А. Мардань. «Последний герой». Театр им. В. Комиссаржевской.
Режиссер Георгий Корольчук

«Последний герой» — это реалити-шоу, в котором «звезды» кино, TV и шоу-бизнеса живут на необитаемом острове и «поедают» друг друга. Герои одноименного спектакля Г. Корольчука живут в мире не только обитаемом, но и жестко структурированном, они живут в государстве. Узаконившем «закон джунглей».

«Островом» становится предназначенная на снос хрущевка, названная самими жильцами «домом Павлова». Это не тот дом, который в Сталинграде отбивали от фашистов, этот дом в мирные пятидесятые годы несколько семей отбили от чиновников, самовольно вселившись в него за одну ночь. Теперь дом снова выдерживает осаду, но времена не те — героев нет. Без боя жильцы оставляют свои малогабаритные квартиры и переезжают в другие, не хуже. Потому что хуже — некуда. Лишь один жилец квартиры № 13 решается держать осаду до конца. Забыв, что последний оставшийся в живых получает миллион только в реалити-шоу, где «звезды». А простые смертные в играх с государством, чья история, запечатленная в кадрах кинохроники, проецируется на порталы, получают заряд ртути или смирительную рубашку.

Пьеса А. Марданя совсем не похожа ни на шоу, ни на «реалити», скорее, на сюжет из «Программы максимум: скандалы. Интриги. Расследования». Текст проблемный, но не художественный. И, несмотря на желание режиссера найти метафору в столь однозначном драматургическом произведении, спектакль оставался бы телевизионным репортажем, если бы не последний герой, образ которого создал Ю. Овсянко.

Герой Овсянко наследует шестидесятникам — героям А. Володина, которые когда-то в молодости подавали надежды, но стали не гениальными химиками или поэтами, а рядовыми служащими типовых учреждений и всё ждут момента, чтобы, подобно Ильину (герою «Пяти вечеров»), заявить: «я не неудачник». Он и внешне похож на этих, уже исчезнувших со сцен и экранов «советских» персонажей: сухопарый, подвижный, энергичный, в джинсах с отвисшими коленками и в каком-то стареньком джемпере. Глядя на Виктора — героя Овсянко, думаешь, что такое уже не шьют, так не одеваются, так не говорят и так не чувствуют. До какого-то момента его мальчишечий оптимизм, утопические прожекты и прекраснодушие раздражают, кажутся дурным вкусом, как устаревший фасон.

Не только Виктор, но и другие жильцы «дома Павлова» — ископаемые, «советские типы», как их запечатлели кинематограф и литература. Бабушка Сталина — чудесная актерская работа И. Слободской. За героинями этой актрисы всегда стоит судьба. Сталина Петровна, очевидно, жизнь провела на собраниях, митингах и баррикадах. Она говорит громко и безапелляционно, жесты ее рубящие, походка размашистая, и деньги она дает с таким грубоватым нахрапом, как обычно отнимают. Эта старушка строила коммунизм, а теперь «строит» своего деда, соседей по «дому Павлова» и агента по продаже недвижимости. Еще один жилец хрущевки — шофер Костер (А. Вонтов), вечно «поддатый», шумный, добродушный, неизменно вызывающий аплодисменты публики из-за узнаваемости характера и ностальгии: теперь и шоферы и пьяницы не такие, такие остались в советских кинокомедиях и в пьесах Володина.

Людмила, жена Виктора (С. Слижикова), тоже типичная «учительница литературы»: еще красивая, но смертельно уставшая интеллигентная женщина. Она тащит на себе семью и цитирует Пушкина — таких героинь мы видели когда-то множество, а теперь уже забыли, какими они были. Изредка Людмила, интимно приглушив голос, разговаривает по телефону с каким-то таинственным собеседником, с которым, вероятно, никогда ничего не сбудется, и снова возвращается к своим будничным обязанностям хорошей жены. В финале, когда в пустом доме отключены электричество и вода, а и без того утомительный быт становится неподъемным, Людмила впервые взбунтуется и обвинит мужа в том, что он — неудачник. А неудачник в глазах супруги он оттого, что никогда не мог «вписаться» в систему, предложенную государством, и стать «рядовым гражданином», он хотел чего-то исключительного, «всего и сразу».

Но герой Ю. Овсянко, в отличие от героя пьесы, не оттого бросается в сумасбродные и безнадежные предприятия, что ищет легких путей и денег. Просто натура у него такая — героическая. Ему нужно с риском для жизни добыть шкуру дикого зверя, чтобы бросить ее к ногам любимой женщины, а заработать на шубу он не умеет. Когда Виктор—Овсянко в ответ на упрек жены, что он мог бы так же, как она, зарабатывать репетиторством, отвечает: «Не могу я, понимаешь, не могу», — то это «не могу» не имеет ничего общего с «не хочу». И понятно, что этот человек многое мог, просто ему не дали шанса, как сам он объясняет жене. Время было такое. Сейчас время иное — только лови свой шанс, дерзай, и все получится. Кажется, настало время для героев: если выживешь, то получишь миллион и станешь «звездой». «Пешка, дошедшая до края, становится дамкой», — убеждает Виктор жену. До края он уже дошел.

Автор пьесы настойчиво навязывает ассоциации с «Вишневым садом», наталкивая нас на мысль о смене эпох. И если Виктор — последний герой старого времени, то непременно должен появиться новый герой нашего времени. И этот «новый человек» не агент по продаже недвижимости (А. Мкртчян), когда-то защитивший диссертацию по французской поэзии, а теперь зарабатывающий на жизнь тем, что уговаривает, подкупает и очаровывает решительных старушек и упрямых неудачников. Этот — не «звезда» и никогда в «звезды» не выйдет: слишком уж много души вкладывает он в свое дело, по-шестидесятнически, к каждому человеку ищет человеческий подход. Этого «съедят». И дочка Катя (А. Сыдорук) — не «новый герой». Ей не повезло — у нее не было шанса, никакой «Фабрики звезд», и потому, играя в самодеятельности, она работает где-то на рынке. И вся ее «здравая» философия разбивается о любовь к родителям. Настоящая героиня нашего времени — это заехавшая на пару дней сестра Людмилы — «новорусская» красавица Татьяна.

Приход Татьяны (Н. Попова) можно назвать явлением: столь впечатляюще нелепо выглядит вторжение роскошной красавицы в скромную квартиру сестры. Она вся как с экрана телевизора или с обложки журнала «Гламур»: рыжие волосы лежат волосинка к волосинке, джинсы сидят как влитые, на белых полусапожках ни пылинки. Раскованная, энергичная, чуть нагловатая и высокомерная, но довольно добродушная и сердечная. Бедные родственники взирают на гостью с восторгом, и не без основания: она из тех, из «звезд». Но Татьяна «новый человек» не только оттого, что добилась немыслимого для обитателей «дома Павлова» материального благополучия, не упустила свой шанс, а еще потому, что она с этим миром иначе отношения строит: на равных. У них с народившимся миром одинаковая система ценностей и «мозг» одинаково устроен. Поэтому Татьяна, как таблицу умножения туповатому ученику, объясняет зятюидеалисту, что с ним могут сделать, не нарушая закон: отравление ртутью, смирительная рубашка и т. д. и т. д. У бандитского государства много способов «съесть» слабейшего. Именно героиня Поповой становится полюсом конфликта: чрезвычайно здравая Татьяна, добившаяся успеха, противопоставлена мечтателю-неудачнику Виктору. И если до сих пор герой Овсянко раздражал своей «советскостью», «устарелостью» и идеализмом, то после появления «новой русской» Татьяны хочется встать на его сторону. Слишком уж пугающей кажется эта «суперледи»: актриса играет не мелодраматическую злодейку, а живого человека с нечеловеческой системой ценностей. Она и мила и сердечна, но в меру, пока не заденут ее шкурный интерес. Когда Татьяна, осыпав бедных родственников подарками и поцелуями, вдруг заявляет, что претендует на свою долю от продажи квартиры, зрители смеются и аплодируют. Это момент узнавания — и страха. Они уже пришли, мы их уже знаем и боимся. С этого момента хочется, чтобы нелепый последний герой выжил.

А для героя Овсянко выстоять в этой бессмысленной схватке — вопрос жизни и смерти. Он не двести тысяч отстаивает, чтобы жене яхту, а дочке квартиру (это просто драматург такой текст в его уста вложил), он свое достоинство отстаивает. Себя самого в этом мире. И, конечно, проигрывает. Он ведь не «звезда», он — по следний герой. И, возможно, он — последний драматический герой в нашу безгеройную театральную эпоху.