
Ставшее привычным определение театр художника особенно звучит в театре кукол, где без визуальной составляющей никак не обойтись, почему здесь невозможны читки и почти не проводятся привычные лаборатории. Некоторые художники-кукольники сами берутся за постановку, потому что изначально созданный ими мир под силу освоить только в самостоятельной режиссуре.
Наиболее успешна в новой профессии оказалась художница Анна Викторова, тщательно собирающая репертуар собственного театра «Кукольный формат». Ее спектакли «Робин-Бобин» и «Всадник CUPRUM» стали лауреатами «Золотой маски», сама она была награждена, правда, как художник.
Викторова никогда сразу не бывает довольна результатом, она может переделать спектакль после премьеры до неузнаваемости. Первый вариант «Аленького цветочка» был перенаселен марионетками, финальная редакция оказалась моноспектаклем Ольги Донец, которая управлялась с на первый взгляд простоватыми народными куклами. «Ошибка студента Раскольникова» — название второй версии «Преступления и наказания».
Критики всегда отдельно отмечают петербургскую тему в творчестве «Кукольного формата»: «Всадник CUPRUM», «Ошибка студента Раскольникова», «Пиковая дама» выстраиваются в трилогию. Говоря об этой теме, стоит упомянуть и огромных кукол, с которыми «Кукольный формат» выходит на улицы города в День Достоевского или болеет за своих на стадионе «Зенит», во главе писательской колонны всегда выступает отец-основатель Петр.
У каждого из художников-режиссеров — своя любимая система кукол, и она всегда не случайна. Викторова чаще всего обращается к марионеткам, в том числе штоковым. Конечно, это наследие работы с Резо Габриадзе, но и в том, как трактует образ города на Неве команда единомышленников, которых стали называть Кукфо, невозможно представить персонажа, ведомого без помощи нитей. В Петербурге судьба у людей особенная, это она толкает персонажей — молодых Петра, Родиона, Германна — на поступок. Но у каждого свой предел прочности.
Молодости противостоит иная крайность. Важными действующими лицами этого города становятся старухи. Именно они — гении места, основанного Петром. В этом мире они — хранительницы тайн и богатств, от них зависят судьбы, они, представ на сцене театра кукол, могут меняться в масштабе и множиться в болезненном сознании героя.
О живущих на пределах человеческих возможностей говорит и Виктор Никоненко. Он также выбирает хрестоматийную литературную основу для своих постановок: это Маркес, Грин, Конан Дойл — «Старый сеньор и…» в ГАЦТК имени С. В. Образцова, «Алые паруса» в Махачкале и «Шерлок. Продолжение» в Московском детском театре теней.
Куклы в авторских спектаклях Никоненко почти всегда человеческого роста, в том числе ангелы. У них могут быть возрастные проблемы с суставами (разумеется, у персонажей, а не у кукол), их лица испещрены морщинами, свидетельствующими об опыте, и у них живые глаза, говорящие преимущественно о страдании. Но в этом кукольном профессиональном всесилии кроется их беззащитность, персонажи в спектаклях Никоненко появляются в момент максимальной уязвимости. Девушке угрожает убийство; ангела изгоняют, когда он теряет драгоценные перья, превращающиеся из красивого символа в мусор; мечта Ассоль также готова рассыпаться в прах. Но в последнюю секунду приходит спасение.
«Шерлок» был задуман как театральный сериал (вслед телевизионным), и это выглядело выигрышно на фоне популярности одноименных сюжетов в советском и западном кинематографе. В едином решении художника Никоненко свои серии создали Светлана Дорожко («Собака Баскервилей») и Кирилл Левшин («Вампир из Сассекса»). Третью часть — «Пеструю ленту» — взял в свои руки сам Никоненко, соединив атмосферу теневого туманного Лондона с объемными объектами опасного и непонятного европейцу Востока с его магическими масками и не знающим поражения оружием. Первый план отдан решительным Холмсу и Ватсону, сыгранным актерами в живом плане, чуть дальше, в черном кабинете, персонажи-куклы и персонажи-тени существуют как будто бы вне конкретного пространства стильных интерьеров, наедине со своими страхами, сомнениями и сожалениями.
Режиссер-пацифист Сергей Иванников не устает говорить о том, что каждый личный человеческий грех неумолимо приближает мировую катастрофу. Впервые это остро прозвучало в экологической постановке Хакасского театра кукол «Сказка» «Athanatomania», режиссером тогда выступил Евгений Ибрагимов. Потом был спектакль «Облачко в пироге» в Хабаровском театре кукол, где, будучи и режиссером и художником, Иванников поместил персонажей старинных английских сказок — старика и старуху — в современный мир.
Вместо колобка они лепят пирог, начинкой которого притворяется облако. Таким образом выпечка приобретает возможность летать, а старики на нем путешествовать. Но их тур вряд ли можно назвать увеселительным.
Пожилая пара почти сразу принимает на себя обязанности спасателей в этом несправедливом мире. Едва открывается занавес — мы видим танковую колонну и слышим взрывы, которые впоследствии прозвучат и в спектаклях Иванникова в Томском театре кукол «Скоморох» имени Романа Виндермана.
Спасают в первую очередь животных, мешающих человеку присваивать власть над природой. У главных кукольных персонажей — живые человеческие руки, и в этой излюбленной системе художника кроется оптимистичный ответ на вопрос, чьими усилиями на нашей планете рано или поздно установится порядок.
Те же образы — старика и старухи — получат в пушкинской сказке о золотой рыбке иную, пессимистичную трактовку. Персонажи лишены слов — текст зрители и так знают наизусть, а необходимые стихи проецируются на экран-занавес при смене сцен в черном кабинете. Амбиции Старухи приводят землю к катастрофе при молчаливом соглашательстве Старика. В предвкушении звания владычицы морской пожилая дама входит в раж и играет с земным шаром, словно мячом. И вот уже — вместо пушкинских строк — проекция ядерного взрыва. Предостережение, которое появляется в спектаклях Иванникова, как подпись на картине живописца.
С помощью пьесы Аррабаля «Пикник» Иванников окончательно приходит к выводу, что шансы наступления гуманитарного краха множит даже вежливое равнодушие. Здесь привычные танки уже не скрывают, что они игрушечные, их производство в прологе соразмерно с производством крестов и венков, которые в промышленных масштабах с заведенным и завидным упорством изготавливают руки в красных перчатках. И этот зачин выглядит во многом интереснее основного действия, метафоры сильнее бытового актерского существования.
Родители приходят к военнослужащему сыну, привозят продукты для пикника в его детской коляске вместе с соской и погремушками. Инфантилизм позволяет всем персонажам до трагического финала пребывать в уверенности, что война — это детские игры и пафосные парады. Здесь единственно возможная при такой системе кукол фронтальная мизансцена уже не только работает на тему (куклы «нашего» солдата и «неприятеля» созданы в мастерских принципиально по одной заготовке и отличаются только цветом волос), но и успевает продемонстрировать ограниченные возможности избранной системы.
И вспоминая заразительных «Соседей» — спектакль о Лисе и Медведе, поставленный Иванниковым в Абакане десять лет назад, — думаешь, что, возможно, бытовой комедии эти куклы идут больше, нежели апокалипсической трагедии.
Все три художника и режиссера — и Викторова, и Никоненко, и Иванников — работают в технике черного кабинета. Зрители не видят лиц актеров, не знают, сколько человек управляется с каждым персонажем и работает «на помощи». Если же отвлечься от технических особенностей, то философия черного кабинета позволяет им создать бескрайний космос в замкнутом пространстве.
Апрель 2018 г.
Комментарии (0)