Мне было интересно заняться современной пьесой — раз, драматургией, которая не ставилась в Петербурге, — два, хорошей драматургией, которая еще не успела получить широкую европейскую известность, — три. Я был рад познакомиться с Биляной Срблянович в Польше на фестивале в Торуни, куда был приглашен спектакль по ее пьесе. Когда я узнал, что она написала новую пьесу «Саранча», то попросил почитать и понял, что этот материал мне интересен и меня волнует. Для меня всегда было важно качество литературы и ее способность зажечь в тебе человеческое начало. Если материал очень хороший, но «не болит», — это меня не трогает. Думаю, что спектакль должен добираться до каких-то человеческих острых точек. Я бы сказал — спектакли должны дразнить. Это необязательно — смешить. Материал может по-разному задевать зрителя, влиять на него.

«Саранча» — это не совсем пьеса. Одна составляющая — это диалоги из жизни героев, а вторая — почти роман или маленькая повесть, для которой нужно было придумать еще одного персонажа, читающего авторские ремарки. Можно было, конечно, их убрать и пытаться решить художественным образом, но мне это показалось неправильным. Эти ремарки — удивительная литература, возбуждающая фантазию, и я не хотел лишать зрителя этого удовольствия. Так мы придумали Постороннего. Изначально я знал, что это будет человек, который ведет спектакль, существование которого — некий контрапункт к происходящему на площадке. Было важно, чтобы этот персонаж не стал плоским или сказочным рассказчиком. Артему Цыпину это удалось — исключительный пример, как можно работать над текстом, над персонажем: чтобы ничего не играть, но оставалось бы впечатление очень деликатного отражения жизни на уровне документального кино, вырастающего до некой притчи.

Есть понятие действия внутреннего и внешнего. Внешнее физическое действие подпитывает, но не более. В нашем спектакле, как мне кажется, герои существуют в строгом темпоритме, на очень высоком градусе внутреннего действия. Я видел спектакль, где люди полтора часа сидели на стульях и разговаривали — и зрители не могли оторвать глаз. Наш спектакль для тех, кто хочет с нами поговорить серьезно, кто ищет ответов и не боится вопросов.

Мы живем в мире, где все нравственные критерии как-то разрушились: нет образцов, нет мастеров, которые могли бы стать опорой, мы не помним, что такое Нагорная проповедь. Если попросить любого человека перечислить десять заповедей — вряд ли он вспомнит все. Чтобы их нести в мир, нужно для начала их знать и соблюдать. Основная тема спектакля — мир людей, которые живут без или вне любви. Мы показываем, что происходит с людьми, когда это слово отсутствует. Может быть, не слово, а понятие, ощущение, этот вкус, запах — все перестает существовать, и тогда с людьми происходят странные вещи. И они происходят вокруг нас. Поэтому я не удивляюсь, что многие люди раздражаются, посмотрев наш спектакль: они подсознательно понимают, что именно так живут. Театру мало выполнять только задачу развлечения. Я сам очень люблю, когда меня развлекают, обожаю смотреть комедии, плакать в мелодрамах, когда герои бросают друг друга. Я нормальный человек и сентиментален, как любой мужчина. Но все равно мне этого мало — я считаю, что со зрителем надо говорить и про серьезные вещи, как бы это ни было больно. Но, как ни странно, билетов на спектакль не достать, значит, людям эта боль нужна. Они ищут не только развлечения, но через боль — катарсиса, очищения.

Некоторые критики упрекают нас в гуманном отношении к нашим персонажам, хотя мы играем очень жестко. Если там и существует сентиментальность, то в значении «с чувством». Здесь я соглашусь — мы с чувством относимся к нашим героям, пытаемся их понять.

По большому счету получилось все, что я хотел, здесь сошлись все мои желания. В театр пришли очень хорошие актеры, отбор артистов труппы был закономерным и жестким. Я не могу сказать, что есть какой-то артист в этом спектакле, который меня не устраивает, или артист, которого я хотел бы заменить. Я доволен спектаклем и тем, как он развивается с каждым последующим показом, как артисты в него погружаются и как он влияет на то, что происходит в самом театре.