А. де Сент-Экзюпери. «Маленький Принц». Большой театр кукол.
Режиссер Руслан Кудашов, художники Алевтина Торик, Андрей Запорожский

У Руслана Кудашова репутация «очень недетского режиссера», по каким-то одному ему известным причинам избравшего для выражения своих творческих идей «детский» кукольный жанр. Точнее говоря, в его спектаклях последовательно и талантливо акцентируется общечеловеческое, они создаются и живут прежде всего «по большому счету». И «Невский проспект», и «Холстомер», и «Цирк Шардам», и «Вий», да наверняка и прочие создания режиссера, свидетельствуют о глубоком понимании и ощущении природы театра кукол, которой противоречит узкая адресность, в которой на равных правах сосуществуют «детская» игровая воображенческая стихия и «взрослый» конструктивно точный расчет. Эти же «первоэлементы» лежат в основе театрального искусства вообще, но именно в кукольном наиболее очевиден их контраст и очарователен их синтез, ведь из всех чудес театра кукольные — и самые наивные, и самые технически обусловленные.

В одном из недавних интервью Кудашов говорил о том, что в «Маленьком Принце» он поставил себе задачу объединить взрослое и детское восприятия. Поиск универсальной формулы кукольного искусства увенчался спектаклем в большой мере спорным, но и в не меньшей мере интересным.

Сценография к «Маленькому Принцу» создана бессменными соавторами режиссера, художниками Алевтиной Торик и Андреем Запорожским, в их «фирменном» обманчиво примитивном стиле. Космические эпизоды (встречи с Королем, Честолюбцем и Пьяницей) предстают словно бы в резковатом лунно-звездном свете, в серо-синих красках. Земные пейзажи — в теплых солнечных лучах и гуашево-чистых красках: голубое небо, желтый песок, зеленая трава, красные розы. Продуманно наивная изобразительная логика художников-постановщиков вроде бы напоминает детскую…

А вот эффект мгновенного погружения в мир сказки Экзюпери придуман «по-взрослому» безошибочно: в нарастающем гуле мотора Летчик (Радик Галиуллин) выкрикивает последние слова предыстории, затем слышен грохот падения самолета, кто-то из маленьких зрителей зажимает уши руками, гаснет на миг свет… падает брезентовое полотнище, и открывается задник — ширма, в многочисленных окошках которой будут представлены эпизоды странствий Маленького Принца.

Первым освещается окошко с разбившимся самолетом в пустыне — валит дым, откидывается «настоящая» плексигласовая крышка кабины, оттуда высовывается Летчик. Чуть отдышавшись и откашлявшись, он достает «настоящий» гаечный ключ, открывает «настоящие» маленькие дверцы в корпусе самолета, оттуда вываливаются «настоящие» спутанные провода… Игра в авиакатастрофу задумана «повсамделишному», и актер играет «по-всамделишному», с полной отдачей и без малейшего намека на какую- либо кукольно-театральную иронию.

Р. Галиуллин (Летчик).
Фото В. Постнова

Приглашенный драматический актер Галиуллин честно отдается психологической монодраме, сложно адаптируясь к специфической предметной реальности, в которой он, волею сюжета спектакля, оказывается. Но режиссерская и драматургическая конструкция «Маленького Принца» позволяет этой проблеме стать продуктивным парадоксом: существование исполнителя главной роли вне природы и логики театра кукол создает неожиданно интересную и даже вполне логичную сценическую версию пребывания героя на грани жизни и смерти, перед судом собственного, дотоле не востребованного «альтер эго».

Появление Маленького Принца пугает Летчика (или актера?) как предсмертная галлюцинация, он боязливо жмется к краю декорации, ведет диалог, по возможности не глядя на кукольного собеседника, — словом, демонстрирует самое неигровое, стопроцентно «взрослое» восприятие происходящего. Чувствуя себя явно не в своей тарелке среди предлагаемых кукольной реальностью обстоятельств, актер невольно отыгрывает собственную неорганичность (очевидно преодолеваемый мимический и пластический зажим оказывается незапланированно уместным в образе «взрослого», волею случая заглянувшего в свой внутренний мир и обнаружившего там несбывшиеся мечты, ненарисованные картины, несимпатичные маски и главное — духовную бесцельность своего «взрослого» существования).

Так неожиданно перекликается этот детский спектакль Кудашова с недетским «Вием», герой которого увидел свое истинное лицо — и это стало для него непосильным испытанием. Летчик же, путешествуя в собственный микрокосмос (нечто вроде мучительного и продуктивного психоанализа), приобретает силы выжить в эмоциональной пустыне, приняв к сведению уже некие новые «невзрослые» ценности. Спектакль получился-таки совсем не детским по сути, но маленькие зрители воспринимают его вполне заинтересованно и доброжелательно.

Сцена из спектакля.
Фото В. Постнова

Вероятно потому, что самые эмоционально и эстетически удачные моменты спектакля по форме — очень «детские». Поистине прекрасен морковно-рыжий остроухий Лис (Ольга Фирсова), «бомжующий» в картонной коробке и простодушно мечтающий о счастье быть прирученным (в этом образе органично сливаются обаяние игрушечно-эксцентричного облика куклы-петрушки, вполне детская игровая природа и совсем не детская, драматически выстраданная философия). По-настоящему очаровывают (как и должно быть в театре кукол!) и уютно посапывающий в своей коробке Барашек, и уже упомянутый «настоящий» самолет, и маленькая фигурка Принца, которого несут среди звезд перелетные птицы (лейтмотив вечного странствия в поисках себя, с самой простой механикой: поворачивается вокруг оси темно-синий кружок с фигурками, покачиваются птичьи крылышки). С меткой иронией представлены обитатели астероидов, в гости к которым попадает Принц: высвечиваются поочередно их монохромные «портреты» в окошках-рамках с отверстиями для лиц и кистей рук, и в трагикомических эпизодах, иллюстрирующих «космическое одиночество» утратившего веру в себя «взрослого», Р. Галиуллин наиболее убедителен актерски.

А вот к Маленькому Принцу (Анастасия Зорина) в этой кукольной версии привыкаешь не сразу. Честно говоря, и на всем протяжении спектакля контраст между содержанием (сугубо немладенческие философские вопросы и ответы) и формой этого образа (круглощекий «грудничок» в летном шлеме и комбинезоне — совсем не подросток с пшеничной шевелюрой и романтично развевающимся шарфом, придуманный некогда Экзюпери) преодолевается с ощутимым зрительским трудом. Живой актерский рисунок роли (в основе которого лежит-таки текст литературного первоисточника!) все никак не становится органичным для облика акварельно-бледнолицей куклы, словно попавшей в спектакль из какого-то другого визуального ряда. Столь же проблематичен и образ Розы (чересчур «несказочно» похожей на кустарные кумачовые цветы), несмотря на удачную лирично-кокетливую актерскую трактовку (Ольга Фирсова). Змея (Евгения Миронова), увы, не получилась ни ядовитой, ни опасной. Она ползает себе в отведенном ей пространстве-окошке, лениво-медлительно цедит слова, а потом вдруг «выстреливает» в сторону Маленького Принца… Совсем не страшно, а многим из маленьких зрителей наверняка и непонятно, что желтая тоненькая колбаска — это сама смерть.

Спектакль «Маленький Принц» — именно философская сказка-притча, как и указано в программке. Несомненно, что здесь взрослые по-новому увидят печальную историю о встрече с несбывшимся, а дети (у которых психоаналитические экскурсы еще далеко впереди) — серьезную сказку о мальчике, который поссорился с капризной Розой и подружился со смешным Лисом.

А в финале Летчик взбирается на стремянку, открывает нарисованное на самом верху окошко, и там, где в начале спектакля мы видели игрушечную планетку Маленького Принца, обнаруживается «по-настоящему» мерцающее звездное небо, слышится мелодичный звон… Самое обычное театральное чудо, поверить в которое не составит труда зрителю любого возраста.

Февраль 2008 г.