«Бёрдмэн».
Производство кинокомпании «20th Century Fox».
Автор сценария и режиссер Алехандро Гонсалес Иньяритту

На хрестоматийный для каждого русского вопрос «Отчего люди не летают, как птицы?» мексиканский режиссер Алехандро Гонсалес Иньяритту дает однозначный ответ: летают. Факт наличия пусть не реальных — метафизических — крыльев вообще не ставится под сомнение: «Бёрдмэн» (дословно с английского — «птица-человек» или «человекоптица») — и все тут. Взлететь, воспарить над городом, душным, дымно-газовым пространством Нью-Йорка может каждый. Главное осознать, кто ты и зачем здесь. От степени осознания зависит, чей подвиг придется повторять в будущем — Дедала или Икара. Ригган Томсон — центральный персонаж истории — сумел не просто достичь уровня Икара, но наших глазах преобразиться в Дедала.

В прошлом — успешный актер, снявшийся в нашумевшем блокбастере «Бёрдмэн» (не случайно Риггана играет Майкл Китон, прославившийся исполнением роли Бэтмена в одноименном фильме Тима Бёртона); ныне — не слишком удачливый режиссер. В далеко не самом престижном бродвейском театре он ставит пьесу Реймонда Карвера «Что мы говорим, когда говорим о любви». Дело не клеится: бюджет израсходован, актеры переигрывают, текст не звучит, критики заранее настроены скептически. Потому, дабы успокоить себя, он параллельно ведет диалог с внутренним другом-врагом, супергероем Бёрдмэном, левитирует, передвигает взглядом предметы, но главное — пытается выяснить, каков Ригган настоящий, подлинный.

Игра «правда или вымысел?» свойственна большинству персонажей. Любопытно: «вымысел» выбирают околотеатральные люди; условную «правду» — исключительно актеры, не замечая, что даже здесь приблизиться к истине возможно исключительно посредством игры и никак иначе.

Алехандро Гонсалес Иньяритту откровенно иронизирует над своими героями, беззастенчиво сменяя одну комическую ситуацию другой. Он отказывает артисту в подлинности: согласно режиссеру, удел актера — вечное притворство. Мы никогда не видим лица Риггана: Майкл Китон все время — как бы между прочим — то парик снимает, то накладку убирает, то бороду отклеивает. Отчитывая очередной монолог, ставя гипотетическую точку, он сбрасывает маску, за которой неминуемо скрывается еще одна, и так — до бесконечности.

Партнер Риггана самовлюбленный красавец Майкл Шайна (Эвард Нортон) утверждает: «В жизни можешь быть кем угодно: самим собой ты становишься исключительно на площадке». Потому, страдая половым бессилием, оказавшись на сцене лежащим в кровати в нижнем белье, он вдруг чувствует прилив сил и предлагает Лесли (Наоми Уоттс) понастоящему заняться любовью. Ситуация идиотская: у парня впервые за многие месяцы случилась эрекция, он счастлив, публика хохочет, а девушка и режиссер в ужасе. Оказывается, подлинность на сцене не такая уж и подлинная. На площадке настоящим является притворное, игровое. Мысль стара, ясна, проста, понятна.

Интересно вот что: где заканчиваются подмостки и начинается жизнь? В фильме Иньяритту мы поначалу видим исключительно гримуборные, кулисы и закулисье, собственно сцену. А между ними — бесконечные узкие коридоры. Неизменно пустые. Здесь низкие потолки, а спертый воздух стучит в висок непрекращающейся барабанной дробью (ударные — единственное звуковое сопровождение в первой части фильма). Слишком прямая, выстланная красным ковром дорога так напоминает финальный отрезок пути идущего на казнь. По-видимому, именно в этом пространстве осуществляется переход от меня простого ко мне играющему, происходит превращение человека в артиста. Дистанция от гримерки до кулисы — вот оно, настоящее. А больше и нет ничего. Все остальное — Химера, Призрак, Фантом (таковы в фильме названия премьер, демонстрирующихся в соседних театрах и мюзик-холлах). Артист за пределами тонкой красной линии, за границами театра ничтожен, смешон — чего стоит эпизод на улице: Ригган выходит покурить и обнаруживает, что дверь захлопнулась. На нем — нижнее белье и халат, застрявший между дверей. Актер раздевается почти донага и в таком виде, босой, шлепает по Бродвею аккурат к финальной сцене спектакля. Именно в этот момент Томсона наконец узнают, тычут пальцем, подходят за автографами, хотят сфотографироваться. Ролик с полуголой звездой попадает в сеть. Спектакль ничто. Количество «лайков» на YouTube — все. Вот она слава. Но подлинная ли она? Разумеется, нет.

В фильме Иньяритту даются три ключевых имени: Икар, Бёрдмэн и Реймонд Карвер — миф и вымысел причудливо переплетаются с реальностью. В самом начале звучит эпиграф из «позднего Карвера». Затем — фигурирует название одной из самых успешных его пьес. Наконец, в финале режиссер проводит параллель между судьбой реального американского писателя и вымышленного режиссера Риггана Томсона. Принято считать, что Карвер прожил три жизни. Первую он провел в забвении: был никому не известен, много пил; вторая началась, когда Карвер вышел из комы, ему диагностировали рак, что пришлось на годы начинающегося признания; третья жизнь наступила после смерти, когда тиражи книг достигли немыслимых высот.

Ригган Томсон не проживает три жизни, он переживает три финала. Окончательно уверившись в собственной несостоятельности, режиссер принимает решение покончить с собой. Он хочет прыгнуть с крыши здания, но его спасает обыватель, читай — зритель. Второй раз — стреляется на сцене из настоящего пистолета, но мы-то уже знаем: на площадке этот номер не проходит, да и потом его спасает критик, назвав первооткрывателем нового жанра «суперреализма», объявив новой иконой Бродвея.

Но ровно в тот момент, когда его сделали легендой, самое время уйти, и Томсон уходит. Не потому, что критики правы, а как раз по причине их тотальной неправоты: из Риггана сделали того, кем он — по сути — не является. Из Томсона без его ведома, без всякого разрешения сотворили нового человека. Он не просто вошел в историю — стал историей, прошлым. Ригган-легенда теряет способность слышать внутренний голос: в душе пустота, даже птица и та молчит. Режиссер тоскливо прислоняется к окну, видит косяк летящих кричащих птиц и прыгает. Мы не знаем, упал он или взлетел, но, судя по восторженному, направленному вверх взгляду дочери Сэм (Эмма Стоун), Томсон обрел успокоение, стал собой: не попсовым комиксовым Птицечеловеком — подлинным Бёрдмэном. Доли секунд — никакой иронии. На мгновение утихли ударные, сменившись гармоничным звучанием струнных. Игра прекратилась, актерство закончилось, началась жизнь.

Февраль 2015 г.