Вот уже в пятый раз театр Сатиры на Васильевском проводит свой скромный, но очень симпатичный фестиваль «театральных открытий». С открытиями везет не всегда, да и пышное слово «фестиваль» не совсем подходит этому по-домашнему тихому, не сильно «раскрученному» театральному празднику — «Остров» длится всего несколько дней, собирая не так уж много спектаклей, однако быть его участником всегда приятно. Каждый год устроители придумывают что-то новенькое: оригинальная тема (были и «Кукольный остров», и «Музыка театрального пространства», и особенно запомнившийся прошлогодний «Зачет по мастерству», состоявший из мастер-классов и студенческих работ), интересные гости (без модной ориентации на «звезд»), продуманная программа (с обязательной «изюминкой», бонусом для зрителя), отличная организация и особая, спокойная и дружественная, атмосфера. Здесь принципиально не присуждают первых и вторых мест — что верно, конкурсу и соревнованию не место в «лаборатории», где все занимаются общим делом. И, несмотря на то, что текущий репертуар театра-хозяина зачастую разочаровывает, можно быть уверенным, что с белыми ночами здесь непременно начнется оживление — фестиваль крепнет, завоевывает аудиторию, его ждут.

Нынешний «Остров» был любопытен не только именами и названиями, но и проблемами, высветившимися уже в день открытия. Он отличался от предыдущих тем, что, во-первых, намеренно отказался от статуса «международный» — были приглашены только российские коллективы, а во-вторых, как будто откликнувшись на приглашение к дискуссии (см. блок «Новая буржуазность», «ПТЖ» № 44), шел под гордым девизом «Авторский театр». По словам президента фестиваля Владимира Словохотова, одно непосредственно связано с другим: «Хочется прежде всего обратить внимание на тех, кто, несмотря на глобальную коммерциализацию современного театра, все-таки не поддается материальным соблазнам и осваивает свой тернистый путь. И мы прекрасно знаем, что сохранить свое лицо, свое видение мира не всегда просто. Особенно сегодня, и особенно в России».

Можно ли не согласиться? Трудно придумать концепцию более актуальную, особенно здесь, в Петербурге, где театральный процесс в последнее время изрядно поскучнел. Однако такая заявка слишком серьезна, чтобы в программе зияли белые пятна. Семь названий (всего-то семь!..) по замыслу должны были сложиться в радугу современного художественного поиска, явить нам семь разных направлений единого явления — театрального эксперимента. Но первым же спектаклем, представленным на суд публики, стала недавняя премьера хозяев, «Голый король» Е. Шварца в постановке Владимира Туманова. Понятно желание организаторов включить в программу что-то свое, но скажите на милость, какое отношение к авторскому театру может иметь эта во всех смыслах традиционная, вялая, в меру сатирическая (но парадоксально не смешная) постановка? Имя режиссера, бесспорно, можно отнести к разряду «значительное лицо», но этот конкретный спектакль попал явно не в ту обойму. Жанровая неопределенность, затянутость, непонятная растерянность актеров перед текстом, попытки «осовременить» его за счет костюма и музыки, но вместе с тем четкий акцент на «антисоветское» — все это печально. Столкновение лживого «официального» мира Короля (кровати-нары, льстивые придворные, свет лампы в лицо) и мира молодых Ткачей-ниспровергателей (пестрые граффити, вызывающие одежды и раскованность на грани фола) могло бы произвести фурор лет десять-пятнадцать назад, сегодня же подобная «перестроечная» проблематика по меньшей мере наивна. Заслуживают внимания отдельные актерские работы (Александр Левит, Сергей Лысов), но ни свежей трактовки, ни находок, ни выразительного способа существования мы, к сожалению, здесь не увидели.

А. Баркова. «Пикник с Алисой». СПбГАТИ.
Фото из архива фестиваля

Мастерская Вениамина Фильштинского представила на «Острове» полуторачасовое дипломное монопредставление Алены Барковой «Пикник с Алисой», поставленное педагогом Юрием Васильевым. Молодая актриса привела зал прямо-таки в экстаз — давно не приходилось слышать таких восторженных рукоплесканий, да и во время действия публика вела себя непривычно активно, по-детски радостно включаясь в игру. Суть этой игры проста: молодая британка в стильных очках и красной «шотландке» на чистом и звучном английском начинает экскурсию по современному Лондону, которая плавно переходит в изысканный пикник. Во время этого пикника зрители-участники угощаются предложенными лакомствами (чай, шоколад, печенье, джус), общаются с рассказчицей и незаметно для себя попадают в кэрролловскую «страну чудес», знакомую с детства — здесь и Белый кролик, и Улыбка без кота, и Мартовский заяц… Актриса мастерски удерживает сразу несколько линий, отыгрывает многочисленных персонажей на разных уровнях сюжета, владеет как приемами эстрады, так и техникой «проживания» (о «подлинной жизни на сцене» фильштинцев уже неоднократно писал Н. Песочинский), весело играет как с предметом, так и со словом. Правда, в некоторые моменты коробила излишняя брутальность исполнения, перегибы, никак не вяжущиеся с «чисто английским» образцом хороших манер (не зря же, в конце концов, нас учили, как правильно завтракать и куда бросать мусор!), некоторое интонационное однообразие — но, несмотря на это, в данном случае был виден как раз авторский взгляд на театр и моноспектакль в частности. Театр «Триада» из Хабаровска привез «Ночной полет» (по произведениям А. де Сент-Экзюпери) режиссера Вадима Гоголькова. «Триада» — единственный на Дальнем Востоке профессиональный театр пантомимы, но показал драматический спектакль, в основе которого сказка «Маленький принц». В. Гогольков отважно превратил ее в «лав-стори» с элементами клоунады — ход рискованный и в результате себя не оправдавший. Слишком тонок материал для таких грубых жанровых «ножниц», и слишком упрощена, выпрямлена оказалась философская проблематика оригинала. Трудно винить в этом актеров: дело не в том, что исполнительница центральной роли Наталья Мартынова, обладая эффектной внешностью и умело выстраивая пластическую партитуру роли, была не очень убедительна в сценах, требующих взаимодействия с партнером на уровне слова, а Владимир Токарев (Жак) от начала до конца скован и напряжен. Смущала избитость самого принципа построения спектакля (две параллельные истории, реальная и сказочная, то и дело «перекликающиеся» между собой), постановочная неизобретательность, приблизительность сценографии. В итоге «правдивая история о пилоте Жаке, Женевьеве и Маленьком принце с астериода под номером В-812» оказалась аккуратной, гладкой, но бедной на эмоции и особенно на режиссерскую фантазию. Гудение самолета, записанное на пленку, исполнение одной артисткой нескольких ролей, обращения в зал — все это давно стало общим местом, не говоря уж о мизансценических клише.

И. Семенова (Кристина), В. Кищенко (Жан). «Фрекен Жюли». «Тильзит-Театр».
Фото из архива фестиваля

Гораздо радикальнее в разговоре «о странностях любви» оказался «Тильзит-Театр» (г. Советск), показавший «Фрекен Жюли» Евгения Марчелли. Несмотря на то, что приезд коллектива был сопряжен с массой трудностей, спектакль шел на большой сцене вместо камерной, почти без декораций, ничто не помешало ощутить удушливый воздух меж стриндберговских строк — и понять своеобразие интерпретации. Драма любви-ненависти о плотском влечении и сословных предрассудках, заявленная в пьесе, оказалась сохранена, но сюжета о молодой графине, в минуту слабости отдавшейся хамулакею, а потом покончившей с собой, — нет как нет. Главное действующее лицо спектакля — отнюдь не Жюли (здесь — немолодая, усталая женщина, изначально жалкая в своих слабых попытках выглядеть обольстительной), а юная, сильная, уверенная в себе Кристина, рыжеволосая, стройная, спокойная благодаря сознанию своей силы, хозяйка Кухни, где аппетитно жарится на плите мясо, лезвие ножа привычно вспарывает помидоры и булькает вино в плетеных бутылях. Этой надменной девушке не надо сражаться за мужчину — она и так знает, что рано или поздно он все равно вернется, усядется за грубый деревянный стол и будет жадно глядеть исподлобья на ее широко раздвинутые ноги в красных лосинах… Здесь, в царстве быта (не уютного, не спасительного, а устрашающего, агрессивно-мещанского), госпожа — она, аристократке Жюли остается лишь стоять, как прислуге, у стеночки, вожделея чужого жениха, а потом тихо удалиться навсегда… Ее поражение становится последним в долгом ряду других, заранее предопределенных (это подчеркнуто «видом сверху», когда зал, подобно высшему судье, видит разобщенно лежащих на алой простыне графиню с лакеем — кровать развернута перпендикулярно плоскости сцены), но страшнее поражение «победителей». Финал, когда Кристина «собирает» Жана в церковь, — маленький шедевр, при этом не произнесено ни единого слова! Деловито, неторопливо девушка помогает будущему супругу одеться в тесную серую «тройку», тщательно приглаживает ему волосы (на пробор, волосок к волоску!), долго и внимательно, как мать, оглядывает с головы до ног… кажется, это будет длиться бесконечно — как скучная, серая повседневность, как семейная рутина, как размеренная и тоскливая жизнь «по правилам»… движения актеров просты, привычны, узнаваемы — а смотрящего пробирает озноб, осознание бессмысленности и безнадежности бытия.

«Всадник Cuprum». Сцена из спектакля. «Кукольный формат».
Фото из архива фестиваля

Два спектакля-лауреата «Золотой маски-2005» — «Всадник cuprum» Анны Викторовой (петербургский театр «Кукольный формат») и «Песни дождя» Игоря Григурко (Театр пластической драмы «ЧелоВЕК» им. Нелли Дугар-Жабон, г. Омск) — хорошо известны. В первом неприятно удивил пафос, пронизывающий весь этот «петербургский текст», а также мелодраматическая взвинченность исполнения, на мой взгляд, не совсем уместная в такой ювелирной работе (весь Петербург поместился в сцене-коробке размером с небольшой сундучок). Инсценировка, соединившая в себе, как отмечено в программке, «замечания Пушкина, Достоевского, Мережковского, Хармса, Набокова, Белого, Битова, Хвостенко и других авторов», в замысле своем не лишенная оригинальности (почему бы и не превратить «Медный всадник» в мыльную оперу?), в какой-то момент стала производить впечатление некой ложной многозначительности (вроде и не совсем «любовная любовь», несмотря на элементы масскульта, но и на притчу не тянет, непременные скрипки Шнитке как намек на элитарность, а шутка про «Володю Набокова» — просто моветон!). Но тем, кто не хотел задумываться о перекрестьях смыслов, неизбежных при эклектике, просто понравилась «красивая история»: великий царь Петр влюбился в простую карельскую девушку, которую звали Нева, уехал, обещав вернуться, она бросилась в реку, не дождавшись возлюбленного… а потом вернулась грозным наводнением, из мести затопив его город-детище. Как жаль, что чиновник Евгений со своей несчастной Парашей — лишние во всей этой «войне миров», бьются титаны — а безвинные «маленькие люди» гибнут… и кому, собственно, до них есть дело?..

«Песни дождя», напротив, сентиментальности лишены напрочь. Нас предупредили, что будет не совсем спектакль, а «телосозерцание по мотивам светской поэзии Далай Ламы VI», — и сдержали слово. Пластическая новелла о мужчине и женщине — абстрактная, без линейной смены одного события другим — сродни медитации, а полуобнаженные гибкие тела исполнителей, со свободой воздушных гимнастов летающие по сцене и над ней, не могли не вызвать восхищения. Не трюк ради трюка, не комплекс физических упражнений, как могло показаться вначале, — особый театральный язык. Вокальные импровизации Людмилы Глуховой органично вплелись в ткань этого удивительного зрелища, став благодаря мастерству певицы чем-то неизмеримо большим, чем просто аккомпанемент. Сладкий аромат восточных благовоний, мерцающие огоньки, струящиеся ткани — все это, в особых калейдоскопических сочетаниях, вплеталось в рассказ о страсти и воссоединении мужского и женского начал.

Русский инженерный театр «АХЕ», завсегдатай «Театрального острова» (а с недавних пор и официальный филиал театра Сатиры, его экспериментальная площадка), выступил с «Фаустом в кубе» (см. «ПТЖ» № 44) и перфомансом «Plug&Play». Пожалуй, это был единственный театр в фестивальной программе, который с полной ответственностью можно называть авторским — как бы ни было размыто это понятие. Максим Исаев и Павел Семченко идут наперекор всем «буржуазным» тенденциям: их зрелища-трансформации бесконечно далеки как от дидактики, так и от развлекательности, хотя и не являются открытием сегодняшнего дня. «АХЕ» давно занимает на театральной карте Петербурга «лукавую вакансию поэта», это признанные оппоненты общему потоку. Драматургия их не литературна, актеры забыли, что такое психологизм, а в центре — всегда пространство, фокусирующее в себе ту или иную модель мироздания. Их кредо — «мир из хаоса предметов», мир, полный загадок, таящихся в самых обыкновенных вещах, — загадок, которые не всегда хочется разгадывать.

Четыре фестивальных дня пролетели быстро, и странно было бы ждать однозначного и окончательного ответа на вопрос, что есть «авторский театр», от скромного «Острова». Жаль, что в нескольких случаях из семи присутствие Автора было не столь заметно, как могло бы быть. Однако хочется надеяться, что организаторы не оставят своей замечательной идеи и на «Острове» будет «Авторский театр — 2, 3, 4…».

Под любым девизом.

Июль 2006 г.