Не так давно кто-то спросил меня: «Какой спектакль в последнее время потряс тебя? Поразил?» И наступила «минута молчания».
Конечно, последним стойким впечатлением был «Захудалый род». А еще?..
Меньше обычного ездят нынче эксперты «Золотой маски»: почти ничего не выросло за последний сезон в России. Да и в Петербурге.
Ощущение, что полумертвый театр румянит щеки, колет себя чем попало, взбадривает, а сил-то нет…
«Похождение». Сцена из спектакля. Театр-студия п/р О. Табакова.
Фото из архива театра
Вот я пишу эти строки, а на Фонтанке заканчиваются гастроли Художественного им. Чехова театра. И самым актуальным кажется мне спектакль «Похождение» по «Мертвым душам», поставленный Миндаугасом Карбаускисом. До какой-то степени это взгляд на Россию из прекрасного далека (откуда и глядел Н. В. Гоголь, раздумчиво вспоминавший: и какой русский не любит быстрой езды?..). Надежда московской сцены М. Карбаускис — человек литовский и любит езду медленную. Спектакль идет долго, слог его повествователен.
В начале спектакля по грязной мостовой родители ведут в школу сообразительного мальчугана в картузе. И очень скоро молодой человек в том же картузе, Чичиков П. И., соображает, какую коммерцию можно развернуть в этой сонной стране, где знаменитая «птица-тройка» никуда не мчится, а мирно жует сено в вековом стойле (три настоящие лошадиные головы открываются зрительскому взору в финале). И рыбкой-рыбкой шустрый Чичиков пускается в плаванье по мутным водам.
Московская пресса сочла эту копродукцию «Табакерки» и МХТ провалом. Мне так не кажется. Более того, впервые С. Безруков показался мне одаренным актером. Он везет спектакль — как бричку любезного Павла Ивановича. Иногда выдыхается и увязает, тем более седоки нелегкие. Карбаускис не дает Безрукову ни минуты покоя: Павел Иванович находится в постоянном быстром скольжении по словам, мебели, ситуациям… Он — как волна, бьющаяся о монолиты статичных помещичьих укладов. Поднимается одна ободранная стена (художник Сергей Бархин), другая. За каждой сидит на очередном стуле помещик. Карбаускис играет на неожиданной смене привычных типажей. Вы думаете, Олег Табаков будет Собакевичем? А он Коробочка! Мы привыкли к тому, что Собакевич мордат? А Борис Плотников похож на поджарую борзую…
Это страна, где торговля мертвыми душами никак не кончится. Давным-давно я знала библиотекарей, которые, выполняя план по читателям, ходили заполнять формуляры на Смоленское кладбище и списывали имена с могил. А совсем недавно, в дни мхатовской премьеры, тысячи мертвых душ фигурировали на выборах Лукашенко, составив 90% явки…
В финале спектакля живые и мертвые души — все спят на своих стульях, лошади едят овес, а новый мальчик в картузе шлепает по грязи на урок. Карбаускис поставил не поэму, это — проза русской жизни, где во сне может привидеться сказка о золотой рыбке — вечно остающемся на плаву Чичикове. Иногда Чичиков становится режиссером, и МХТ привозит на гастроли его спектакль. Я имею в виду «Тартюфа» Нины Чусовой.
Представьте, дорогие читатели, что, не слишком утруждая себя, кто-то два с половиной часа долбит по клавишам «Собачий вальс». Вам захочется выть почти сразу… Художественный, не побоюсь сказать, театр как раз исполняет вместо режиссерской партитуры нечто подобное. Очевидно, спектакль «Мамапапасынсобака», поставленный Чусовой когда-то в «Современнике», повлиял на режиссера так сильно, что и во мхатовской постановке, натурально, тоже действуют мама, папа, сын и… практически собака, стриженный ежиком урка Тартюф с тюремными наколками на плече.
С. Безруков (Чичиков). «Похождение». Театр-студия п/р О. Табакова.
Фото из архива театра
Все они, наряженные в аляповатые полосатые костюмы Павла Каплевича, еще раз подтвердившего свой природный дальтонизм (я могла бы предположить, что невыносимые для глаз цветовые сочетания призваны обозначить китч как стиль, но в этом совсем нет остроумия и гротескового шарма, а есть дурной вкус как таковой). Полоски на атласных костюмах, видимо, должны уподобить героев заключенным, живущим в золоченой клетке дома Оргона, где паханом — этот самый Тартюф, превращающийся в финале и в судью, и в вестника короля (то есть криминальный мир захватил все этажи власти — сообщает нам Чусова крайне свежую новость, подразумевая, видимо, что хоть одна мысль в спектакле должна присутствовать… А то неудобно, все же это МХТ, тут еще недавно шел «Тартюф» Анатолия Эфроса…).
А дальше тем, кто не был на спектакле и читает наш журнал «далеко от Москвы», советую представить себе гримасы Петросяна, Новиковой, Степаненко и всех прочих «аншлаговых» телевизионных монстров, включая Гальцева и чреду бабок, девок и бесполых дебилов без имени, — и мысленно переместить их мимическую манеру, а также способ общения со зрителями на Олега Табакова, Марину Голуб, Дарью Мороз, Александра Семчева… Они так же подтанцовывают, дрыгают разными частями тела, высовывают языки, выкатывают глаза, мышцы их лиц искажаются комическими судорогами, доказывая, что освященная именем Станиславского сценическая Школа не уступает натиску телевизионно-эстрадной пошлости и может на равных посоперничать с нею!
Что я описываю, читатели и коллеги? Я описываю спектакль Московского Художественного театра им. Чехова, представленный публике на сцене Большого драматического театра им. Товстоногова 10 сентября 2006 года.
И это в год 250-летия русского театра. Но чего мы хотим от себя самих, если в результате этого юбилея Малый театр стал старше Большого (ведущего свою родословную от 1776 года)?.. Видать, и тут постарался любезный Павел Иванович…
Узнав, что под юбилей Указа об учреждении государственного театра, который и в самом деле был подписан 30 августа 1756 года, празднуется не только юбилей Александринки, куда почти через восемьдесят лет после Указа переехала петербургская труппа, но и юбилей Малого театра, я хотела тут же вызвать для очередного интервью почтенного Ивана Афанасьевича Дмитревского. Он, очевидец событий тех давних лет, много прояснил нам в № 35… Ведь все знают: московская труппа стала казенной только в 1806 году, а до этого существовала как частная антреприза и не имела отношения к судьбе русского государственного театра. Теперь Иван Афанасьевич прийти отказался и только возмущенно крикнул с небес: «Если б в Москве была труппа, Волков остался бы жив!» — и оставил меня без прочих аргументов. Собственно, и этого довода было достаточно: если бы в Москве даже не в 1756-м, а в 1862 году была императорская труппа, Федору Волкову не пришлось бы ехать в Москву для постановки коронационных торжеств и в мороз метаться по московским улицам. Он не простудился бы и остался бы жив!
Да, мертвые души живы, а теперь в порядке вещей и юбилеи душ неродившихся…
Впрочем, о Гоголе лучше говорить с Юрием Норштейном, что мы и делаем на наших страницах.
В размышлениях о том, что происходит в театре, мы решили «повторить подвиг» № 17 — самого, пожалуй, популярного за многие годы. Очень часто, приходя в редакцию, читатели и коллеги спрашивают, нельзя ли его купить. Увы, он разошелся тогда же, лет семь назад, нынче его можно найти только в Интернете на нашем сайте.
Тогда поднималась и крепла так называемая «новая волна» петербургской режиссуры, мы прослеживали творческий путь каждого, и в № 17 все они отвечали на вопросы «ПТЖ».
Прошли годы. Мы решили выяснить, что стало с нашими героями. Нет, о спектаклях каждого мы все это время писали, но вопросов не задавали. Теперь сочинили анкету, содержащую как старые, так и новые вопросы, на которые отвечает «новая-старая» волна.
Спасибо вам, читатели и коллеги, за ваше внимание (огромное количество откликов со всей России вызвал прошлый номер). Только этим и держимся.
Октябрь 2006 г.
Комментарии (0)