Кто сегодня в андеграунде, тот завтра в мейнстриме. Как вчерашний маргинал МС Гнойный — сегодняшняя телезвезда. Или как Борис Юхананов — король андеграунда девяностых с недавних пор руководит (и это прекрасно) государственным театром в Москве на улице Тверской. Так кто есть кто (и кто есть где) в российском театральном подполье?

ПЕТЕРБУРГ: МЕТАФИЗИКА

Математик Роман Михайлов, в кругах ценителей труднодоступного культурного подполья известный как автор галлюциногенных повестей, а также танцовщик и драматург петербургского театра Morph, сообщает следующее: «Андеграунд — это копание в темных слоях человеческого психического и метапсихического, и нечеловеческого тоже. Птичьего, например». Пример с птицами взят не с потолка: Михайлов руководит исследовательской научной лабораторией, одной из задач которой является изучение языка голубей. Театр Morph славился гипнагогическими DJ-стендапами про бенгальские секты, русское детство и коллективное подсознание. В период с 2007 по 2014 год возглавляемая режиссером Сергеем Хомченковым труппа создала около 10 представлений. Они играли спектакль-ритуал «Рыба» с целью высвободить из-за решетки своего единомышленника, и это сработало. Эффектными были почти полностью пластические «Самолеты» и «Герой In», незабываемым разнузданный «Дождь»; все игрались на самых разных маленьких площадках Петербурга с непрогнозируемой регулярностью и ездили по городам. Театра Morph больше нет: Хомченков занялся кино, Михайлов — птицами.

В. Березин. «Бинарный театр». Фото А. Фокина

Зато все еще есть Театр Тру, самый идеологически родственный (то есть декларирующий отказ от методов постмодернизма) канувшему в лету коллективу метафизиков в спортивных костюмах. Сибиряки Александр Артемов и Дмитрий Юшков, подрабатывавшие в 2010 году в Петербурге риэлторами, снимали арт-хаусное кино и неожиданно для самих себя написали пьесу. Потом еще одну. К 2013 году Театр Тру оказался самым заметным явлением театрального андеграунда страны, за спектакль-вопль для четырех актеров в сорочках «Нет дороги назад» под зацикленную одноименную песню чеченского барда Тимура Муцураева команда получила гран-при фестиваля «Текстура». Их же «Нерест» и «Так сказал Стас» пережили серию реинкарнаций и видоизменений — исполнялись в темноте, под баян и а капелла, на международных фестивалях и в байкерских клубах, к настоящему моменту это уже классика петербургского альтернативного театра. Артемов и Юшков изобрели собственный, поствырыпаевский, строго ритмически организованный театр текста, обеими ногами стоящий на хтонической лирике исконно русских заплеванных подъездов и бескрайних фракталов ржавых гаражей. К ним на середине пути присоединилась композитор Настасья Хрущева. В 2016 году, после эпического показа спектакля «Молодость жива» в обесточенном Центре им. Курехина в ночь перед сносом здания, Театр Тру объявил о прекращении существования. И совсем недавно — осенью 2017-го — о воссоединении; Артемов и Хрущева, уже работающие в БДТ им. Товстоногова, выпустили с прежней командой актеров премьеру вестерна «Последний ветер Дикого Запада». Юшков тем временем с головой ушел в видеоблогинг.

По-прежнему на плаву театр «Организмы» Владимира Антипова и Александра Бянкина. С 2009 года вместе с командой свободных актеров они играют спектакли в клубах и на независимых площадках; со стороны их зрелища выглядят как незадачливые концерты кружка самодеятельности (в глупых костюмах и с нескладными песнями), однако за ироничной поверхностью всякий раз обнаруживается экзистенциальная бездна. И богатырь Василий Титунин вдруг начинает неистово окунать голову в таз с водой, на выдохе изо всех сил возносить молитву, обращенную к основе основ мироздания (цитируя А. Ф. Лосева): «Самое Само!» Среди новых вещей — «Ноу Шоу» про бытование обывателей («смесь декламации, рэпа, драматической игры и танцев»). С сентября Антипов работает главным режиссером гатчинского ТЮЗа, поэтому судьба и без того мерцающих «Организмов» стала еще более туманна.

Д. Вачегин. «Старик и море». «Театр. На вынос». Фото С. Ботевой

Театр Lusores — самый стабильный. Труппа строгих юношей и девушек в черных одеждах под руководством Александра Савчука аскетично исполняет Хармса, Хлебникова и эпос о Гильгамеше. Из огромного числа независимых театров Петербурга, не претендующих на статус подпольщиков, «лузеров» отличает тяга к метафизике древности, к работе с невидимыми связями всего со всем и, собственно, к копанию в темных слоях человеческого. За коллективами вроде БААТ, «Этюд-театр», «Невидимый театр», «Новый императорский театр», «Плохой театр» — следить в этом отношении менее увлекательно. Что уж говорить о состоявшихся авторских проектах вроде театра post, Pop-up театра или, к примеру, о «Таком театре» и АХЕ. Хорошо знакомые театры Срединного мира, вполне человеческого и в лучшем смысле общедоступного.

Осенью 2017 года в Петербурге о себе заявил «Театр. На вынос», мгновенно приняв на себя центр тяжести неправильного театра. Как пелось в песне группы «Кирпичи»: «Мой дом там, куда я кину кепку», — «Театр. На вынос» там, где оказался слоняющийся долговязый (и лучезарный) Алексей Ершов. Например, возле огромной лужи на заброшенной стройке в центре города, где был молниеносно поставлен спектакль «Старик и море» с импресарио и талисманом петербургского андеграунда Данилом Вачегиным на надувной лодке в главной роли. Или на рынке, или на Невском, или где угодно; Ершов знакомится со случайным прохожим и через несколько дней выпускает о нем документальный променад-спектакль. Подобным образом он готовит постановки экспериментальной оперы и пьесы, написанной котом. А для некоторых спектаклей, о которых режиссер просил не упоминать, ему требовалось незаконно проникать вместе со зрителями в государственные учреждения. Так молодой человек, не поступивший в ГИТИС в Москве, переехавший в Петербург и отчисленный из СПбГАТИ, придает здешнему андеграунду московский колорит нелегальности.

«Молодость жива». Сцена из спектакля. Театр Тру. Фото из архива А. Артемова

МОСКВА: ПРАНК

Главный чародей московского андеграунда — Всеволод Лисовский. Его кочующий «Трансформатор. doc» магнитом притягивает на все готовых бездельников в расцвете сил. Фронтальная вещь Лисовского — «Неявные воздействия», это городской пранк-променад с импровизационным маршрутом. Группа артистов вместе со зрителями ходят по улицам, едут в метро, заходят в здание; на каждом этапе устраивается мини-моноспектакль на основе выпавшего по жребию текста — античной драмы, жесткой современной пьесы, научного трактата и песен российской эстрады. Из десятка не менее сильных вещей Лисовского нельзя не назвать исторического значения вещь «Молчание на заданную тему»: артист Алексей Юдников в течение часа молчит перед зрителями. Впрочем, 24 октября 2015 года на спектакль никто не пришел, и он состоялся. «Молчание» с успехом идет в репертуаре Театра. doc уже четвертый год, по франшизе выпущены спектакли в Петербурге театром post и в Казани в Лаборатории «Угол»; в обоих театрах молчат актрисы.

«Последний ветер Дикого Запада». Сцена из спектакля. Театр Тру. Фото А. Таранковой

Адепт Лисовского номер один — Вася Березин. Он устраивает подпольные выставки пожилых художников-графоманов, читает рэп, участвует в экспериментах Лисовского и ставит спектакли сам в заброшенных депо (для бездомных) и заколоченных кинотеатрах (с горящим пианино). Спектакль «Уроды» длится пять часов без антракта, и в нем играют престарелые обездоленные фрики. А еще он пишет на всех стенах города «Vasya Berezin», ставит оперу про Холокост, открывает собственное пространство под названием «Биотеатр» и выпустил премьеру по пьесе кота первее «Театра. На вынос». Другое дело, что его спектакль предназначен исключительно для котов и компьютеров, так что ни один человек его никогда не увидит.

Спектакли другого знаменитого подпольщика — мрачного ретрофутуриста Донатаса Грудовича — многие никогда не увидят по другой причине. Они зачастую не анонсируются вовсе и играются инкогнито. Все арт-выходки Грудовича (и единомышленников в черной униформе), декларирующего «эпоху безымянности», выпускаются с пометкой «Театр-партизан». Например, его лоу-фай драма на икеевском диване «Fucking A…» одно время шла в сквоте в Доме Наркомфина, куда можно было попасть, сказав охраннику на первом этаже, что ты идешь на день рождения. Говорят, в том же сквоте некоторое время давали спектакли в ванной для одного зрителя. А программный пранк-перформанс «Кубофоб» (Грудович, помещенный в бетонного цвета конструкцию из огромных параллелепипедов, с опаской перемещается по улицам) буквально рассчитан на встречу со случайной аудиторией. Сегодня главная вещь Донатаса — изредка появляющийся на контркультурных фестивалях «Мистический стриптиз», — вероятно, будет играться в подвале Дома Спиридонова, где сто лет назад располагался бордель.

«Тибетская книга мертвых». Сцена из спектакля. Фото из архива Театра.doc

Среди десятков независимых команд, ютящихся на «Хитровке», в кинотеатре «Спутник» и в малом зале ЦИМа, выделяются сентиментальные «Эскизы в пространстве» и энергичный «Театр им. Алехандро Валенсио». Если первые имеют интеллигентное лицо и не будут ориентированы против семейной аудитории, а значит, легко впишутся во всякое конвенциональное театральное пространство, то со вторыми не так просто. Их набитый ненормативной лексикой импровизационный стендап-квартет «Четыре жирных уе…» смогли принять к себе только в бесстрашном Театре. doc.

РОССИЯ: NOT FOUND

Подпольная театральная жизнь за пределами Москвы и Петербурга практически не исследована. В Краснодаре на заброшенном заводе ЗИМ время от времени ставит авангардистские спектакли по Беккету, Блоку и Метерлинку экстравагантная художница Светлана Василенко. В Волгограде живет художник-минималист Константин Терентьев и пишет бесконечную «Лесную пьесу». В Казани двадцатилетний драматург Андрей Жиганов записывает на диктофон ночные разговоры своих друзей и предлагает им потом повторить все то же самое в театре. В Новосибирске некоторое время существовал коллектив «Ангел Копуста», исследующий театральными средствами исключительно тексты обэриутов.

«Уроды». Сцена из спектакля. Фото из архива Театра.doc

Каждый из названных случаев был обнаружен случайно. При нацеленном поиске сведущие люди направляют неизменно к студенческим театрам-студиям вроде челябинского «Манекена» и независимым коллективам, занимающимся современной драматургией: ЦСД в Екатеринбурге, белгородская «Новая сцена-2», «Угол» (и экспериментальный «Пакет-театр») в Казани, тульский «Барабан», «Телеграм-театр» (бывший театр «Вера») в Йошкар-Оле, ижевский «Les Partisans».

Что касается действительно подпольных театральных образований, то существуют они, очевидно, вне радаров комьюнити и проявляют себя, например, в среде музыкальной DIY-культуры. Пророк Санбой в городе Ярцево надевает золотой плащ, зализывает гриву и отправляется танцевать и петь для бездомных, а потом и вовсе устраивает полномасштабное шоу на сцене местного ДК. Группа «Уроды под водой», памятуя опыт небезызвестного «Кафтана смеха», надевают маски зверей и выстраивают психоделические декорации на своих концертах в труднодоступных индустриальных пространствах. Театральный ли это андеграунд? Нет. Копание ли это — посредством театрального инструментария — в темных слоях человеческого психического и метапсихического, и нечеловеческого тоже? Безусловно.

«ШОА». Сцена из спектакля. Фото из архива Театра.doc

С очевидностью можно заключить разве только следующее: благотворная среда, собственная публика и разнообразие представителей театрального андеграунда безоговорочно существуют только в Петербурге (и это исторически закономерно), с оговорками — в Москве, намечаются в Казани и совершенно отсутствуют где бы то ни было еще на территории страны. О причинах такого положения дел исчерпывающе высказался неравнодушный режиссер с аналитическим умом Борис Павлович: «Там просто уровень граунда выше».

Февраль 2018 г.