Анна Нетребко относится к тому нечасто встречающиемуся типу оперных певцов, которым отпущено Богом сразу многое: голос, музыкальность, артистизм, красота, коммуникабельность, работоспособность. Помимо удовольствия испытать на себе ее сценическое обаяние, любопытно проследить, как и в какой мере все эти качества реализуются взрослеющей актрисой.
В Питере Анна появилась, когда ей было шеснадцать. За последующие 10 лет сделала карьеру от «пищащей», по ее собственному выражению, участницы краснодарских самодеятельных концертов до солистки Мариинского театра, которую приглашают петь в Кенсингстонском дворце перед принцем (май 1998), в МЭТ, в Ла Скала. В Сан Франциско подписан контракт на шесть новых постановок, в Вашингтоне — на спектакль «Риголетто» с Доминго в качестве дирижера. Все это, не считая гастролей с родным театром, спектаклей и концертов в Москве.
Лирико-колоратурное сопрано Анна Нетребко училась в петербургском музыкальном училище Римского-Корсакова, потом в консерватории. Училась как следует — в коридорах не торчала. На сцену театра консерватории впервые выбежала веселым козленком в детском спектакле. Голосок звучал звонко, двигалась замечательно (занятия акробатикой в пионерские времена пошли впрок). Потом на той же сцене была роль отважного зверушки в «Рики-Тики-Тави», а дальше партии во «взрослом» репертуаре. Дошло дело и до Виолетты в «Травиате». Анна спела ее в консерватории уже после того, как была приглашена в Мариинский на роль Сюзанны в «Свадьбе Фигаро». Но Виолетта, хоть и любимая, и желанная партия, долго оставалась «за семью печатями». По мнению молодой певицы, к этой роли для Мариинки нужно было еще идти и идти.
Сюзанна в моцартовской опере подарила Анне счастливый шанс. Спектакль поставил немецкий режиссер Тим Колман. Звезд с неба не хватал, но профессионал и в музыкальной стилистике разбирался. «Живи эта девушка на Западе, — говорил Колман, — она лет пять занималась бы только Моцартом. Тогда ее голос развился бы в определенном направлении. Я желаю ей заниматься Моцартом. Она чрезвычайно талантлива, ее присутствие на сцене удивительно органично!»
В день премьеры обаянием юной Сюзон были покорены не только Граф и Фигаро, но и весь зрительный зал. Героиня Анны была изящна, еще не очень смела, но уже мудра и весьма притягательна. Чистый нежный голос, тогда еще в недостаточной мере «распетый» для большой сцены, нес в зал неизбывную радость жизни и наслаждение от самого процесса сценического музицирования.
Через три года в восстановленной «Свадьбе Фигаро» на сцену вышла не менее очаровательная и юная, но куда более уверенная в себе Сюзанна — Нетребко. Место изысканной фарфоровой статуэтки заняла полнокровная молодая женщина, живая и лукавая, с демократичными манерами и явной способностью себя отстоять. В голосе появилась упругая сила, позволяющая ему свободно лететь через оркестр. Было слышно и видно, что три года не прошли для Анны даром.
Сейчас она готовит Сюзанну в совершенно новой сценической версии. Постановщик спектакля Юрий Александров. От работы с этим фонтанирующим выдумками режиссером азартная Анна в восторге.
А.Нетребко (Розина), Л.Захожаев (Альмавива), Ю.Шкляр (Бартоло). «Севильский цирюльник». Фото из личного архива А.Нетребко
Но вернемся ко времени дебюта в Мариинском. Тотчас за Сюзанной перед начинающей солисткой встала партия отнюдь не моцартовская. «Филипс» записывал для видеокассеты «Руслана и Людмилу» Глинки. Более подходящей исполнительницы, казалось представителям фирмы, и желать нечего. Но для Анны это было тяжким испытанием. Одна из «заноз» оперного репертуара, Людмила давалась с трудом. Вокальные сложности сковывали Анин яркий артистизм. Позже, просматривая видефильм с собственным участием, она морщилась: «Ничего, звукорежиссеры партию „вытянули“, но смотреть на себя скучно, и оперных нелепостей в поведении Людмилы хватает…»
Это очень характерно для Анны: в доверительных беседах она без тени кокетства разносит свои работы в пух и прах. И трудно не поверить в искренность — ее ругань в свой адрес хотя и бывает подчас слишком уж резка, но профессионально точна и, главное, с ясным пониманием цели, к которой она упрямо идет.
Несмотря на некоторые огрехи, Людмила впечатление произвела, и Анна поехала со спектаклем Мариинского в Сан-Франциско. Однако и там щедрые аплодисменты не заглушили ее скепсиса в адрес собственной персоны. На три года Нетребко «ушла в тень». Не то, чтобы она бездействовала. Наоборот, приготовила несколько партий, из театра не вылезала целыми днями. Даже перестала посещать консерваторию, заниматься приходила только к своему профессору Тамаре Дмитриевне Новиченко. К сожалению,с четвертого курса солистка Мариинского, явно разгорающаяся звездочка, была отчислена из родного вуза за академические задолженности.
Тревожная тенденция прослеживается в Петербурге последнее время — к четвертому курсу одаренные певцы теряют интерес к Альма Матер, накапливают хвосты и с философским спокойствием покидают ее стены. Как выражается Жванецкий, может в консерватории нужно что-то подправить?
Впрочем, понятно, что одну консерваторию винить нельзя.
Предлагаемые обстоятельства заставили молодых повзрослеть. Прежде папы, мамы и государство вели деток под локотки лет до сорока. Редко кому приходило в голову решать судьбу самостоятельно. Сейчас есть выбор. И молодые выбирают ранюю карьеру, театр, заработок, возможность уехать на Запад. А что дает диплом консерватории — пока неясно. Ясно другое: при желании можно доучиться и на Западе. Были бы деньги. Какова будет профессиональная судьба певческого поколения, именно так рассуждающего, покажет время. Пока естественный отбор не всегда в пользу консерватории.
Анна Нетребко в списке студентов больше не числится. Однако учиться не перестает. И качественный скачек произошел. Не сразу, не в одночасье, но голос растет, сценическая свобода входит в русло серьезных актерских намерений, характеры героинь приобретают более индивидуальные черты. На вопрос, когда Анна сама почувствовала качественные изменения в собственной творческой личности, она рассказывает: «… Летом 1996 пригласили меня принять участие в программе для молодых оперных певцов в Сан-Франциско. Это было просто потрясающе! Программа очень интенсивная, занимаешься с утра до вечера. Сцендвижение, языки (я занималась французской, итальянской и немецкой дикцией), — уроки этики — как себя вести, в частности, с менеджерами, — что делать, чтобы в общении с ними „не зажиматься“, какие представлять фотографии, как подать свой репертуар, как одеваться… Даже что нужно есть и как организовать свой день…
А главное — это были уроки мастер-класса. Певцы приезжали и уезжали, менялись. За два-три урока они умеют подсказать столько и так точно, что хватает на долго осмысливать и приноравливаться…
А.Нетребко (Сюзанна). «Свадьба Фигаро». Фото из личного архива А.Нетребко
Жутко страшно было выходить на публичный урок. Там собираются не только молодые певцы, но и любители театра, и спонсоры — во все глаза на тебя глядят… Это не то, что на сцене, — куда страшнее…
Параллельно ставили молодежные студийные спектакли — вот это было весело! А в конце программы состоялся гала-концерт. Я пела с оркестром в Симфоник-холле две сцены из „Манон“ Массне — всю эту партию целиком удалось приготовить.
Там я научилась петь легче, позиционно выше, светлее. „Куда ты так орешь? — спрашивают, — сколько тебе лет? — Двадцать четыре — отвечаю. — Ну и что ты орешь? Голоса по твоему возрасту более чем хватает“. Попробовала петь легче, от этого вообще все проще стало.
Правда, там, на Западе спокойнее: залы поменьше нашего, акустика получше, оркестры потише, и там нет проблемы кого-то переорать. Приехала сюда, пытаюсь сохранить все найденные ощущения. Эффект удивительный: пою легче, а голос крепнет.»
На самом деле, эффект вполне объяснимый. Голос Анны, верно направленный и обработанный профессором Новиченко, со временем встал на свое место и теперь естественно развивается. Советы мэтров из Сан-Франциско упали на тщательно вспаханную почву. Но они были необходимы молодой певице как хорошая прививка здоровому растению. И плоды не заставили себя долго ждать. Летящее, теплое лирико-колоратурное сопрано Анны пленяет очень красивым тембром, слегка напоминающим голос молодой Галины Ковалевой. Об этом я подумала, посетив довольно нудный спектакль Мариинского «Руслан и Людмила». Мое зрительское терпение было вознаграждено исполнением партии Людмилы Анной Нетребко и партии Ратмира тогда еще студенткой Златой Булычевой. Об этой талантливой девушке тоже пора говорить серьезно, пока она в России.
Но сейчас разговор об Анне.
Подкупает не только округлый, ласковый звук ее голоса, но и абсолютная сценическая и певческая свобода. Прелестная Людмила так натурально капризничает в садах Черномора, что вспоминаешь о чудно легком стиле юного Пушкина, о его иронии в адрес добродетельной княжны, которая
… На воды шумные взглянула,
Ударила, рыдая в грудь,
В волнах решилась утонуть —
Однако в воды не прыгнула
И дале продолжала путь.
Из всех исполнителей, пожалуй, одна Нетребко ощущает эту классичную ироничность повествования в «Руслане». Ей даровано Богом чувство стиля, благодаря чему героини Анны не мазаны единым розовым цветом, одной звуковой краской, хотя все они — лирические. Ее Герда в «Кае и Герде» Баневича по-детски порывиста и не по-детски серьезна. Розина в «Севильском цирюльнике» Россини пикантна и чуть коварна. Луиза в «Обручении в монастыре» Прокофьева своенравна и поэтична. Микаэла в «Кармен» Бизе нежна и решительна, здесь уже слышны певческие краски сильные и горячие.
Иногда вдруг в какой-то партии замечаешь у Анны интонационное однообразие. Так вначале было с Луизой в «Обручении». Сама певица на это сетует: «Пока нет вокальной свободы, невозможно как следует заниматься разнообразием интонаций. У меня на уроках камерного пения из-за этого были проблемы. Как начну характер изображать, вокально все не так, и тут уж беда. А когда все более-менее организовалось певчески, можно кое-что сделать. Хочу серьезно заняться камерным репертуаром».
Пока что, тщательно поработав с Валерием Гергиевым, она тонко и артистично исполнила в сопровождении оркестра «Детскую» Мусоргского. Сначала здесь, в Петербурге, потом в Ла Скала.
Затем состоялся сольный камерный концерт Анны в Малом зале Петербургской филармонии — Дебюсси, Рихард Штраус…
В этом жанре проблемы у Анны пока присутствуют. Обычно ей помогают большая сцена, оркестр, театральное действие. А здесь, в камерном зале, певица остается наедине с концертмейстером перед лицом всех вокально-музыкальных трудностей, и оптимального художественного эффекта достичь ей еще не удается. Но на то она Анна Нетребко — если чего очень захочет, добьется. И камерный репертуар одолеет.
Собрав этой весной обильный урожай аплодисментов в Милане, Лондоне и Нью-Иорке, Анна вернулась в Питер как раз к фестивалю «Звезды белых ночей». И здесь судьба вновь свела ее с Виолеттой из «Травиаты». Молодой итальянский маэстро Джанандрэа Нозеда, тот самый, с кем на прошлых «Белых ночах» Анна получила премию «Балтика» за исполнение партии Джильды, готовил с молодыми солистами Мариинского концертное исполнение самой популярной оперы Верди. Работать над «Травиатой» с итальянцем, сделать партию заново, взять истинно итальянскую манеру интонирования из первых рук — великолепная перспектива!
… Они понимали друг друга, казалось, менее чем с полуслова. Двух с половиной часовой музыкальный «любовный» дуэт певицы и дирижера был куда сердечнее сценического дуэта Альфреда и Виолетты, ибо молодой партнер Анны лишь формально озвучил партию. А эти двое —артистка и дирижер — творили музыку и человеческую драму словно заново…
Исполнение «Травиаты» было полуконцертным, но оставило гораздо большее театральное впечатление, чем многие полноценные спектакли с тем же названием. Виолетта у Анны — практически готовая новая роль. Здесь уже не та прелестная девочка, какую мы знали по прежним спектаклям, но зрелая пленительная женщина, победительная в своей красоте и властной чувственности. Ее Виолетта умна и вовсе не так ранима, как это обычно трактуется. Только в последние мгновения знаменитого монолога в финале первого акта она дает себе волю и с безумством вдруг вспыхнувшей решимости, отдается огню любви.
А.Нетребко (Луиза). «Обручение в монастыре». Фото из личного архива А.Нетребко
А.Нетребко (Виолетта). «Травиата». Полуконцертное исполнение на фестивале «Звезды белых ночей». А.Нетребко (Людмила). «Руслан и Людмила». Фото из личного архива А.Нетребко
В сцене с Жермоном, где достойным партнером Анны был Василий Герелло, я впервые наблюдала двух сильных противников, совершенно убежденных каждый в своем праве. Виолетта Анны борется долго и отнюдь не обреченно. Но в интонации Жермона такое довольство и напор, что противостоять бесполезно. Слом Виолетты происходит тихо, без видимых эмоций. Он прочитывается в усталости голоса и облика. Вокальное звучание вдруг становится плоским и безжизненным — словно душа покинула тело…
Но впереди еще два акта с эмоциональными взрывами и падениями в пропасть отчаяния. Анна использует все тембральные краски, всю динамическую шкалу, паузы и акценты, иногда совершенно перефразируя привычную музыкальную интонацию. Но никогда не форсирует ни эмоцию, ни голос. Напротив, звук прозрачен и чист, пианиссимо подчас тончайшее. Нежная сила и сдержанность. А от облика певицы-актрисы веет такая неподдельная талантливость, что не подпасть под ее обаяние трудно.
Смерть героини Анна играет философски просто. Чтение письма от Альфреда и затем короткое «поздно» — в актерском плане высший класс. Начало арии — почти бесстрастно, со спокойствием смертницы. И только последняя верхняя нота — отчаянный крик сердца. Абсолютное оцепенение на фоне карнавального хора. А выход из оцепенения и осознание возвращения Альфреда — снова замечательный актерский эпизод.И это не просто хорошая игра. Анна замечательно слушает музыку, дирижер замечательно ее подает. Весь финал концертного спектакля дарит ощущение того самого катарсиса, за которым миллионы людей идут в оперный театр…
Сама Анна своей работой недовольна. «Забыть и начать все сначала! — восклицает она в сердцах — ми бемоль не взяла, там не дотянула, того не сделала…» И снова закрадывается грешная мысль: уж не кокетничает ли? Да нет же, это ее суть…
Встречая Аню в коридорах Консерватории, невольно удивляешься простоте ее поведения. Она до сих пор сохранила веселую ребячливость в студенческой компании. Всегда присущее ей достоинство не стало высокомерием. Многие из Мариинского себя «несут» — может быть, так и надо артистам «Императорского»… Аня просто идет, просто стоит, просто болтает. Иногда думаешь: а оценивает ли она себя адекватно? Уж больно все привыкли к иной манере поведения удачливых актеров…
Но вот солистка Анна Нетребко выходит на сцену. И сразу ясно: здесь ее настоящая жизнь, настоящие ценности, настоящее счастье. О ней вряд ли скажешь — служит высоким музам с благоговением.
Скорее, Анна испытывает гедонистическое наслаждение от погружения в актерство и музицирование, от радости артистического бытия, от предчувствия своих возможностей и свершений.
… Ей отпущено Богом сразу многое. Голос, музыкальность, артистизм, красота, коммуникабельность, работоспособность. Она войдет в двадцать первый век зрелой актрисой и совсем еще молодой прекрасной женщиной. Ее ждет мировая слава. Не боюсь быть Кассандрой, предрекающей радостное.
P.S. Пока верстался журнал, Анна сыграла Сюзанну в спектакле Юрия Александрова. На сцене этой Сюзанне, явной современнице Французской революции, не хватало только фригийского колпака. Но ни бъющая через край жизнерадостность, ни дерзкая раскованность и даже агрессивность новой Сюзон и не заслонил в пении Анны Нетребко чистоты и прекрасной женственности моцартовой героини.
Октябрь 1998 г.
Комментарии (0)