БЕРЕГИСЬ БЁРДМЭНА!
«Зритель любит детективные фильмы. Приятно чувствовать себя умнее автора», — убедили нас когда-то в чудесном советском кино, где роль Гамлета и ее исполнитель оказались в труднейшей ситуации жизни/искусства. «Защищайтесь!» — сказал Подберезовиков-Ефремов-Лаэрт — Деточкину-Смоктуновскому-Гамлету, персонажу, только недавно сыгранному Смоктуновским в легендарном фильме…
Впрочем, это так, для утренней разминки…
Зритель любит голливудские фильмы. Приятно чувствовать себя умнее автора и глубоко размышлять о взаимоотношениях актера и роли, то есть о взаимоотношениях забытого голливудского актера, сыгравшего летающего супергероя Бёрдмэна, — и самой роли, живущей уже отдельно, на постерах и в виртуальном пространстве, а также в умах миллионов зрителей, отождествивших актера и роль. Роль неотвязно преследует создателя. Он сросся с нею, он в ней живет, периодически «двигая предметы напряжением ума», ибо он — Бёрдмэн. Слипшись, актер и роль уже не могут разлепиться, разъединиться, они суть и плоть едина.
История голливудского кумира, решившего вернуться на Бродвей в качестве серьезного актера и режиссера, — еще и несложная, хотя и двойная игра: это как бы откровение на тему «актер и роль» Майкла Китона, сыгравшего в кино Бэтмена. Иронизируя над своим персонажем, нервозным актером Ригганом Томсоном, Китон вроде как иронизирует и над собой, над своей попсовой голливудской звездностью. Нет, долой из Голливуда — туда, в театр, в его тесные коридоры и нервные репетиции, в настоящее искусство. Не нужны эффекты кинотрюков, не нужны фальшивые полеты во сне и наяву, нужна настоящая кровь — и, добиваясь признания критики, Ригган стреляет в себя на сцене, раня… собственный нос. Он «до полной гибели всерьез» борется за истинное и в итоге меняет лицо…
Если воспринимать «Бёрдмэна» (в котором легко упоминают Р. Барта и как бы дают вам все возможные манки для умствований) как сочинение на тему «актер и роль» — он слишком длинен и, на мой вкус, скучноват.
Но мне-то кажется, что это совсем не ироническая, а очень даже патетическая штуковина, прославляющая Голливуд и его кино и закатывающая под асфальт весь американский театр.
Ведь как бы серьезный, как бы психологический, как бы по знаменитой литературе спектакль, который репетирует Томсон, — это черт-те какой убогий, старинный, нудно жизнеподобный и совершенно неподлинный театр. Ригган мучается и пытается «вернуться в люди», пробуя себя в архаичном, тупом, позавчерашнем, пыльном искусстве. И хотя не все американские театры таковы, общая репутация американского театра — именно такая. «Драматический» Бродвей не зажигает лампочек нового театрального искусства. И с полным своим удовольствием Алехандро Гонсалес Иньяритту издевается над творческими муками героя на этом убогом поприще: его, этот театр, не сделает лучше даже живая пролитая кровь «нового подлинного реализма», которого так ждет влиятельный критик и «The New York Timеs». И остается только улететьиз этого тесного закулисья в окно, воспарить в голливудском небе, как и делает в финале герой (он явно не падает, его дочка шарит глазами по своду небесному).
Подозреваю, настоящий человек-птица, настоящий Бёрдмэн остается в фильме за кадром. И это главное. Он невидим, но именно он — торжество кино и поругание театра. Потому что в театре люди не летают, как птицы, а в кино полет возможен. И этот настоящий Бёрдмэн — оператор Эммануэль Любецкий, объектив которого полтора часа летает. Фильм снят как бы одним кадром, без монтажных склеек, камера как будто лишена гравитации, она скользит над полом, кружит вас, приводит в состояние подташнивающей невесомости. Пока дураки-артисты толкутся в убогой театральной мизансцене и талдычат запредельно тупой текст культового прозаика, истинный Бёрдмэн летает рядом и вокруг…
Умри, театр! Да здравствует Голливуд! Мы вылетим в окно комбинированных съемок и спецэффектов! И никому не понадобится простреливать себе нос и лежать сизелицей жертвой искусства на больничной койке. Нет ничего настоящего, есть только полет кинокамеры над гнездом убогой бродвейской театральной кукушки.
Этот фильм — гимн кино. И его «Оскары» абсолютно закономерны: Голливуд ответил сам себе радостной взаимностью.
Марина ДМИТРЕВСКАЯ
Март 2015 г.
Комментарии (0)