю «додумай все сам!», и в голову сразу приходят все эти паттерны про будущее… Я должна признаться, что в первый раз прочитала Стругацких после того, как все это написала. Потом я почитала Лемана. Олдоса Хаксли. Замятина тоже после. Оруэлла я еще не читала.

Жарницкий Любовь.

Медведева Ну я целую пьесу об этом написала. Многие говорят мне, что это даже слишком искренне. Все кончается, а это остается. И неважно откуда, из каких аминокислот. Если мы все уже знаем, то где же зона духовности? В каком месте человека она существует? Но ведь существует.

Жарницкий Ты назвала свою пьесу «метадрамой». Что это значит?

Медведева Это очень честная авторефлексия, которая закладывает в текст все доступные тебе виды самовыражения, не только вербальный. Я попыталась сконструировать новую языковую систему, новый формат человеческих отношений. Например, там герои мать и сын, и они очень друг с другом откровенны. Для нас это, скорее, странно.

В декабре я впервые услышала этот текст из чужих уст, и все начало подтверждаться: то, как он написан, эти короткие предложения — все провоцирует нужный способ актерского существования.

Жарницкий Твои актеры очень разные по своей природе. В чем была специфика работы с каждым из них?

Медведева У меня была очень восприимчивая и тонкая команда. Для Алины было важно формирование обстоятельств, максимально ощутимых для актера, создание самой этой реальности. Диму я попросила прочитать несколько книжек, вот «Биоцентризм» Роберта Ланца, например, — это еще одна теория всего, и она по-актерски практичная, ты можешь взять ее в работу. Потом «Эгоистичный ген» Ричарда Докинза, в общем, я погрузила его в научную составляющую. И это было правильно, потому что Дима Белыш — очень духовный человек, он много занимается своим внутренним развитием. Я боялась давать ему какую-то научную подоплеку, потому что это могло не совпадать с его мировоззрением, но оказалось, что все об одном. Лена Трифонова — очень чуткий человек, она понимает тебя на интуитивном уровне, очень много задает вопросов самой себе. Перед нами стояла необходимость обнаружения нового языка — не отстраненного, не игрового. Мы ставили перед собой задачу генерировать в себе здесь и сейчас те ощущения, о которых мы говорим. Через аффективную память найти тропинку к себе. И может быть, это не так явно удалось на самом показе, но я для себя поняла, над чем нужно работать и что развивать.

 

Проект Марии Селедец и Фомы Попова «ДВАДЦАТЬ СОРОК ВОСЕМЬ» запустился задолго до премьеры спектакля «День Учителя». В паблике «ВКонтакте» авторы каждый день выкладывали тексты об устройстве их выдуманного мира, а кроме того играли с читателями в интерактивную игру в формате викторины: например, пользователи могли придумать свой вариант того, какие призы крестьяне будущего выигрывали в гонках на свиньях, или предложить свою модель идеальной электрифицированной избы. Лучшие ответы награждались баллами игрового рейтинга, а наивысший рейтинг позволял получить билеты на премьеру спектакля.

Давид Жарницкий Что такое «ДВАДЦАТЬ СОРОК ВОСЕМЬ»?

Мария СеледецВсе началось с того, что мы с Фомой Поповым написали пьесу «День Учителя», про жизнь крестьянской семьи в 2048 году. Это оказалась такая плодотворная почва — тот мир, который мы там задали. Нам стало самим интересно в нем разобраться, и возникла идея — писать каждый день по тексту. Мы решили развивать идею — создали паблик «ВКонтакте», в котором каждый день мы публикуем по тексту про один день из будущего в промежутке между 2018 и 2048 годом.

Жарницкий Проект может породить еще какие-то постановки в рамках этого вымышленного мира будущего?

Селедец Еще до того, как мы запустили проект «2048», у нас уже была идея следующего текста, мы начали писать пьесу «Насриер — наследник тамплиеров», тоже про будущее, но там будет немного другой мир: про криптокрестьян, криптомонстров, немного Достоевского и так далее.

Жарницкий Почему антиутопия?

Селедец Уже сегодняшняя жизнь немного напоминает антиутопию. Если попытаться во все вникнуть, приходит много всяких ассоциаций. Мы не ограничены реальностью, а с другой стороны, мы можем говорить про реальность. Это очень свободная форма, которая еще и позволяет посмотреть на все это с юмором. На самом деле сейчас пишется довольно много пьес про то, как все тяжело, плохо и страшно. Но они по большей части такие серьезные, а у нас другая оптика.

Жарницкий И ты анализируешь и критикуешь это современное состояние общества?

Селедец Я бы не стала говорить про критику. Кто я, чтобы брать и критиковать. Это, скорее, сатира. Есть некое отношение к происходящим событиям, и есть какая-то модель развития этих событий. Будем надеяться, что она не осуществится.

Жарницкий Ты же наверняка читала Замятина, Оруэлла, Хаксли, смотрела «Черное зеркало» и так далее. Ты используешь какие-то стереотипы, почерпнутые оттуда?

Селедец Наверное, черпаю, но это происходит бессознательно. Мы пишем вдвоем, и тексты рождаются из пересечения наших мировосприятий и общего художественного поля, но это неосознанный процесс. Как мы с Фомой пишем — я не понимаю, оно само как-то двигается.

Жарницкий Какие тенденции современности больше всего тебя пугают, что есть предмет твоей сатиры?

Селедец Меня волнует невосприимчивость людей. Скажем, повышение НДС на 2 процента — это не просто цифра. Аполитичность людей в широком смысле этого слова, асоциальность.

Я не называю это глупостью, но вот в нашей пьесе персонажи очень наивны. И мы любим этих наивных героев, это наши русские крестьяне, наши потомки — или мы сами. И наивность — это же не всегда плохо, наши наивные крестьяне — они в чем-то чище и лучше, чем мы. Может быть, поэтому наша пьеса — это на самом деле не антиутопия, а утопия.

 

До проекта «ДВАДЦАТЬ СОРОК ВОСЕМЬ» петербургский зритель уже встречался с тандемом Марии Селедец и Алины Никольской: в моноспектакле Алины «MEDEA | МАТЕРИАЛ» по Х. Мюллеру. Этот моноспектакль повергал неподготовленного зрителя в ужас своим натурализмом и жесткой экспрессией, зато открыл талант Алины Никольской выворачивать себя наизнанку на расстоянии вытянутой руки от зрителя в камерном пространстве Площадки 51.

Давид Жарницкий Когда ты пришла в проект Наташи, появилось ли у тебя ощущение дежавю? Чтото вроде «о, я снова играю в антиутопии».

Алина Никольская Актер совсем по-другому воспринимает — изнутри. А изнутри все обстоит очень по-разному, разный подход. Первое, о чем я подумала: ого, я буду играть девочку пятнадцати лет. Но, работая над «Днем учителя», я начала смотреть «Черное зеркало», а когда мы делали «Даня 15 / Полина 35», я стала смотреть «Рассказ служанки». И обнаружила, что эти сериалы тоже на те темы, которые мы сейчас делаем, в обоих спектаклях.

Жарницкий Все чаще выходят похожие фильмы: «Черное зеркало», «Она», «Лобстер»…

Никольская Я говорила Маше много раз, что «Лобстер» — это прямо ее тема. Придуманный мир с правилами, заданными автором. Естественно, очень много источников вдохновения: Замятин очень мне понравился, Оруэлла не чувствую пока, а Хаксли очень люблю.

Жарницкий В спектакле Маши Селедец, по ее словам, все герои наивны, а в «Дане 15 / Полине 35» ты играешь ребенка, но этот ребенок, наоборот, совсем не наивен.

Никольская Мы обсуждали с Наташей, что в пятнадцать лет эта девочка, Катя, уже умнее, чем все мы сейчас. А в «Дне Учителя» прогресс очевидно вошел в жизнь героев, но непонятно, каким способом. У них есть продвинутая техника, но совершенно непонятно, как эти люди могли это сделать, как они вообще могут два провода соединить. Они крайне просты, но очень эмоциональны.

Жарницкий Что вообще такое утопия?

Никольская Берется что-то одно, что становится самым важным для этого общества, а все остальное подстраивается под него. И в итоге все перекашивается, и это получается уже не утопия, а антиутопия. Мне очень нравится «О дивный новый мир». Там есть низшая каста, которая любит то, что она делает, хоть это и не дает им развиваться.

Вроде бы это круто — создать общество, где все всем довольны, но это же жутко. Репетируя «День Учителя», я стала интересоваться новостями. «День Учителя» — это не столько погружение в какой-то искусственный мир будущего, сколько переработка абсурда, который есть сейчас. А мир пьесы Наташи такой искусственный, подавляющий живое, безвоздушный. И герои взрываются в нем.

Жарницкий Что еще преодолевают твои герои?

Никольская В «Дне Учителя» — социофобию. Непонимание, как в социуме вообще хоть както быть. И пускай оно преодолевается в спектакле нелепо и странно, но ведь преодолевается.

Наташе близки какие-то научные идеи. Ее спектакль — это поиск эмоций в мире, где все уже рассчитано и без них.

Мы разговаривали с Марией и Алиной незадолго до премьеры. Сам спектакль показался мне даже не столько попыткой построить какой-то утопический мир будущего, сколько утрированием проблем настоящего — превращением сегодняшней реальности в антиутопию. Это спектакль, апеллирующий к политическим и культурным событиям современности, к нашей истории, переворачивающий все это с юмором и стёбом и чуть ли не призывающий выходить на улицы вершить революцию. Чиносвины и робокуры, электронный рейтинг и Олигарх здесь, скорее, довольно топорные символы — даже когда они очевидно заимствованы из известных сериалов.

Жарницкий Зачем вообще нужны антиутопии сейчас?

Никольская Когда весь Фейсбук кричит о голодовке Сенцова, когда все еще сидит Серебренников… Я смотрю на подростков и вижу, что они намного беззащитнее нас. Не представляю, как это беззлобное, хоть и циничное, поколение встретится с реальностью, если мы и дальше пойдем в сторону тоталитарности, назад.

Жарницкий Мы — это первое поколение, никогда не жившее в тоталитарной системе.

Никольская Почему так интересны антиутопии — нам ведь всегда интересно, что будет дальше, даже если это страшно.

Жарницкий Вроде «а будет ли еще хуже?», да. Спектакль Наташи представляется мне более философским, а Машин более критически-направленным.

Никольская С Наташей у нас разная школа, но это сработало нам в плюс. «Даня 15 / Полина 35» — это спектакль про Наташин внутренний мир. Наташа изучает будущее, как если бы мир состоял из интровертов, а Маша изучает будущее мира, в котором все экстраверты.

Похоже, что и мейнстримные сериалы, и андеграундный театр приходят к тому, что антиутопия — самая удобная форма для свободной фантазии на тему развития реальности. Берут ли авторы какой-то футурологический паттерн или же выстраивают собственный трешово-странный мир будущего, зрителю становится ясно: суть не в деталях прогресса, а в особом взаимодействии людей, попавших в эти условия. И во всех этих утопических, идеальных, но бесчувственных мирах страдающие люди пытаются сохранить свою человечность: через демиургический гений, через осмысление социальной философии, через наивный гуманизм — неважно, через что. В спектакле меняется оптика и динамика: мы смотрим глазами героев, как любой, самый прекрасный идеал становится адом диктатуры и стандартизации. Для нас, поколения «Черного зеркала», стоящего в шаге от колонизации Марса и восстания машин, будущее — это страшный, загадочный и увлекательный квест, в котором мы любым способом будем стараться не потерять себя.

Июнь 2018 г.