В.Сухоруков (Воткин). «Мой вишневый садик». Фото из архива театра
В.Сухоруков (Директор). «Дети райка». Фото из архива театра
В.Сухоруков (Прохор). «Женитьба Белугина». Фото из архива театра
В.Сухоруков (Кузьма Егорович). «Добро, ладно, хорошо». Фото из архива театра
В.Сухоруков (Свистиков), Е.Баранов (Клаверов). «Клавир для начинающих карьеру». Фото из архива театра
В.Сухоруков (Тоньино). «Влюбленные». Фото из архива театра
В.Сухоруков (Коринн). «Как вам это понравится». Фото из архива театра
«Я — артист маленький, зато хороший» — это шутливое признание Виктора Сухорукова, прозвучавшее в одной из телепередач, все же не соответствует истине. И дело не только в том, что Виктор Иванович — артист замечательный (а не просто «хороший»). Говоря о себе «маленький», Сухоруков лукавит: словно заклиная лицедейского беса счастья, сознательно прячется за маску своего героя, с виду «человека маленького» и слабовольного. Мнимая эта невзрачность персонажей Сухорукова обманчива и скрывает натуру азартного игрока, за ясной улыбкой которого порой таятся и морок, и зыбь, и туман…
Герои Сухорукова — люди странные, эксцентричные, испытывающие острую потребность истового служения какой-либо «идее», которая может обернуться и дурной «смердяковщиной» и жертвенной самоотдачей. В разное время в числе его персонажей оказывались юркие угодливые «шестерки», фанатичные «вожди», бандиты, простоватые чудаки, трусливые подлецы, верные преданные друзья… Среди его героев вполне могли оказаться и персонажи произведений Андрея Платонова — фантастические «сокровенные люди», обитатели Чевенгура и «Города Градов». Как никто другой Сухоруков угадал и сумел показать тип человека, легко попадающего под власть глобальной идеи, которая или подминает его незадачливого героя, делая своим рьяным служителем, или же окрыляет, открывая безбрежные горизонты любви и милосердия. Вряд ли сегодня найдется другой такой актер, в котором столь парадоксальным образом уживается глубинное знание неприглядной изнанки человеческой души и безграничное сострадание к этой самой душе, жуть и жалость, сарказм и горестная нежность.
Именно эту тягу к двойственности, к опасной игре на грани возвышенного и шутовского безошибочно угадал в Сухорукове Петр Фоменко, пригласивший в 1978 году выпускника ГИТИСа в Ленинградский театр Комедии. Блистательный театральный провокатор, Фоменко дал молодому актеру роль старика Кузьмы Егоровича Веселова в комедии «Добро, ладно, хорошо» по Василию Белову. Возрастная дистанция между актером и героем создавала пространство для игры с образом, позволяя «играть в старика», не заботясь о правдоподобии, не скрывая собственной молодости и озорного лукавства. В компании незадачливых деревенских ходоков, отправившихся в город, герой Сухорукова оказывался самым деловитым и энергичным. Маленький шустрый Егорыч становился вдруг вожаком. Новоявленный Одиссей с бочонком соленых рыжиков под мышкой все время лез на рожон, попадая, конечно же, в самые нелепые ситуации: то вел дипломатические переговоры с дантистом, по ошибке принимая его за адвоката, то с пламенной речью взволнованно выступал на слете передовиков. Но чем простодушнее (даже в своих хитростях), трогательнее был герой, тем отчетливей звучала в спектакле ирония. Смешным и жалким выглядел человек, вдруг ощутивший себя общественно значимым и принявшийся на свой лад упрямо отстаивать справедливость. Само название спектакля, придуманное режиссером, — «Добро, ладно, хорошо» — словно предполагало продолжение: «Хорошо-то-хорошо…Да ничего хорошего». Эту шутливую «вологодскую» песенку Аллы Пугачевой знала тогда вся «необъятная страна». Умильная этнографичность в спектакле Фоменко оборачивалась пародией. Насмешливо и горько звучали из уст сухоруковского героя «вологодские бухтины» — затейливые небывальщины, ставшие смысловым центром спектакля. Смешные нелепицы, рассказанные с прибаутками, ласковым «окоющим» говорком, обретали вдруг страшноватый смысл. Побайка про спившегося медведя, так и не сумевшего стать человеком, оборачивалась историей утраты людьми человеческого образа, полной деградации души, потерявшей смысл существования.
Но когда этот смысл персонажи Сухорукова вдруг обретали, ни к чему хорошему это не приводило и вполне анекдотическая ситуация превращалась в трагифарс. В спектакле «Характеры» по В.Шукшину чудак-тракторист на последние деньги тайком от жены покупал микроскоп. Он готов был пожертвовать и тихим семейным счастьем, и благополучием самых близких во имя Человечества, думая, что именно ему суждено постигнуть тайну Вселенной и подарить ее людям. А мелкотравчатый «зэк» из фильма «Комедия строгого режима», однажды сыгравший Ленина в лагерной самодеятельности, так вживался в образ «вождя мирового пролетариата», что истовая вера его вдохновляла видавших виды «урок» на борьбу за призрачные идеалы коммунизма.
Бредовая идея всеобщей «пушкинизации» России для героя Сухорукова в фильме Юрия Мамина «Бакенбарды» становилась средством подчинения масс. Жанр социального памфлета позволял актеру дерзко манипулировать масками жаждущего власти самозванца — эстетсвующий хам превращался в бесноватого диктатора, ведущего за собой отряды национал-патриотов. Что-то толкало это жалкое тщедушное существо, превращая его в жутковатый фантом. Марионеточность движений, вызывающая резкость, взвинченность интонаций чуть дребезжащего голоса усиливали ощущение ирреальности персонажа, обладающего опасным даром обольщения.
Отсутствие же всякой идеи оборачивалось для сухоруковского героя полным крахом в фильме «Счастливые дни» Алексея Балабанова. Выписавшись из больницы, он потерянно бродил по улицам пустынного, гулкого, словно вымершего города… Никому не нужный и ко всему уже безучастный человек, из которого «вынули» душу, разглядывал этот странный мир, будто находясь по ту сторону бытия. Оцепенение, холодный ужас перед неузнаваемо изменившейся реальностью актер передавал через медленный, замирающий ритм внутренней жизни героя, превратившегося в «недочеловека», утратившего понимание добра и зла.
О значении этих понятий, напротив, хорошо знал главарь банды убийц по кличке Изгой в фильме Михаила Каца «Хромые вниидут первыми». Лихо щеголяя библейскими цитатами, он сознательно передергивал их смысл, отчаянно бросая вызов небесам.
Режиссерами кино в
Именно о них и шла речь в спектакле Татьяны Казаковой «Как вам это понравится», поставленном по комедии В.Шекспира на сцене Театра им. Ленинского комсомола. Жизнерадостный колченогий пастух Коринн в козлиной шкуре, едва прикрывающей тело, походил на лукавого проказника-сатира, беспечно резвящегося на лесной поляне. Его трогательная любовь к деревенской хромоножке (Регина Лялейките) неожиданно становилась одним из самых важных моментов спектакля — актерам удалось выразить полноту ощущений мира шекспировских персонажей. Их пасторальный дуэт был не просто смешнее и обаятельнее остальных героев — на сцене возникал иной градус чувств, особая интенсивность проживания каждого подаренного мига бытия. Придурковатый добродушный Коринн не имел ни глубоких мыслей, ни тем более высоких идей. Но сполна наделен был даром любви. Истовое служение идее у него обретало совершенно иное качество — герой Сухорукова и не пытался понимать свою любовь, он ею жил. Любовь окрыляла его, и в грубоватом неказистом мужлане открывалась вдруг натура нежная и возвышенная. Любовь владела им безраздельно, определяя все поступки и малейшие движения души.
Сухоруков способен так концентрировать все чувства и мысли своих героев на избранном им объекте — будь то идея, человек, мечта или фантазия, — что его с виду невзрачные герои обретают масштаб и, казалось бы, сугубо индивидуальные черты характера становятся приметами определенного типа людей, живущих в мире собственных фантазий, где реальность — лишь повод для вдохновенного творчества. Свои идеальные представления о дружбе, верности, любви стремился во что бы то ни стало воплотить в жизнь добродушный мечтатель Ридольфо, герой комедии К.Гольдони «Влюбленные». В смешных маленьких очечках появлялся он с двумя стопками книг и замирал на сцене — то растерянно, не зная, как помочь незадачливым влюбленным, то погружаясь в собственные размышления, то застенчиво краснея перед рыжеволосой вдовушкой. Предельность чувств достигалась резкими переходами душевных состояний героя — от задумчивости к бурному воодушевлению, сменявшемуся грезами о возвышенной любви, мечтаниями о возможном счастье… В чудачествах студента-книжника виделась его трепетная любовь к людям — в сказочном мирке спектакля Татьяны Казаковой идеалист Ридольфо одерживал верх над всеми житейскими неурядицами.
О том, какие метаморфозы происходят с идеалистами, попавшими из сказочных грез в обыденную повседневность, шла речь в спектакле «Мой вишневый садик» по пьесе А.Слаповского. Герой Сухорукова, спившийся врач по фамилии Розов, тоскуя по идеалам юности, с пафосом обличал сегодняшних хозяев жизни. Словно заклинания, выкрикивал он слова некогда популярных песен и ура-патриотические вирши, звучащие как истерический вопль потерявшего всякую опору человека, судорожно хватающегося за дорогие сердцу воспоминания о «синем-синем инее», «плачущих березах», сбежавшей в никуда «последней электричке». Но с появлением сильных мира сего Виктор Розов тут же становился подобострастным угодником, взявшим на себя роль коверного клоуна — в шутовской аттракцион превращал он свои ностальгические речи. А объясняясь в любви чужой невесте, изо всех сил пытался предстать суперменом и плейбоем, «сохраняющим оптимистичность и жесткую потенцию», — без опоры на мифы (прошлого ли, настоящего ли) этот уязвленный маленький человек чувствовал себя потерянным и никчемным. Суетливо цеплялся он то за одни, то за другие «ценности», надеясь хоть как-то утвердиться в этой жизни, многое в глубине души понимая и про себя и про окружающих.
Сродни ему оказывался и экзекутор Свистиков из спектакля «Клавир для начинающих карьеру», поставленного Татьяной Казаковой по мотивам пьесы М.Салтыкова-Щедрина «Тени». Вездесущий юркий неприметный с виду человек оказывался всем необходим, становясь в нужный момент то услужливым денщиком, то доверенным лицом, выслушивающим исповеди героев, то фигляром, выкидывающим дурацкие коленца. Выслуживаясь перед начальством, он прятался за шутовскую маску. Приспособленчество им даже возводилось в особую философию, которую Свистиков покровительственно излагал входящему в чиновничий мир новичку. Казалось бы второстепенный персонаж в спектакле Казаковой становился олицетворением того способа жизни, что обеспечивает благополучие и удачное продвижение по служебной лестнице. Именно Свистиков в спектакле являлся одним из соавторов «клавира для начинающих карьеру», вдохновенно претворяющим в жизнь собственные сочинения.
Непростые отношения «маленького человека» с миром высоких идей стали для Виктора Сухорукова предметом напряженного размышления над загадкой человеческой души с ее потаенными страстями и жаждой прорыва к сокровенному смыслу бытия. В одном из интервью актер не без иронии заметил: «Надо почаще глядеть на себя в зеркало и ясно понимать, что у тебя сегодня — лик или рожа — и требует ли душа твоя бани». Показывая зрителям «лики» и «рожи» самых разных персонажей, Виктор Сухоруков заставляет нас взглянуть на себя со стороны и задуматься над непутевой нашей жизнью.
Октябрь 1998 г.
Комментарии (0)