П.Г.Григорьев
А.М.Максимов
Ровно сто лет назад, в апрельском номере 1898 года, петербургский журнал «Исторический вестник» (т.72, с.328—334) опубликовал «Великопостное послание» Петра Григорьева Алексею Максимову, датированное 1857 годом.
Петр Иванович Григорьев (1806 — 1871) был актером небольшого дарования, но занимал прочное положение в труппе, играя роли второго плана — в основном благородных отцов и солдат. Он обладал веселым, благодушным нравом, живостью, ценил шутку, розыгрыш да и сам умел пошутить. Все он делал легко, в охотку: играл на сцене, музицировал, обучал воспитанников Театрального училища актерскому искусству, сочинял пьески. Григорьев был весьма репертуарным драматургом — водевилистом. В 1869 году он выпустил собрание своих сочинений в пяти томах под названием «Театр П.И.Григорьева». И в наши дни порой играют его водевиль «Дочь русского актера».
Жизнь он вел скромную, солидную, ценил свое благополучие, а потомкам оставил плоды легкого пера и завещал уметь радоваться незамысловатым прелестям жизни.
Алексей Михайлович Максимов (1813 — 1861) представлял собой полную противоположность Григорьеву. Он занимал амплуа jeune premier, имел выгодную сценическую внешность, высокий рост, прекрасные манеры. В его хрипловатом голосе и чрезмерной худобе впечатлительные зрительницы находили что-то загадочное… Кроме бесконечных героев-любовников Максимов играл Хлестакова и Чацкого, Фигаро и Яго, маркиза Позу и Гамлета. Жизнь он вел разгульную, много времени проводя в кутежах и попойках среди богатых купеческих сынков, чем основательно подорвал здоровье. Временами он удалялся в монастырь, оставляя все земное. Но неизменно возвращался. Он рано умер от чахотки.
«Послание» Григорьева продиктовано искренней заботой о приятеле, партнере, исполнителе ролей во многих его пьесах. За шутливым тоном — подлинная характеристика быта и взаимоотношений петербургских актеров середины прошлого века. Конечно, «Послание» излишне многословно, его литературный уровень мог бы быть повыше, но извинением служит то, что оно не предназначалось для печати. И все же, за сто сорок один год его печатают второй раз — стало быть, ценность не утрачена.
Примечания к публикации в «Историческом вестнике» подготовил актер и режиссер Александринского театра Александр Александрович Яблочкин (1824 — 1895), отец будущей примы московского Малого театра. Частично они пригодились и здесь.
ВЕЛИКОПОСТНОЕ ПОСЛАНИЕ АЛЕКСЕЮ МИХАЙЛОВИЧУ МАКСИМОВУ
Ну, что, товарищ забубенный?
Вот, наконец, настал Великий пост для нас!
Скажи же мне, усталый, истомленный,
Настал ли твой покоя час?
Утихли ли волнения и страсти,
Отмыта ль грешная телес нечистота,
И в храме Божием, спасаясь от напасти,
Ты поклоняешься ль Владыке живота
Ты просишь ли себе и силы, и здоровья,
Иль так, как в мясоед, разгула жизнь полна?
Ужель дух праздности, унынья, празднословья1
Поддерживаешь ты бутылкою вина?
Ужель, невольный ты поклонник злого хмеля,
Земных поклонов не творишь,
А все по-прежнему у бестии Бореля2
Иль в Арендаторской гостинице3 кутишь,
Куда, как слышал я, в Посту на поклоненье
Отправиться с компанией хотел?..
Признаться, о тебе в душе я пожалел
И пожелал не впасть во искушенье!
Там несть спасения, по правде говоря!
Там только лишь кутилы городские,
Усердьем будто бы горя,
Нанявши тройки удалые,
Спешат проказничать вблизи монастыря,
Где, позабыв и Пост, и все святое в мире,
Толкуют только лишь о том,
Как хорошо, удобно им в трактире,
Какие порции или вино почем
Как комнаты устроены опрятно,
Какой порядок, чистота,
Как прокатиться весело, приятно,
А в церкви быть нельзя — такая теснота!..
Поклонникам таким, чай, очень рад лукавый!
Там наши женщины, молясь, толкуют в лад,
Какой монах хорош собой на взгляд,
Мужчины ж тешатся охрипшею октавой!
Так если, друг, и ты с компанией там был,
И если не пришлось тебе пораскутиться
То Сергий, пастырь душ, твой, верно, грех простил,
Меж тем за мясоед ты, чай, не позабыл,
Что долг велит серьезно попоститься?
Стряхнув житейских дел нечистоту,
Пора забыть, что ты актер, потешник,
Иди, иди во Храм с молитвой ко Христу!
Во прах, как кающийся грешник!
Подумай, как наш краток век!
На жизненном пути, как здесь грязна дорога…
Подумай, Алексей, ты — Божий человек!
За что же черту все… и ничего для Бога?!
К раскаянью для всех открыта дверь:
Во Храм спешат здоровый и калека!..
Гордоны4 ж, Палкины5, Борели, мне поверь,
Все это демоны под видом человека!
Беги от них! и будешь цел и здрав!
Эх, Алексей, досадно, да и скверно,
Что весь гортанный твой рукав
Так уместителен чрезмерно!
Ты, верно, как вино перед тобой стоит,
Твердишь себе: Бог милостив! простит!..
Конечно, многих нас Он милует, прощает,
Но многих и… безжалостно карает!
Хоть Богу от души ты благодарен; так
За то, что ты, во-первых, не дурак,
И прочая… так
ты и не дурачься ж, милый!
Рассудок, высший дар, поберегай,
Своей природы не насилуй
И в год один трех лет не проживай;
Не лучше ль быть всегда здорову,
Поукротив земную страсть,
Чем вновь в безумии попасть
На Выборгскую сторону к Орлову6?
Да и не вечно же вылечивать ему
Твою старинную болячку;
Подумай же, к чему пороть горячку
И ночевать не в Жуковом дому7?
Не лучше ль у себя, в беседе ежедневной,
Поесть, и выпить, поболтать…
Или с своей Натальею Сергевной8
На черный день кой-что с умом приготовлять?
Ведь старость нам как раз укоротит дорогу!
Так лучше тише жить; к тому ж
И мозг свой сберегать должны мы понемногу,
А то ведь как опять ты попадешь под душ,
Так душу-то отдашь Орлову, а не Богу!
Вдруг, глядь, протянешься преважно во весь рост,
С гримасой кислою валяяся на койке…
Фи! гадко! глупо!.. нет, теперь Великий пост,
Так надо мысль изгнать о всяческой попойке!
Черт знает! Странно, первый трагик, шут,
Ну, словом, первые актеры,
А жизнь какую-то последнюю ведут!
Им чертики грезятся там и тут,
Иль пикой в нос им колят командоры9,
Ну, словом, разных видов и сортов
Все дьяволы в мозгу, в крови и… нет спасенья!
Ничуть! актер очнулся и готов
Пред публикой читать преважно наставленья!
И тут очнувшийся старается весьма,
Чтоб публику свести решительно с ума;
Она же, как ни своенравна,
Смеется вместе с ним и плачет за свой грош…
Да!.. как подумаешь, посмотришь, разберешь,
Жизнь поучительна глубоко… и забавна!
Ты, впрочем, счастлив тем, что ты не семьянин,
Что нет вокруг тебя девчонок и мальчишек,
Ты дерзко тратишь жизнь и жизненный излишек
И за себя ответствуешь один;
Но те из нас, которые, к несчастью,
Окружены толпой ребят10,
И, зараженные неизлечимой страстью,
Не думая о будущем, кутят,
Забыв священный долг отца и мужа!
Что Бог, хоть милосерд, заблудшего щадит,
Но после, силы в нас и ум обезоружа,
Он взыщет за детей и грозно поразит!
Вино! Вино! Что делаешь ты с нами?
Как пораздумаешь, невольно страх берет!..
Мы от вина не можем быть отцами,
Ум, мысли, все вверх дном идет!
В беды и глупости, и в ссору,
В болезни тяжкие, во все влечет оно!
И кажется, сам Бог всех более актеру
Дал средства погибать через вино!
Не смейся над моей ты постной небылицей:
Писал тебе я так, как чувствовать умел.
Я, брат, воспользуясь сей первою седмицей,
Свободно, скромно отговел,
Как мог, за всех усердно помолился,
Когда же тайн Христовых причастился,
То пожелал, чтоб все товарищи, друзья
Спокойно также отговели,
Покаялись, забывши хмель,
И не дурачились на тройках, не пьянели
По крайней мере семь недель!
Так не по розам, а по тернию
И ты теперь ходи, молись,
А в Новгородскую губернию11
Молиться ездить не трудись;
Пошли туда свое усердие,
Свой дар и в деньгах, и в вещах,
И верь, что Божье милосердие
Тебя помилует в грехах!
Теперь всяк в грешных мыслях кается
А кто, чтоб в жизни не страдать,
Контракт свой всячески старается
Повыгоднее заключать.
Самойлова12 многохвалимого
Вознаградили важно, брат!
Посмотрим, что-то у Максимова,
Такой ли выйдет результат?
Дай Бог тебе нажить имение,
Здоровым, невредимым быть…
За сим мое тебе почтение:
Прошу посланье сохранить
И в нем кой-что позаучить
О том, что «Быть или не быть?»13
Иль — только пить???
П.Григорьев
1 …дух праздности, унынья, празднословья — несколько искаженные начальные слова молитвы Ефрема Сирина, читаемой Великим постом: «Господи и Владыко живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми. Дух же целомудрия, смиреномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу Твоему…»
2 Ресторан Ж.Бореля на Большой Морской, 8 — любимый ресторан великосветских денди.<
3 Арендаторская гостиница находилась на Петергофской дороге неподалеку от монастыря святого Сергия в Сергиевой пустыни.
4 Английская фирма «Карл Гордон» держала винный погреб Лаутона на углу Невского проспекта и Михайловской (ныне Бродского) улицы.
5 Перворазрядный ресторан «Палкин К.П.» находился на Невском, 47 (угол Владимирского) во втором этаже (теперь там кинотеатр «Титан»).
6 Орлов Василий Иванович (1792 — 1860) — врач, драматург. В самом популярном его водевиле «Гусарская стоянка, или Плата тою же монетою» блистала В.Н.Асенкова. Автор водевилей «Подмосковные проказы, или Худой мир лучше доброй ссоры», «Роковая почта, или Конец подмосковным проказам» и др. Перевел пьесу Мольера «Скупой», «Оды» Горация, несколько французских медицинских книг. Орлов — известный врач, имел отделение в клинике на Выборгской стороне, где четырежды вылечивал Максимова от белой горячки.
7 «Жуков дом» — табачный магазин В.Г.Жукова (1800 — 1882), находился в его доме на Фонтанке, 74, угол Лештукова переулка. Табачный фабрикант, коммерции советник Василий Жуков поначалу служил плотником в Большом театре и изготавливал ему одному известным способом отменный нюхательный табак, пользовавшийся тогда большим успехом среди актеров и театральных служащих.
8 Аполлонская Наталья Сергеевна (1820 — 1900) — жена Максимова с 1842 г., петербургская танцовщица в 1841 — 1859 гг.
9 По этому поводу А.А.Яблочкин написал: «Как только начиналась белая горячка, Максимов запирался в своем кабинете. Ему казалось, что статуя Командора из оперы „Дон Жуан“, просовывая в замочную скважинку дверей длинную соломинку в виде пики, старается попасть этой пикой в нос Максимову. „Я, — рассказывал Максимов, — сперва долго-долго молюсь перед иконами, потом сяду за письменный стол и начинаю прилежно учить, попросту сказать, зубрить какую-нибудь новую роль (которыми, к слову сказать, он был всегда завален) и хотя стараюсь не смотреть на дверь, но чувствую, что черт, переодетый Командором, просовывает в замочную скважину тонкую и длинную соломенную пику. Я долблю роль, а сам дрожу и невольно скашиваю глаза в сторону, к дверям. Как только черт размахнется, чтобы ударить меня в нос пикой, я быстро прячу голову под стол. Черт промахнулся и, сконфуженный, тащит соломинку назад. Через минуту та же история начинается вновь“».
10 Намек на многодетного Александра Евстафьевича Мартынова (1816 — 1860) — актера Алексанринского театра с 1835 г., друга, партнера и однокашника Максимова в Театральном училище.
11 В Новгородской губернии был новгородский Деревяницкий монастырь. Туда Максимов постоянно делал большие денежные вклады, там часто и подолгу жил, говел, исповедовался и причащался.
12 Самойлов Василий Васильевич (1813 — 1887) — актер Александринского театра в 1835 — 1875 гг. В отличие от Мартынова и Максимова, Самойлов умел поставить себя с начальством, выговорить выгодные условия. Контракт с актерами дирекция императорских театров заключала каждые три года. В 1857 г. Максимов и Мартынов, поддавшись уговорам товарищей, впервые обратились к директору с просьбой исходатайствовать им такое же содержание, какое определено Самойлову, а оно было втрое больше. Но унизительные для обоих хлопоты результата не дали.
13 «Быть или не быть» — начальные слова монолога Гамлета в одноименной трагедии Шекспира.
Предисловие, публикация и примечания Татьяны Золотницкой
Комментарии (0)