ИЗ ЗАМЕТОК О БРУНО ФРЕЙНДЛИХЕ
На высокие подмостки он вышел сразу не как все: вполне уже зрелым, но и достаточно молодым актером, легким, подвижным, смело глядящим в зал. Пора начинаний осталась в тени: она прошла во всяких молодежных, районных, передвижных и тому подобных театрах города и области. Прошла, однако, не даром. В канун Отечественной войны Бруно Фрейндлих стал заслуженным артистом.
Он сразу и запомнился, этот новичок. Мы по-настоящему узнали его весной 1947 года. 22 марта Большой драматический театр первым в стране показал пьесу К.Симонова «Русский вопрос». Главную роль — неподкупного журналиста Гарри Смита играл Бруно Фрейндлих. Уже заслуженный. Но еще дебютант. (Впрочем, для настоящего мастера каждая новая работа — всегда дебют.)
Свободно сбрасывал он с героя развязность американца и нес с собой свободу внутренней жизни, чуть наивную веру в порядочность всех вокруг него, неподдельный темперамент молодого правдоискателя.
Пьеса служила целям политическим и призвана была «разоблачить» американский образ жизни — пугающий жупел наших тогдашних правителей. Своей задаче она ответила и тем приглянулась «лучшему другу советского театра». Это не совсем точно, будто Сталин губил и душил все, что под руку ни попадалось. Пьеса Симонова так пришлась ему по вкусу, что он повелел играть ее чуть ли не во всех крупных театрах страны. Вот и у нас вслед за БДТ ее спешно показали — хочешь не хочешь — акимовский Театр комедии, Академический театр драмы.
В Комедии роль Гарри Смита исполнял Борис Смирнов, в Акдраме — Валентин Янцат. Оба они отдали дань штампам импортного амикошонства, первый — помягче, второй — с откровенным равнодушием. Спектакль Комедии благодаря таланту Елены Юнгер стал спектаклем прежде всего о Джесси. В Акдраме интересен был газетный магнат Макферсон — Константин Скоробогатов.
Духовную драму Гарри Смита нес, в сущности, только Фрейндлих. Помню, как, отыграв спектакль на приемке, обаятельный и статный, актер вскоре спустился в зал. С той же милой наивностью, как и его герой в начальных эпизодах, но волнуясь не на шутку, стал расспрашивать почему-то нас, молодых рецензентов:
— Ну как? Ничего? Проходит?..
Сыграв еще Паратова в «Бесприданнице», он быстро ушел в Акдраму — и оказался далеко не последним в неправдоподобном ансамбле талантов, какой собрал тогда Леонид Вивьен.
Краткие заметки не вместят всего, что успел сделать актер, так умеющий убеждать. Репертуар и там тоже встречался всякого сорта. Но многие подводные камни удавалось обходить, смешивая краски и тонко меняя акценты. Мало назвать Бруно Фрейндлиха актером интеллектуального обаяния: он на редкость ненавязчиво, с беглой улыбкой может показать вдруг наивность бесспорно умного человека. Или усталость темперамента, тут же преодолеваемую усилием воли. Или усмешку над собственной зряшной иллюзией: след обольщения истаивал в воздухе, провожаемый растерянным взором героя… Тут не было наклонности к парадоксам. Нет, всюду актера занимала сложность простоты, неоднозначный подтекст очевидного.
Самый спорный случай вышел, пожалуй, при встрече с Гамлетом. Там иногда возникало впечатление, что умудренный опытом мастер расчетливо проводил одни эпизоды в полную силу, а другие оставлял проходными. Значительней других были сцены в спальне матери-королевы, у могилы Офелии и особенно виртуозная сцена с флейтой. Метались и сменялись уязвленные чувства, шла игра находчивого ума. Все говорило о строгом достоинстве театра.
Сюда же стоит добавить сцены с Горацио — Владимиром Эренбергом. То был прекрасный поверенный героя и актера. В благородной игре обоих побеждала преданность правде.
Вообще во многих спектаклях память сохраняет Фрейндлиха больше всего как участника актерского дуэта, проведенного концертно.
Вот он в роли священника Серафима ведет интеллектуальный турнир с профессором Дроновым — Николаем Черкасовым («Все остается людям» С.Алешина). Поединок убеждений остр, как шахматная партия и, как она, корректен, что было так непривычно по тем временам. Обнаруживалась относительность иных непреходящих истин и вместе с тем необходимость ими жить, их прояснять, обновлять, двигать… То были смелые минуты превосходного спектакля.
Вот диспут совсем противоположного свойства: Барон — Фрейндлих ведет скучающе небрежный спор с воспламененным, воспарившим над сумраком ночлежки Сатиным — Николаем Симоновым («На дне» М.Горького). Новая цепочка контрастов, новая позиция актера в диалоге: тема правдоискателя вдруг вывертывалась наизнанку и воспринималась исполнителем как бы с ее оборотной стороны. Вот шутейная, ребячливая с виду перебранка Балясникова — Фрейндлиха с Блохиным — Юрием Толубеевым в «Сказках старого Арбата» А.Арбузова. А под дурашливыми выходками озорников — глубокое чувство, нерасторжимая общность, крепкое объятие единомышленников.
В разных диапазонах выверялась широкая гамма партнерства. Примеров много, и нечего пробовать их исчерпать…
На Александринской сцене Бруно Фрейндлих полвека. А актерский путь длится в общей сложности 65 лет.
Этому событию посвящена книга, выпущенная недавно*. Неординарная книга. В ней своя душевная убежденность, подкупающий юмор, живые признания — изнутри творческой натуры. Впечатления жизни и сцены сближаются, дополняя друг дружку, что вполне в натуре артиста. И все та же сложность самоочевидного, сплав горького и порой смешного.
* Бруно Фрейндлих. 65 лет на сцене. СПб: Художественный фонд «Любимый город», 1998. 144 с. с илл.
Наплывы из давнего и недавнего, чуть прерывистая смена встреч, происшествий и всего того, что вспомнилось… Актерские проделки… Выдержки из писем и печатных откликов разных лет… Родные для автора лица порой выглядывают со страниц, и это тоже ценная составляющая книги. Как говорят, одна известная актриса, приходящаяся автору сродни, даже приняла самое непосредственное участие в издании.
В конце отобраны статьи о Фрейндлихе-актере — дельные пояснения к написанному им самим. Здесь представлены испытанный его партнер А.Борисов, критики Р.Беньяш, В.Иванова, О.Персидская, С.Михайлов, Ю.Ороховацкий. Предпосланная книге вступительная статья Т.Забозлаевой «О Бруно Артуровиче, о чувстве ритма» привлекает свободным взглядом на суть искусства «последнего из могикан».
Жаль, тираж невелик. А ведь издание может заинтересовать многих читателей, любящих театр. На тот случай, если появится возможность переиздания, можно порекомендовать небольшие уточнения в тексте. Стоит, пожалуй, добавить, что упомянутый на с.17 «старый актер В.М.Фокин» — это родной брат балетмейстера М.М.Фокина, актер театров и оперетты, и миниатюр. Режиссера Дудина (с.17) звали Владимир. Муж Виктории Чекан, Александр Мгебров тоже был актером и даже режиссером Петропролеткульта (с.41). И.Н.Певцов «осуществил свою мечту» сыграть Отелло еще на сцене Александринки в постановке С.Э.Радлова (1927), т.е. до премьеры «Страха» (1931). Право сыграть Отелло было условием его прихода в этот театр. Впрочем, отмеченное здесь легко исправимо и не может сказаться на общей ценности книги.
В ней продолжается деятельность большого мастера сцены, в любые времена остающегося самим собой.
Октябрь 1998 г.
Комментарии (0)