Представьте себе мореплавателя, много лет носившегося по морям и волнам и наконец заброшенного на родной берег. Как он пробирается по улочкам города, знакомого и забытого, как ждет он встреч, какова сила оживших воспоминаний и ожиданий. Представьте же себе теперь театрального критика, который пять лет не был в театре… Томиться пришлось, правда, не в зоне, а за границей, но тоска по театру сравнима, оказывается, с тоской по воле. Освоение незнакомой театральной реальности началось с лучших ролей. Всю местность охватить пока трудно, но высоты — лидеры — заметны сразу. Актеры, о которых я пишу, не находясь в эпицентре режиссерских исканий, выглядят крупнее многих. Мой гость, поставляющий театральную хронику для киевских газет, вместе со мной смотрел спектакль «Стакан воды» и радовался успеху артистов. Привожу дословно, без перевода, отрывок из его статьи (пожалуй, этот специфический текст может прозвучать только по-украински).
Я пишу про Молодежний театр, але саме театру я не бачив. Мене провели якимись провулочками i завели в таемничу дверь, яка у москалiв зветься «чорний хiд».
— Ми на Вас чекали, — промолвила кремезна «булгакiвська» жiнка — завiдуюча лiтературною частиною. — Просто в залу, — запитала вона, — чи Вам треба по малий справi?..
А.Одинг (Королева Анна). «Стакан воды». Молодежный театр на Фонтанке. Фото В.Постнова
Мене вже три години водили по Санкт-Петербургу, а в цьому дивному мiстi всеж таки замало туалетiв. Туалет для персоналу знаходився в якомусь подвальному примiщеннi, коридори в цьому театрi похмурi, як в бомбосховище часiв росiйсько-японськоi вiйни, але взагалi обстановка театральна, затишна. Я б хотiв працювати в такому театрi зав.лiтом. Кабинок було двi. В лiвiй, здаэться, хтось сидiв, и я обрав праву. Свiтла не було. Поки я рiшав цю задачу, я почув в сусiднiй кабiнцi два чоловiчих голоса i окам’янив. «Я нiколи не дозволю iй це зробити», — повторював один. Другий, меньш энергiйний, лiниво вiдбрехувався.
Я богато чув про ленiнградськi театри, але це було для мене, кажучи прямо, занадто. Щось тут дiялось! У такому iнтимному мiсцi закрилося двоэ чоловiкiв. Фактично пiд час спектаклю!
Закритися в своiй кабiнцi я не мiг, бо не було свiтла, але ж залишити дверь вiдчиненою у такому контекстовi — я побоювався. Мiцно притримюучи дверi, я все ж таки якось справився и кинувся до виходу.
В ту саму мить дверь другоi кабiнки вiдчинилася, i звiди вийшов невеличний лисуватий актор у гриму i одягу англiиського крою минулого столiття. Вiн продожував прощось напруженно розмовляти сам с собою на два голоси. На мене вiн навiть не глянув i рвучко подався кудись в напрямку сцени.
— Оце даэ! — подумав я. — Це ж треба, — так настроюватися перед спектаклем!
Несмотря на некоторый физиологизм, наблюдения моего украинского коллеги иллюстрируют особенность одного из моих героев: Сергей Барковский самозабвенно отдается игре, он погружается в нее с лукавым интересом и удовольствием. Шлифовка деталей не превращается в деланность, и радость игры не переходит в самолюбование. Действительно, можно поверить, что он настраивается на роль, где угодно — в булочной и в троллейбусе, у парикмахера и стоматолога. Мощный поток вдохновения подхватывает его и выносит в свободные воды творчества.
Нельзя сказать, что с первых минут пребывания на сцене в роли Болингброка он поражает воображение и приковывает ваше внимание. Странный эффект: он играет хорошо, но именно поэтому его не замечаешь. Занимает и задевает, скорее, окружение, не очень ровный фон. А его подсознательно воспринимаешь точкой отсчета — вот так и должно быть в театре.
Барковский? Да годится ли он на роль придворного, виконта, аристократа?.. Внешность его не назовешь выигрышной. Росточком невелик, и раскатистым голосом не обладает, и шевелюра не слишком пышная, и вообще напоминает одного студента Казанского университета (в иные времена играть бы ему, счастливцу, молодого Владимира Ульянова). Но сегодня ему достаются иные политические фигуры. Болингброк борется за портфель премьер-министра, впрочем, на актуальность звучащего текста специально никто не напирает. Все это, конечно, несерьезно — игрушечная борьба за власть, за прекращение «позорной» войны (сцена одета в маскировочные цвета, персонажи беседуют, сидя на снарядных ящиках). Конечно, вовсе обойти благодатную жилу ассоциаций со сводками программы «Время» такой неистовый комик, как Барковский, не способен. Но делает он это так легко и изящно, что даже самый чистоплюйски настроенный борец за высокий вкус не поморщится. Пожалуй, это слово явилось не случайно: Барковский изящен, и речь не только о пластике. Да, ему не трудно так расположиться в пространстве, что оно оказывается ему как раз «по росту». Но, кроме того, изящество — в том, как строится роль, где он выглядит ярче, где слегка приглушает тон. Переход от усталого, вялого, угрюмого Болингброка первых минут спектакля к Болингброку фонтанирующему, брызжущему, бурлящему — исполнен блестяще, без всяких усилий и наигранного взвинчивания. Не вспомнить ли, кстати, что образование-то у Барковского — режиссерское? (Таких переполненных энергией интриганов может играть именно бывший режиссер.) А если серьезно, можно предположить, что осмыленность, свойственная решениям Барковского, диктуется его режиссерским мышлением. Но продуманность нисколько не вредит легкости.
С.Барковский (Болингброк). «Стакан воды». Молодежный театр на Фонтанке. Фото В.Постнова
Сергей Барковский играет царедворца, но не играет «в аристократа», не тщится изобразить английского лорда с пятью веками знатных предков. И Алла Одинг, тем более, не относится серьезно к тому, что она изображает хозяйку одного из величайших тронов Европы. Надо слышать, как она, похохатывая, объясняет трудности своего положения: «Понимаете, я же ведь королева!» Эта мимолетная насмешка над собой очень хороша: ее героиня не обладает качествами государственной личности, и ее забавляет (в те минуты, когда не тяготит) возможность вершить судьбы людей и стран. Но это и актриса чуть подмигивает себе: ну, что, Алка, никак королев сподобилась играть?!
И тем не менее, ей легко дается в этой роли царственность, может быть благодаря ослепительной (в отличие от Барковского) внешности. Ей так сладко играть эту красивую дуру, такую трогательную в своей глупости, ей так нравится вызывать восхищение — вот она проходит в очередном умопомрачительно роскошном наряде, сама роскошная и блистательная, и кажется, что слышен не только шорох шелков, но и гул восторга, который Одинг — Королева Анна благосклонно и чуть смущенно принимает. Что и говорить, она ярче и соблазнительнее соперниц, и непонятно, как мог капитан английской гвардии не отдать предпочтение этой кустодиевской королеве.
Нельзя не разделить упоение актрисы, купающейся в долгожданной роли. Но невозможно и не задаться вопросом: почему же ее пришлось так долго ждать? Я помню Аллу Одинг в роли Роксаны (нетактично даже напоминать, когда это было) и еще Варварой в «Грозе» (и этот спектакль, увы, снят с репертуара). А ведь судя по «Стакану воды» ей бы играть и играть, и доступно ей многое.
Она начинает нравиться сразу, с первого своего появления в белопенном шелково-кружевном ворохе, на троне-диванчике, подвешенном, как качели. Кажется, что она сидит посреди огромных залов, где никого не дозваться. Королева тоскует, мается от одиночества и отсутствия поклонения, ей нужны толпы влюбленных кавалеров, а тут только старый глухой Томпсон. «Ну,Томпсон!…» — взывает к нему королева, приходится кричать, а ей хотелось бы пошушукаться, посплетничать, похихикать вполголоса. Она очень женственна, кокетлива, непостоянна. Ее настроение меняется стремительно, Одинг прекрасно играет эту переменчивость, подверженность влияниям, отсутствие какой-либо твердости. Конечно, ей не хватает опоры, мужской поддержки: ведь даже Болингброк — Барковский видит в ней не партнершу для своих политических игр, а только пышное орудие. Хоть и он восхищен своей «ученицей», когда она вдруг начинает не просто петь с его голоса, а абсолютно органично преображается в королеву-властительницу. И слегка кивает ему — да, видите, могу!
А женского счастья ей желаешь больше, чем ее юной протеже… Королева-Одинг хороша и в минутном торжестве, и загоревшаяся надеждами (над которыми смеешься, но сочувствуешь), и разочарованная, потухшая, и преисполненная гнева и внезапного величия. Замечательно забавны ее повторяющиеся вздохи («О, Господи…»), когда она понимает тщетность своих усилий быть грозной или говорит что-то такое, чего сама не в силах понять, или то, что ей «не положено» по рангу и чего она стесняется. Когда у красавицы есть юмор — это дорогого стоит.
Королевские костюмы тоже, видимо, стоят недешево. Кажется, что все деньги, найденные для спектакля, пошли на платья трех героинь, мужская одежда выглядит гораздо скромнее, а «одежда сцены» — просто вызывающе бедна (может, так показалось только мне, потому что я несколько лет провела в стране, где везде встречаешь армейскую форму и натыкаешься на снарядные ящики). Кстати, никакого значения не имеет то, что Болингброк выступает против оголтелого милитаризма в лице герцогини Мальборо, что его позиция — справедливее, чем ее. Этот борец за мир — настоящий прохиндей, он вызывает восхищение своей неутомимостью, непотопляемостю, неистощимым азартом игрока, а не «положительным» пафосом. Болингброк — гений интриги, проигрывая, он, конечно, расстраивается, но при этом искренне восхищается соперницей: надо же — так ловко его обставить! Барковский легко преодолевает повороты сюжета (лишенные глубокого смысла и последовательности), не пытаясь их истолковать, а лишь отважно бросаясь в новый виток игры.
…Если сырой и холодный вечер не располагает к концептуальным зрелищам, надо идти в Молодежный театр. Там знают рецепт пузырящегося осеннего напитка: сколько угодно актерского великолепия на «стакан воды».
Октябрь 1998 г.
Бездарная имитация укранской речи.