Со времен царя Гороха считается, что театр кукол — меньшой брат драматического театра. Тут имеют в виду и скромность формата, и неизбывную детскость в характере его творцов. Должно бы обидеться, но ведь известно, что в фольклоре меньшой брат хоть и «вовсе был дурак», да только с ним одним необычные и сказочные события приключались.

О Малом театре кукол как ни говори, все одно выходит: мал, да удал. Он сам себе и сказочник, и главный герой, и черт из табакерки, и ларчик с секретом… Неудивительно, ведь театр не был учрежден «по высочайшему указу…», а собрался практически как колобок — по амбарам да по сусекам. Произошло это чуть больше двух лет назад по инициативе Чакчи Фросноккерса — ныне художественного руководителя, а на тот момент — студента 3-го курса режиссерской мастерской Т. Стависской.

«Король умирает». Сцена из спектакля. Фото П. Назаровой

Скоро сказка сказывается, да не скоро театр разрастается. Жизнь МТК началась со спектакля «Король умирает» по пьесе Э. Ионеско (2016), который долгое время был единственным в репертуаре. Но к середине 2018 года афиша Малого театра кукол пополнилась — девять спектаклей пяти режиссеров: Чакчи Фросноккерса («Оркестр» Ж. Ануя, «Король умирает» Э. Ионеско, «Дом Бернарды Альбы» Ф. Г. Лорки, «Мой дедушка был вишней» А. Нанетти, «Шепчущий мост» по мотивам японских сказок); Варики Купоровой-Экономски («Лир» У. Шекспира); Алексея Синицына («Дон Кихот» М. де Сервантеса); Веры Каратаевой («Алеутские сказки»); Александра Лялюшкина («Летают» Ч. Фросноккерса). Не останавливаясь на этом, МТК нарабатывает и детский репертуар (на начало нового сезона планируются сразу три премьеры: «Дюймовочка», «Сказка о мышонке», «Шалтай-болтай»), а также пополняет вечерний — в сентябре должен выйти спектакль по пьесе А. Чехова «Чайка».

С. Дёмин-Левийман (Лир). «Лир». Фото П. Назаровой

Взятые за основу тексты удивляют своей монументальностью и сложностью. Разброс тем, жанров, форм, стран — результат поиска режиссеров, которые не боятся браться в «малом формате» за трагедии, эпопеи и мифы. А приглядишься к спектаклям по отдельности — тут-то думы думные и одолевают стаей вороновой. При всем разнообразии названий повествование в каждом случае строится, последовательно вторя логике текста, не нарушая границ истории. Время выжато до основных поворотных моментов от завязки до разрешения конфликта. В этом смысле МТК общается со зрителями достаточно прямолинейно, не поражает парадоксальностью, не возмущает, не вызывает на конфликт. Не любить эти поучительные, доверительно поведанные истории так же сложно, как находить в них какую-то смелость высказывания, новаторство.

Состоящий из работ нескольких режиссеров и хореографа (Александр Лялюшкин) репертуар при разнообразии авторских взглядов словно бы намеренно выстроен согласно магистральной линии и следует за ней, как за волшебным клубком, сквозь буреломы и чащи литературного материала. И это при том, что внимание художественного руководителя сосредоточено исключительно на драмах, а его коллег — на различных игровых жанрах. Вот и получается, что в деталях различаются, но в общем построении сходятся, как двое из ларца, философский «Лир» и жизнерадостная клоунада «Дон Кихот», японский «Шепчущий мост» и испанский «Дом Бернарды Альбы»…

В. Купорова-Экономски (Бернарда). «Дом Бернарды Альбы». Фото Л. Ердеева

Как постановкой в этом молодом театре занимается не один, но многие, так и оформлением спектаклей заведуют сразу пять мастериц: Варвара Волконская («Король умирает»), Ульяна Елизарова («Мой дедушка был вишней», «Дом Бернарды Альбы», «Шепчущий мост», «Оркестр»), Александра Першай («Дон Кихот, «Летают»), Елизавета Гуляева («Лир»), Юлия Гамзина («Алеутские сказки»). Глаза, как в конфетной лавке, разбегаются. И действительно, у каждого спектакля свое послевкусие, свой цвет, настроение. Но если ослепительно желтый наряд клоуна в «Дон Кихоте» или японские маски демонов в «Шепчущем мосте» при первом появлении притягивают взгляд, то уже через какоето время они, как заколдованные, опутанные одинаковым повествованием, теряют уникальность, и поди сыщи теперь красну девицу среди стаи одинаковых лебедиц.

Запасаешься заметками на полях да наблюдениями из зрительного зала и отправляешься добывать разгадку чуду чудному, диву дивному. Неспроста ведь всем без исключения спектаклям МТК свойственна «бедная» эстетика. И прежде всего эта аскетичность касается материалов. Сценическое оформление весьма скромно. Как правило, это вертикально ориентированные полотна, служащие либо фоном и кулисами, либо использующиеся в действии как часть предметного мира. В спектаклях «Король умирает», «Летают» и «Оркестр» оформление вовсе отсутствует. Из предметов — самые простые вещи повседневного быта: столы, стулья, скамья и гримерный столик, корзина для белья и велосипедное колесо, садовая тачка и т. д. Привлекает не сам факт этой простоты, но то, как режиссеры и художники работают с материалами, организуя вещный мир и отдельные смысловые линии в сюжетах. Так, в спектаклях «Лир» и «Алеутские сказки» круглый вращающийся столик-трансформер становится и экраном для театра теней, и пространством истории (зал королевского замка, лес, полянка с хижиной), и символичным предметом (зеркало, бубен). В «Оркестре» гримерный столик — это одновременно и сцена, а скамья в финале превращается в ящик, неизбежно напоминающий гроб.

В. Купорова-Экономски в спектакле «Дон Кихот». Фото П. Назаровой

Костюмы, хоть и соответствуют общей однозначности и «бедности», при этом невероятно красивы в своей простоте. Особенно в спектаклях «Шепчущий мост» (льняного, травяного и земляного цвета балахоны и халаты), «Мой дедушка был вишней» (просторные рубаха, штаны и сарафан из небеленого льна), «Дом Бернарды Альбы» (белоснежные платья в пол). В спектаклях «Лир» (скомороший наряд с традиционным шутовским колпаком), «Дон Кихот» (узнаваемый клоунский костюм) и «Оркестр» (черное многослойное платье с нашивками и карманами, в которых скрываются второстепенные персонажи) костюмы уже иллюстративны, подчинены жанровой парадигме: балаган, клоунада, монодрама.

Куклы закономерно возникают из частей одежды актеров, драпировок, предметов и уже через секунду действуют как персонажи со своими голосами и историями. Природа их не остается формальным элементом и играет определяющую роль для характеров. В «Король умирает» кукольные герои вторичны, они часть абсурдистской реальности пьесы Ионеско, возникают здесь и сейчас: их создает болезненное воображение главного персонажа — короля. По форме «Лир» — ярмарочная прибаутка, поэтому персонажи вечной трагедии Шекспира — условны, это, скорее, детские куколки, наспех слепленные шутом-рассказчиком для наглядности и потехи. Но здесь же сохранен трагедийный подтекст, горькое осознание Лиром своего положения: глупые куколки — это и игрушки в руках короля-самодура, и явная иллюстрация того, как ничтожные события (грубое слово, невнимательный взгляд, неверное решение) погубили великана. Появление куклы в спектаклях неотделимо от ее места в сюжете. В моноспектакле «Оркестр» Мадам Ортанс (Вера Каратаева) становится буквально человеком-оркестром: все подопечные расположены в складках ее сценического костюма и появляются согласно ее воле. В основном в МТК работают с планшетными куклами: детально вылепленное из папье-маше лицо/маска и свободно струящаяся ткань, заменяющая тело. По сердцу им они или другие причины в ограниченности выбора?..

«Мой дедушка был вишней». Сцена из спектакля. Фото П. Назаровой

И как бы ни хотелось сказке сохранить границы владений неприкосновенными, да только реальность и через околицу преспокойно проникнет, и порог дома, ноги не вытерев, переступит. Нельзя не заметить, что материальные возможности театра напрямую влияют на спектакли. МТК понимает это и пытается обратить в игру. И если предметы, материалы охотно подчиняются фантазии постановщиков, то с пространством без должной поддержки не повоюешь. Все три площадки, с которыми сотрудничает МТК, — музей Достоевского, театр «ТриЧетыре» и театр ЦЕХЪ — камерные черные «коробки», в которых зрительские ряды (да и не ряды, а так, рядочки) располагаются амфитеатром. Вот и получается, что спектакли существуют в помещениях, совершенно не предназначенных для театра кукол: не выставить тропу для марионетки, не затемнить актера для паркетной куклы, не совершить перемену персонажей за кулисами из-за их отсутствия. Кто знает, к какому типу куклы обратились бы режиссеры, если бы могли?

И если такой формальный элемент, как музыка, практически не играет в спектаклях, оставаясь прямолинейно-описательным, то скудное освещение просто не справляется с облагораживанием пространства, захлебывается своей бестолковостью. Освещение в подавляющем большинстве случаев ограничено узконаправленным белым светом (для выхватывания из темноты сцены того или иного персонажа) и тремя цветами: синим, красным и зеленым, что не всегда отражает специфику обозначенных персонажей, пространств или слишком очевидно на них указывает. Из спектакля «Лир» не ясно, почему замок одной дочери окрашен в синий цвет, а другой — в красный и что изменится, если их поменять местами. А в «Шепчущем мосте» и «Алеутских сказках» обозначение растительного мира зеленым фильтром безуспешно прикрывает отсутствие богатой декорации и драпировки. Те же канареечный «Дон Кихот» и белоснежная «Бернарда Альба» тонут в черноте пространства, оставляя скорее гнетущее ощущение, чем волшебное…

Да вот только Иванушка в сказке потому дурачком перестал слыть и царевичем прозвался, что, все трудности да преграды преодолевая, к заветной мечте устремился и без устали шел, взрослея и умнея не по дням, а по часам. И МТК теперь путь держать стоит решительно, не по сторонам глазея да страшась непроглядной черноты, а заручившись поддержкой героя-помощника (чем кукла нехороша на эту роль?), к самим себе прислушаться да присмотреться. Сейчас практически во всех спектаклях актеры, играющие в живом плане, нарочито громко и явно обращают на себя внимание в тех сценах, где роль отведена им, чтобы в сценах, где работает только кукла, манера игры (резко другая по настроению или «успокоенная» интонационно) создавала контраст и позволяла кукле не теряться в этом черном вакууме. В спектаклях «Дом Бернарды Альбы» и «Оркестр» персонажи-куклы комичны и гротескны, для контраста актрисы играют с преувеличенной трагедийной нотой, что не всегда оправдано. В спектакле «Шепчущий мост» предполагаемая театром Но манера игры актеров, скрытых маской, нарушается вживанием в роль, когда на первый план выходят главные действующие лица истории (куклы).

С главной своей бедой театру еще только предстоит справиться. А она не из мелких неприятностей: слишком узкое понимание возможностей куклы и способов общения актера с ней. Психологическая манера игры, вживание в роль, оправдание поступков персонажей стирает грань между этими двумя, что, в свою очередь, создает впечатление игры в куклы в примитивном значении. Сдюжит ли меньшой братец — это уж, как говорится, время покажет да рассудит. Благо, давно и стар и млад усвоил, что сказка — в первую очередь намек, а уж потом — ложь да художественные допущения.

Август 2018 г.