Совершенно не представляя себе судьбы журнала в 2015 году, но реально понимая, что этот номер может оказаться последним «бумажным» и мы в дальнейшем расположимся, сообразно финансовым возможностям, только на просторах Интернета, мы решили сделать «Номер забытых рубрик». Потому что в Интернете-то нет никакой разветвленной рубрикации.

Каких только рубрик у нас не было, они возникали и затухали…

Рубрика ПАМЯТЬ ПРОФЕССИИ просыпалась редко, но иногда мы возбуждали свое самосознание. В этом номере впервые исследуется феномен устной театральной критики. Мы много ездим (сама я только вчера вернулась из Нижнего, посмотрев-обсудив на труппах за неделю 16 спектаклей — и это обычный режим в такого рода деятельности…). Но каковы принципы устного рецензирования? И российский ли это феномен? Беседа с одним из самых влиятельных британских критиков Майклом Биллингтоном заставляет усомниться…

Рубрика УЧИТЕЛЯ возникла в самых первых номерах «ПТЖ», долго существовала, потому что нам, старшим, хотелось писать о своих учителях. И пока список не был практически исчерпан, рубрика жила. И логично увяла. Этой осенью к юбилею театроведческого факультета мы с Е. Тропп собрали книгу «Учителя» (см. рекламу на задней обложке). «Герои книги — только старшие поколения педагогов нашего театроведческого, — написано во вступлении. — Отчетливо сознаем, что уже у нескольких поколений студентов есть и другие учителя. Но пусть эти следующие поколения и делают следующие книги про них — про нас… Мы же продолжим рубрику „Учителя“ в журнале». И вот — выполняем обещание.

ВЫХОД В ГОРОД пару раз возбуждал перья: вытащив жребий, авторы отправлялись отсматривать текущий репертуар. «Более страшного дня в моей жизни не было. Играем рядовой спектакль, в полноги, как всегда, когда никто не видит, и вдруг известие: критик в зале. Мы просто-таки сбились с текста…» — говорил знакомый актер… Нынче вылазка в город слилась с ДЕТСКИМ ДОМОМ…

КУКОЛЬНЫЙ ДОМ снова населили куклы Резо Габриадзе. И захотелось не отдавать их в привычные руки (например, в мои, описавшие Тбилисских марионеток уже вдоль и поперек), а посмотреть на легендарные спектакли «новыми нынешними» очами — тех, кто видит их впервые…

ПРОЦЕСС, ДОМАШНИЙ КИНОТЕАТР, МУЗЫКАЛЬНЫЙ ТЕАТР… ПАМЯТИ… В этот раз мы провожаем человека, лицо которого чаще всего смотрит на нас с редакционных стен, увешанных фотографиями. Провожаем нашего большого друга, режиссера Арсения Овсеевича Сагальчика…

Рубрика ДИРЕКТОРА ТЕАТРОВ, ИЛИ ТЕАТР ДИРЕКТОРОВ была заброшена лет десять: ни персонажей, ни проблем… Нынче три директора — Кирилл Крок, Светлана Учайкина и Ильфир Якупов — возникают крупным планом…

Когда-то одним из первых персонажей «Театра директоров» был Борис Мездрич, только что принявший Новосибирскую оперу. Сегодня он, один из лучших театральных руководителей страны, оказался бы трагическим героем другой рубрики — БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ. Она не «отоварена» в номере, хотя ровно под ней должен был бы находиться сюжет о «Тангейзере», отрецензированном в музыкальном разделе. Поэтому открою ее здесь. Дело-то принципиальное, «великое противостояние в Великий пост»… Буквально позавчера, обсуждая в Нижегородском ТЮЗе «Кабалу святош», я подумала, что впервые с момента написания пьеса Булгакова стала не столько историей о художнике и власти, сколько драмой антиклерикальной. Это предчувствовал в своем учебном спектакле пару лет назад Анатолий Праудин, но тогда еще все представлялось некой абстракцией. А вот сейчас, когда митпрополит Новосибирский и Бердский Тихон в Великий пост затевает судебный иск об оскорблении чувств верующих против директора театра Бориса Мездрича и режиссера Тимофея Кулябина, это ужасающая реальность… «Тангейзера» митрополит в глаза не видел, про «скандал», случившийся вокруг спектакля, лукавит — и действия его, нарушающие заповедь «не лги», наносят в этом смысле оскорбление мне как части Русской православной церкви. Что может быть более греховным, чем разжигание розни в православном сообществе, да еще в пору наибольшего смирения, терпения и самоограничения, какой является Великий пост?..

А дальше бесы начинают гулять-кружить… И в период «недеяния» на митинг выходят агрессивные активисты-бесогоны с плакатами, и уже штатный священник Свято-Михайловского собора Ижевской епархии В. В. Андрианов пишет донос губернатору на режиссера Максима Соколова и его спектакль «Метель» по пьесе В. Сигарева (когда батюшка нагрешил и посетил театр, не в пост ли?). Письмо малограмотное («оскарбил», «вымагатель»), в этом смысле оскорбляющее меня нерадением священника на ниве постижения родного русского языка, и полнящееся глухим, темным недовольством: ему, штатному, не нравится сценический священник. Видимо, скоро малограмотный батюшка — непосредственно в Год литературы — попросит запретить часть классической русской словесности, поскольку Чехов, Толстой и прочие классики (да что там, Пушкин!) духовенство часто ох как не жа ловали…

В этом сюжете сошлась вся темнота нашей социальной ситуации с мракобесными думскими законами, открывающими дорогу доносительству всякого рода. Погружая темный оболваненный народ в новое Средневековье, превращая светское государство в клерикальное, власть надеется, что так будет легче манипулировать людьми и цензуровать искусство «снизу» — не со стороны партии и правительства, а «мнением народным», взглядами «православных активистов», казаков и вот теперь — попов… «Современного обывателя трудно уговорить быть верующим, но легко уговорить быть фанатиком», — писал С. С. Аверинцев…

Но парадокс вот в чем. Перерабатывая историю греховного поэта Тангейзера, Кулябин превратил его в кинорежиссера, снимающего рискованный фильм об утехах Христа в гроте Венеры (на неправославном Западе таких ведь полно, в буржуазном-то мире разложения…) — и точно так же отверженного обществом, как Тангейзер-поэт. То есть, строго говоря, Тангейзер в спектакле терпит крах, а Тимофей Кулябин становится защитником христианской морали. Но «предан поруганию», как заметил на суде эксперт-религиовед Б. Фаликов. Поскольку митрополит спектакля не видал, Вагнера не слыхал, персонажа от режиссера отличить не может — гуманистически настроенный режиссер оказывается богохульником…

Как ни покажется это странным, я даже в какой-то мере рада за Тимофея Кулябина. Потому что давно считаю — художник пишет себе биографию собственными текстами, «накликивает» судьбу. Написанное, поставленное, сочиненное возвращается к нам в первой реальности, если текст художествен. В этом смысле Тимофея Кулябина можно поздравить: реакция на его спектакль оказалась такой же, как сочиненная им реакция общества на фильм кинорежиссера Тангейзера. Вторая реальность воплотилась в первой — и это настоящий успех, свидетельствующий: Кулябин — художник (не всякому везет пережить воплощение сочиненного мира в мире реальном). Наверное, это шок для молодого режиссера, но шок продуктивный и, я уверена, — благодатный в творческом отношении.

Но эта печальная история — еще одно доказательство в пользу «отлучения театра от церкви». Знаете, мы затаскали это — «театр-храм, храм». Никакой он не храм. Он — театр. И мне в той же мере не близки посягательства театра на церковные сюжеты, в какой и посягательства церкви на театральное пространство. Они должны быть разведены раз и навсегда. Не буду углубляться в вопрос, вспоминать «Татьяну Репину» и «Ксению. Историю любви» Фокина, «Плач Иеремии» Васильева, вбивавшего в православный распев агрессию ветхозаветного текста… Я писала о каждом из этих спектаклей, они казались мне ложными — так же, как кощунственной казалась организация церкви в театре «Школа драматического искусства» (теперь есть молельная комната в Смольном… Чем это отличается?).

Короче, в какой-то мере доигрались, нарушили границу соседнего государства — РПЦ. Новая мода брать у иерархов церкви благословение на ту или иную постановку (а примеров море) оборачивается стиранием границ. Если вчера батюшка был принят в театре и освящал его стены, благословлял режиссера на начало репетиций (бред вообще-то…) — то почему назавтра ему не вмешаться в дела подведомственного «храма искусства»? И вот в результате митрополит Тихон уже относится к театру как к филиалу РПЦ…

Да, театр, несколько веков находящийся в пределах христианской культуры, абсолютно не может обойтись без философии христианства, без его категориальности, без его заповедей и мифологем. Но у нас-то по сценам бродят натуральные святые — и никого это не оскорбляет, а какой-нибудь «Золотой витязь» еще и приветствует персонажей с нимбами из новогодней мишуры… Тяготение театра к сакральному пространству церкви вызывает ответное неадекватное тяготение церковников к тоже посвоему сакральному пространству искусства. А разницы между религией и искусством они не ведают, как не ведают многие, что икона — не предмет искусства, а форма молитвы и поста.

Короче, я бы отлучила театр от церкви, а церковь от театра раз и навсегда. Богу — богово, кесарю — кесарево, театру — театрово.

Но в ближайшее время это едва ли получится… Потому что, несмотря на прекращение административного дела за отсутствием состава преступления, Минкульт требует от Мездрича извиниться перед верующими, а Новосибирская епархия обращается в Минкульт с требованием снять спектакль. И режиссеру, не приведи Господь, грозит новый иск и уголовная статья…

«Я все равно паду на той, на той единственной, Гражданской»… Мы, общество, живем в состоянии гражданской войны и постоянной самообороны. Время тяжелое, как свинец.

До театра ли? «До театра ли?» Может быть, это новая рубрика?..

Март 2015 г.