ПОХОРОНИТЕ БАБУШКУ ЗА ПЛИНТУСОМ

П. Санаев. «Похороните меня за плинтусом». Театр-фестиваль «Балтийский дом».
Автор сценария и режиссер Игорь Коняев, художники Петр Окунев, Ольга Шаишмелашвили

Что-то в режиссуре «Плинтуса» намекает на причастность И. Коняева к постановке «Московского хора».

Может быть, обилие бытовых предметов.

Там — вавилонская башня вертикально нагроможденных друг на друга вещей. Так нагромождены друг на друга люди и их стесненные квадратными метрами судьбы.

Тут — размазанные по огромной горизонтальной площадке, от плинтуса до плинтуса, по столам, холодильникам, шкафам сувениры, банки, бутылки, тарелки.

Может быть, спектакли связывает отношение к жизни как к змеиному клубку отношений, образующих мир всеобщей нелюбви.

Но «Московский хор» был сбит железными молотками драматурга Л. Петрушевской и художественного руководителя Л. Додина, а «Плинтус» никем не сбит, его рыхлая композиция, повествовательная инсценировка многих утомляют.

Особенно тех, кто помнит книжку.

Не меня. Хотя я тоже читала.

Но спектакль — не по книжке.

Прежде всего, он не про мальчика Сашу Савельева. Мальчик давно вырос и стал «артистом Скляром», нещадно кривляющимся в роли мальчика, так что хочется стать мифическим карликом-кровопийцей, которым пугают Сашу, и убить притворяющегося ребенком пятидесятилетнего дяденьку, вот уж точно — «карлика-кровопийцу».

Нет мальчика — нет детской (да и взрослой) внутренней драмы, которая написана Павлом Санаевым. Думаю, его драма настоящая: он не щадит своих родных — живую мать и ее покойных родителей, своих дедушку и бабушку. Павлик Санаев в какой-то степени повторяет подвиг Павлика Морозова, в то же время своей повестью он будто просит прощения у бабушки.

Но спектакль не о нем, это вообще не темы спектакля.

В отсутствие мальчика (в присутствии Скляра) спектакль становится трагической историей двух старых людей, проживших всю жизнь в нелюбви.

Так живут многие. Почти все. И не просят похоронить их за плинтусом… Потому что нет никого, кого бы они любили и хотели уже «оттуда», из-за плинтуса, каждый день видеть…

Еще точнее — спектакль становится историей русской женщины, бабушки Нины Антоновны, осатаневшей от безлюбовности жизни.

Э. Зиганшина (Бабушка), И. Скляр (Саша Савельев).
Фото Ю. Богатырева

Эра Зиганшина истово (и неистово) играет эту тему. Про то, как «оборвалася ниточка любви». В самом начале жизни оборвалась. И как непереносимо этой женщине жить. Давно.

Зиганшина играет бабушку, которую, собственно, никто никогда не любил (дед женился на спор, первый ребенок, годовалый Алешенька, умер, потом она надорвалась до бесплодия, возвращаясь из эвакуации, чудом родила дочь, которая не любит ее…).

То, что ее не любят, бабушка здраво понимает — и мстит тем, кто ее не любит.

Баба с юмором, она уже не требует любви, она в своем праве — скандалить, закидываться, хулить, она — существо, озверевшее от этой безлюбовности, и терять ей нечего, совсем нечего.

А ведь она любила. И мужа Сенечку. И сына Алешеньку. И дочку Олечку. Любила, пока не поняла: все предали ее.

Внук Саша, которого она костерит, — последний, кто еще не предал, не успел и которого (пока!) поэтому можно любить. Как собственность (что само по себе чудовищно).

Иначе — что? Умереть?

Она и умирает потому, что отняли последнего, кого она без памяти любит. Финальные конвульсии, когда бабушка ползает у дверей родной дочери, обтирая рукавом грязь, ищет валидол, прислонясь к мусоропроводу (в символике книги и спектакля мусоропровод — «тот свет»), унижается, рыдает, грозит, теряет человеческий облик, — это долгое, физически почти непереносимое ее прощание с жизнью.

В книге бабушка, которую наблюдает мальчик, огромна. Так огромна бывает детская беда, так страшны бывают нелюбимые взрослые.

В спектакле давние партнеры Роман Громадский и Эра Зиганшина — обычные люди, узнавание героев обеспечено, и зал узнает сам себя в бытовых подробностях ежедневной семейной войны.

Но внутреннюю тему — месть за нелюбовь, непереносимость безлюбовности Эра Зиганшина играет как большой отдельный моноспектакль с массой психологических подробностей: тут и ревность, и старческое искажение личности, и кураж, и ёрничество, и мука непрощения. Вся трагедия бабушки в этом: она не умеет прощать, в ней накопилось столько обид, сколько баночек-кастрюлек в ее захламленном доме.

Так же захламлена ее больная душа.

В «Московском хоре» центром была страшноватая Лика.

В «Похороните меня за плинтусом» центром стала страшноватая Нина. И спектакль я назвала бы «Похороните бабушку за плинтусом». Может быть, тогда ее кто-нибудь полюбит.

Февраль 2008 г.