Д. Шостакович. «Москва, Черемушки». Мариинский театр.
Дирижер Валерий Гергиев, постановка и оформление Василия Бархатова

На фестивале «Звезды белых ночей» прошла премьера оперетты Шостаковича «Москва, Черемушки».

…Космонавт Армстронг в белом скафандре неверным шагом продвигается по лунному грунту с американским флагом в руках и думает, что он здесь первый. Не тут-то было — навстречу ему высыпает шумная компания советских колонистов и встречает гостя хлебом-солью. Наши люди обосновались на Луне гораздо раньше: застолбили участочки, пометили их табличками с номерами, живут, не тужат. Высаживают на спутнике Земли «волшебный сад», поливают из леечки клумбы и прилаживают на елку граненую «кремлевскую» звездочку, которая в финале вспыхнет, заалеет ярким светом.

Сцена из спектакля.
Фото Н. Разиной

Направление, по которому двигалась мысль молодого режиссера-постановщика Василия Бархатова, предельно ясно: в конце 1950-х годов переселение из центра Москвы в далекий микрорайон Черемушки для коренных москвичей было сродни переселению на Луну. «Это ж у черта на куличках!» — в сердцах восклицает «старый москвич» Семен Семеныч Бабуров.

Начинается же спектакль «Москва, Черемушки» достаточно предсказуемо: на заднике крупно — старые, черно-белые фотографии, взятые Бархатовым из семейного архива (поскольку личных воспоминаний у него о времени «хрущевской оттепели» нет, возрастом не вышел). Затем фото сменяет экран: дефилируют манекенщицы в пышных юбках — старая документальная съемка показа мод в ГУМе. На сцене — суета: очередь за пиджаками. На переднем плане типичный персонаж того времени — спекулянт, что-то продающий из-под полы.

Но, задав временную и предметную среду «эпохи поздних пятидесятых», Бархатов постепенно, зацепившись за важную в те годы «космическую тему», выводит действие за земную орбиту. На экране еще один документальный фильм, где появляются космические символы Страны Советов: первый советский спутник-бибикалка, собачки Белка и Стрелка в скафандрах. После такого видеоряда перемена предметной среды кажется уже вполне логичной. Со второго акта персонажи действуют на изрытой кратерами Луне на фоне черного неба. Становится ясно: заселение ночного светила советскими колонистами — это продолжение масштабного эксперимента советских ученых по освоению Космоса.

Жилищный вопрос, центральный в оперетте Шостаковича, решается и здесь: зарвавшийся управленец хочет присвоить себе квартиру 48 (читай: участок под тем же номером) — но праведный гнев трудящихся сметает его с поста, а заодно с ним и вороватого подлизу-управдома. Впрочем, тема жилья актуальна во все времена. В этом смысле Шостакович гениально угадал, обозначил и сатирически отрефлексировал жгучую для всех россиян проблему жилищных склок, мухлежа с ордерами, бюрократического произвола, провоцирующего возмущение народных масс.

На благодатном материале — вальсы-вальсочки, лирические и задорные арии, оживленные диалоги, любовные объяснения, супружеские скандалы — Бархатов выстроил легкое, динамичное и непредсказуемое представление. Ни следа натужности и вымученного веселья, ни намека на претенциозность или пошлость. Зрелище вполне комильфо: обещали полуконцертное исполнение, а показали полноценный спектакль, с декорациями, костюмами, видеорядом и подробной режиссурой. Декорации и костюмы придумывал сам Бархатов — и при этом уложился в краткие сроки и бюджет, отпущенный для semi-stage, что лишь умножает его заслуги.

Сцена из спектакля.
Фото Н. Разиной

Удивляешься и смеешься каждую секунду: то над нетривиальным поворотом темы, то над неожиданно остроумной деталью. Вот, например, влюбившись в Лидочку, Борис (Алексей Сафиулин) тут же обзаводится пышным хвостом из страусиных перьев и поет «испанистую» арию с тореадорским наскоком, грациозно виляя «спинным» опахалом и бродя кругами вокруг предмета воздыханий, словно токующий тетерев. Или в кульминационный момент «разборок» с управленцем Дребедневым в зал с балкона бросают листовки: «Верните квартиру законному владельцу! Даешь свободную Луну!!!» «Персональная жена» Вава (Елена Соммер) семенит по сцене, поддерживая ценный живот, ибо находится в последней стадии беременности. Она беспрестанно взвизгивает, жеманится, рыдает, кокетничает. Просто диву даешься, как за такой короткий срок Бархатов умудрился не просто «слепить» и развести действие, но и научить вокалистов естественно разговаривать, уморительно разыгрывать скетчи и с азартом «впадать» в комические ситуации. Неподдельный артистизм и непринужденность демонстрировали практически все занятые в спектакле учащиеся и выпускники Академии молодых певцов при Мариинском театре. И замечательно голосистая Анастасия Беляева (Люся, арматурщица), и щуплый, подвижный как ртуть Павел Шмулевич (Дребеднев), и превосходно вжившаяся в образ строгой наукообразной девушки — синего чулка Екатерина Соловьева (Лидочка), и звучный тенор Андрей Ильюшников (Сергей). Карикатурность персонажей, впрочем, никогда не переходила грани между искусством и дешевым шутовством. Ироничный, но заинтересованный взгляд режиссера на осваиваемый материал тому весьма способствовал. Исполнение было отличное: свежие голоса солистов были явно крупнее, ярче, чем нужно для зала Театра музкомедии, да и оркестр Мариинского театра давал такой мощный, насыщенный звук, что маленькую оркестровую яму буквально распирало от эдакой мощи. За пультом стоял Валерий Гергиев; кажется, это был его первый опыт дирижирования опереттой — простая, славная, мелодичная музыка, которая не грузит сверхсмыслами и драматическими коллизиями, зато нашпигована цитатами из популярных в пятидесятые годы песен. Мотыльками мелькали знакомые мотивчики: «Нас утро встречает прохладой» (из кинофильма «Песня о встречном»), «Бывали дни веселые», «Цыпленок жареный», «Во саду ли, в огороде». И, конечно же, знаменитый лейтмотив: «В Черемушках, в Черемушках черемуха цветет», памятный старшему поколению по фильму 1962 года.

Июль 2006 г.