Во-первых, публика. Какая же публика была в этот день в Театре эстрады! Вот, смотрите, это истинная питерская интеллигенция. И люди постарше, и молодые, и — что радостно — молодых много. Лица уходящей натуры.

Во-вторых — букеты. Ни одной безвкусной охапки: по одному цветочку, по три…

Концерт начинается так просто, что не сразу понимаешь: он уже идет. Эта манера Камбуровой просто и тихо, почти робко здороваться и прощаться, объявлять следующую песню — все для того, чтобы скорее подойти к главному, к сути.

Ощущение от концерта было сродни мистериальному переживанию: будто бы захлопнулась дверь в нашу ужасающую действительность, в питерское бесснежное грязное бытование. Так бывает, когда входишь в храм. С первых нот я ощутила отсутствие агрессии, намеренное ее вымывание, выталкивание из зала. То есть все мы приглашались на выдох, на остановку. Сейчас ведь агрессия несется на тебя отовсюду — из глаз, ртов, с экранов телевизора, а в тот вечер Камбуровой на протяжении трех часов длилось «мгновение» гармонии, которую дарит битком набитому залу одна эта женщина. И действительно одна, потому что Камбурова, как кажется, может легко обойтись безо всех и всего, она — человек-оркестр и человек-театр, хотя у нее замечательные аккомпаниаторы О. Синкина и В. Голикова, их разнообразные партии отлично срежиссированы и составили актрисе чудесную оправу.

К слову и звуку Е. Камбурова относится нежно, даже трепетно. Возникает картинка: ладони, в которых только что родившийся, да еще и больной, котенок, и сейчас надо просто не сделать больно крошечному существу. Таково отношение актрисы к каждой песне. И еще: она не заполняет собой, своим дарованием все пространство песни, как бывает с другими, даже хорошими, артистами, а будто стоит рядом с ней и приглашает нас подойти ближе, вслушаться, чтобы, может быть, найти еще какой-то новый смысл, которого мы не знали раньше. Ощущение, что песню, которая исполняется в сотый раз, певица исследует сама снова и снова. Знакомую до слогов и пауз между словами с ранней юности «Грузинскую песню» я вдруг услышала по-новому, потому что только в этот вечер поняла всю глубину слов «умру от любви и печали», то есть умру от переполнившего меня острого состояния счастья, просто вот сейчас, абсолютно счастливой, уйду в смерть, истеку в нее любовью и печалью.

Или «Вижу: за щелкой елку зажгли!», или… Таких внезапных озарений во время концерта было несколько. И я поняла, почему не хранила дома записи Елены Камбуровой: ее нельзя слушать «фоном». Можно даже не смотреть, просто слушать, но отстранившись от всех дел. Потому что это искусство требует от тебя работы, усилий восприятия. А если без усилий, ты сам себя лишаешь многого.

Кажется, что три четверти концерта Камбурова провела «очень тихо», почти проборматывая слова. Вообще ощущение «легкого дыхания», которое практически исчезло из современного сценического искусства, не покидает, когда слушаешь ее. Этим «бормотанием» Камбурова и достигает потрясающей глубины. Не владею «вокальной» терминологией, поэтому не знаю, как верно называются потрясающие переходы певицы от forte к piano и от «низа» к «верху», чудесные внезапные крещендо и диминуэндо, дивные вокализы без слов, со сжатыми губами.

А еще в ней есть замечательный «вокальный юмор», не музыкальный, а именно исполнительский, есть и эта легкая ирония — как, например, в цветаевском «Кабы нас с тобой да судьба свела…».

После этого концерта еще долго звучит в тебе потрясающе красивый голос Елены Камбуровой.