Л. Ауэрбах. «Татьяна».
Московский музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко.
Хореография, декорации и костюмы Джона Ноймайера

Примечательно, что столичный МАМТ начал диалог с Ноймайером в ту пору, когда хореограф перестал быть сочинителем и философом танца, каковым слыл предыдущие тридцать лет. Именно к моменту выпуска грандиозного «Нижинского», к 2000 году, когда команда из «Стасика» взялась прицельно изучать творчество хореографа, чтобы попросить его поставить что-то подходящее для самого драматического из всех российских музыкальных театров, Ноймайер сложил с себя полномочия Ноймайера 70-х, 80-х и 90-х. Ноймайер-симфонист и Ноймайер-абстракционист перестали существовать, хотя формально балеты чистого жанра он выпускал — например, «Звуки пустых страниц» на музыку А. Шнитке в Мариинском театре (2001) или «Прелюдии CV» на музыку Л. Ауэрбах (2003), но и они, как позже стало понятно в контексте его других значимых постановок 2000-х, были тщательно завуалированными портретами, своеобразными байопиками людей, с которыми хореограф дружил. Здесь показательны его новейшие хореографические адаптации симфоний Малера — Седьмая симфония, инкрустированная в балет «Песни ночи» (2005), и Десятая, легшая в основу «Пургаторио» (2011). Чистой графики, скульптурных построений, ровных линий, как в балетах «Третья симфония» и «Пятая», будто и след простыл, зато в программках «прописались» и Густав Малер собственной персоной, и Альма Шиндлер, и даже учредитель Bauhaus Вальтер Гропиус! Впрочем, период байопиков в творчестве Ноймайера тоже подошел к концу, открыв дорогу другому увлечению хореографа — балетами с быстрой, как в кино, сменой картин. «Татьяна», о которой пойдет речь ниже, первый шедевр этого жанра.

Д. Соболевский (Онегин), Д. Вишнева (Татьяна). Фото О. Черноуса

Спасибо грамотным менеджерам из МАМТа за то, что «прожили» с Ноймайером десять лет и получилизаслужили в минувшем ноябре эксклюзив. Рожденная вслед за «Нижинским» в 2002 году «Чайка» прилетела в Москву в 2007-м и стала символом любви гамбургского балетмейстера к русскому театру. «Чайка» была одной из первых работ, к которым Ноймайер сам создал костюмы и декорации. Этот факт поместил ее в список новаторских спектаклей Ноймайера, хотя по форме «Чайка» тяготеет к другой смысловой группе — к серии его «балетов о балете», когда герои литературного произведения вовлекаются в историю балета, становясь хореографами и балеринами, и когда балетные артефакты (лебеди, перья, пуанты) обыгрываются внутри сюжета. Греза об императорском балете сформировала сюжет ноймайеровского «Щелкунчика», Джульетта и Аврора через постижение искусства танца взрослели, познавали мир таким причудливым образом. В «Иллюзиях как в „Лебедином озере“» появляется лебединый король Людвиг, который собственноручно ставит балет «Лебединое озеро», и т. д. В «Чайке» представлена дуэль балетмейстеров, олицетворяющих старое и новое искусство.

В «Русалочке», которая некоторое время была в репертуаре МАМТа до того, как «пришла» «Татьяна», главная героиня, стремясь стать достойной Принца, через боль и слезы овладевает пуантовой техникой… Но «Чайка» и «Русалочка» — это, пожалуй, последние образчики спектаклей, описывающих балетное творчество как творчество par excellence, о котором Ноймайеру удобнее всего говорить на родном языке балета. В «Татьяну» тема творчества тоже войдет, но в новом балете Ноймайеру важно именно сочинение на листах бумаги, он выстраивает из писем и рукописей героев целую историю.

Итак, «Татьяна», которая сначала была три раза сыграна в июне 2014 года на фестивале Hamburger Ballett Tage силами труппы Ноймайера, отправилась в Москву. Причем в Гамбурге приготовили только один состав, а в Москве в присутствии Ноймайера — целых три. Предпосылок возникновения «Татьяны», а не «Анны Карениной» или «Братьев Карамазовых» было несколько. Во-первых, Ноймайер созрел для очередного полемического разговора с создателем балета «Онегин» Джоном Крэнко. Когда хореограф выходит на новый творческий этап, делает ребрендинг своего стиля, он всегда дает символический «звонок» своему учителю и старшему другу. Дедушка драмбалета «Онегин», по мнению Ноймайера, требовал как оммажа, так и апгрейда. Во-вторых, к «Евгению Онегину» его привели поиски уникальной русской героини, которая бы не походила ни на героиню одноименной оперы Чайковского, ни на чуть ходульную Татьяну Крэнко. Ноймайеру хотелось взорвать рутину замшелых представлений немцев о творчестве Пушкина, которое сам внезапно открыл для себя в ином, чем раньше, свете. Он взял свою Татьяну напрямую у Пушкина, минуя посредников. И последняя и главная причина — откровенный феминизм позднего Ноймайера, если так можно выразиться. Отныне женская тема в его балетах звучит отчаянно и громко, женщина не становится больше объектом чьих-то грез, наоборот, нам открыто предлагают взглянуть на мир глазами главной героини — Альмы Малер или Татьяны Лариной, и этот мир будет меняться вместе с ней и только так.

«Татьяну» Ноймайер также делал от начала до конца сам — костюмы, декорации, концепция. Когда-то он дерзнул взять в руки камеру и снять телевизионный фильм «Дама с камелиями». Он не испугался, потому что знал, что материал поддастся, так как сам заложил туда киноприем наложения картинок, когда прошлое вплетается в настоящее, как мы привыкли видеть в кино. Это было великолепное ноу-хау Ноймайера 70-х, о котором не особенно много писали. В «Татьяне» он использовал прием, который позаимствовал у Андреа Бретт, вдохновленный ее постановкой оперы «Евгений Онегин» в Зальцбурге. Ему понравилось, как запросто она параллелит сюжетные перипетии романа — выдает Татьяну замуж и одновременно закапывает в могилку ее старушку няню. Он идет еще дальше и отказывается от какой-либо линейности повествования. Эпизоды романа «бегут» в балете друг за другом, как в запрограммированном лектором слайд-проекторе. Легкие, геометрические декорации спускаются с колосников, организуя мини-миры для главных героев. Пространство Татьяны — окошко, плюшевый медведь — всегда возникает справа, кабинет Ленского с фортепиано — в центре в глубине сцены. А Онегину и Ольге место не отведено, они возникают как черти из табакерки вместе со своим романным скарбом.

Спектакль начинается с того, что на спящую на полу Татьяну «нашагивают» двое мужчин в черных пальто с пистолетами, мимо нее проносятся призраки и похоронная процессия. С таких неформальных похорон пресловутого дяди Ноймайер начинает петербургские сцены Онегина. Сплошной гротеск! Гладковыбритый отвязный красавец (Дмитрий Соболевский) просыпается дома в окружении дюжины девиц, прогоняет их прочь, пьет кофе и бежит на свидание с еще одной дамой в городской сад, а в ночи устремляется в театр рукоплескать балерине Истоминой, блещущей сусальным золотом в роли Клеопатры.

Сцена из спектакля. Фото О. Черноуса

С Татьяной все устроено сложнее — трудно определить, что с ней происходит наяву, а что во сне. Татьяна погружена в книги, она проживает жизнь романных героев, примеряет их чувства на себя, плачет их слезами, горит их страстью. Она не делит мир на реальный и мир «секонд-хенд», мир «с чужого плеча», как говорит Ноймайер. Поэтому ожидаемый, романный жених приходит к Татьяне во сне в виде вампира лорда Рутвена, с чертами Онегина, естественно, а пророческое подсознание кидает ее в объятия реального мужа, пока скрывающего свой облик в гриме медведя. Байронический бесплотный вампир-тень ее притягивает, мужиковатый медведь пугает. Рутвен приходит не один, а окруженный свитой других романных симулякров — Юлией д’Этанж и ее учителем Сен-Пре, сарацином Малек Аделем и его любовницей Матильдой, Хэрриет и Грандисоном.

В уютном уголке Ленский (Алексей Бабаев) пишет оперу «Ольга». У него есть ответ на вопрос о смысле бытия — он беззаветно любит и знает, как выразить свою любовь. Для достижения этой цели ему не нужны книги и грезы, как Татьяне, и он чужд онегинского скепсиса. Ленскому удобно и комфортно в одежде неформала — джинсы и рубашка не сковывают его полетных прыжков.

Знакомство героев, любовные сцены Ольга—Ленский, письмо Татьяны, объяснение, балы с гостями и ряжеными, дуэль — все это Ноймайер описывает своим фирменным почерком, и только эти сцены и можно назвать чисто танцевальными в балете, однако его смысловые пазлы складываются из другого.

Хореограф набирал материалы к балету в Белых Столбах, его заинтересовали документальные кадры 30-х годов, которые и стали временем действия балета, разрезаемым трижды реальным пушкинским временем, олицетворяемым грозными близнецами-дуэлянтами. Понимая, как значимы были стихи Пушкина для российской прогрессивной аристократии, и памятуя о его пророческой функции в русской истории, Ноймайер ищет аналогии отношений поэта и власти в XX веке, более близком и понятном нам. Ему показался подходящим период предвоенной стагнации, когда соцреализм бронзовел, а авангард 20-х уходил в подполье или на плаху. В этом смысле Татьяна — немножко Анна Ахматова и немножко Любовь Орлова, аристократка духа, обутая в валенки и закутанная в павловопосадский платок, стойкая как сталь внешне и хрупкая, как венецианское стекло, внутри. Татьяна Ноймайера не революционерка ни в коем случае, но она сильная героиня, и становление ее личности чрезвычайно интересно описано Пушкиным и прочитано хореографом. Не так важно, что Татьяна смогла отказать Онегину, когда он пришел умолять ее на коленях. О трагическом финале их любовной истории за 200 лет и так пролито немало слез. Интересно, как Пушкин выводит свою сильную героиню из мыльной культуры ричардсонов, не разрешает ей принять решение из рук Клариссы и Юлии. Они ей даже больше не снятся, она разорвала фрейдовскую пуповину. Вот этот определенного рода феминизм, который был у Пушкина в начале XIX века, и есть самое притягательное, что разглядел Ноймайер. Татьяне (во сне, конечно) выпало кататься по сцене с медведем, который перед тем сорвал ее шелковое платьице, Онегин вваливается в ее окно в пиджаке в облипочку на голое тело — да, она посмела. И посмеет в убогой коммуналке, в которую превратилась ее чудная детская с сидящим на полу медвежонком, выставить за дверь лишнего в ее гармонии с самою собой человека. Почему творчество Пушкина упорно не сравнивают с романами его младшей современницы Джейн Остин? Потому что эти романы описывают человеческие характеры. Да, они показаны в динамике, но ни одна из героинь Джейн не перерастает мир своих юношеских грез, и главной целью девушек Остин остается поход к алтарю. Татьяна Пушкина и Ноймайера — богаче духом.

Д. Вишнева (Татьяна). Фото О. Черноуса

А Онегин — пустозвон, он не находит, потому что не ищет, не становится счастливым, потому что ему не снятся сны. Ноймайер расправляется с Евгением очень жестоко в финале. Хореографа обычно ругают за длинноты и повторы, в «Татьяне» они тоже есть и изрядно раздражают. Но всмотримся. Когда Онегин возвращается из заграничного турне и встречает на балу Татьяну, он думает, что лучше всего будет написать литературоцентричной даме письмо. Идет домой, пытается сосредоточиться, режет сцену шпагатами, пока его, бесплодного, не накрывают видения — повторы из первого акта. В том числе и злосчастная отповедь Татьяне, дуэль и бесконечные листочки партитуры Ленского «Ольга». Это его первая в жизни фантасмагория, погружение в Татьянин мир, где подсознательное дает ключи от неведомых дверей. Прагматик Онегин спотыкается во сне о труп Ленского, тот поднимает руку и передает ему готовенькое письмо к Татьяне. Онегину ничего не остается, как взять его. Унижение? Конечно! Попранный им алтарь дружбы? Конечно! Немыслимое место, и такое пушкинское — дружба—литература—любовь. Все это есть у погибшего Ленского, и ничего у Онегина. Он здесь лузер.

Несколько слов о Диане Вишневой — Татьяне. Петербургская и нью-йоркская прима станцевала ярко, выразительно, экспрессивно, ее пластика выдавала блестящего знатока ломаной хореографии XXI века и верного адепта драмбалета и неоклассики, но образ рефлектирующей героини русской литературы у Вишневой вышел плоским, недостоверным. Она эксплуатировала два состояния — флегму и страсть, но сплавить их вместе в неповторимый ускользающий образ прекрасной Татьяны Вишневой не удалось. О музыке сказать нечего, кроме того, что композитор — Лера Ауэрбах — создала пригодную для балета партитуру аккурат по либретто хореографа. Балетных композиторов сегодня мало, пишут они медленно и неохотно, поэтому спасибо Ауэрбах за то, что взялась за работу и сделала ее добросовестно.

Февраль 2015 г.