Ю. Поспелова. «Говорит Москва». МХТ им. А. П. Чехова.
Режиссер Данил Чащин, художник Михаил Заиканов

Наталья Тенякова — центр театрального повествования, которое можно назвать моноспектаклем. Хотя есть в нем еще одна роль — девочка-пионерка, которую играет студентка Школы-студии МХАТ Дарья Петриченко. И есть еще мужской голос (Артем Быстров) за сценой, который вступает иногда в диалог с главной героиней.
Стоит ли говорить, что Тенякова на сцене — всегда центр, даже если играетэпизод? А в данном случаеперед нами монодрама Юлии Поспеловой, пьеса не в привычном ее понима-нии, но как бы чтение писем одной особыженского пола, в которых детские впечатлениясменяются юношескими и далее, и далее. За эти-ми записками, сотканными из мелочей повседневности, из крошечных, казалось бы, событий постепенно выстраивается история одной крайне непростой жизни. Что это за особа и чья это жизнь, мы догадываемся далеко не сразу, кто-то к середине недолгого (час с небольшим) спектакля, а кто-то и ближе к его концу. Но эпоха — начало тридцатых годов прошлого века и далее, но страна под названием СССР читаются сразу. Тенякова сидит в добротном кресле за столь же добротным, покрытым зеленым сукном столом. На ней строгое платье цвета морской волны с белым отложным воротничком. На столе — стопки бумажных листов, Тенякова неспешно читает, откладывая прочитанную страницу в сторону. Не форсирует голос. Ничего и никого не изображает. Смотрит в листок, а порой недолго и задумчиво вглядывается в темный зал.
Вот девочка говорит о любимом папочке, от которого пахнет табаком и которому она несет ягоды из сада. А вот и «домик Робинзона» в дальних зарослях огромного, видимо, участка, на котором стоит их с папой и мамой дом. В этот дом приходят на ужин всякие гости, например дядя Сережа. И куда потом делись все эти дяди: Сережа, Серго и прочие, и прочие? А папа называет ее «хозяйкой», себя же — «первым секретаришкой». Шалости, наказания, игры и книжки. Смерть мамы, как говорят, от «аппендицита», но потом оказывается, что совсем от другого. Юность, романтические мечтания, любовь, которую у нее отняли. Смерть известного актера — она слышит, как папа говорит в телефонную трубку «в автомобильной аварии», а позже оказыва-ется, что…
Пьеса Юлии Поспеловой основана на книге воспоминаний дочери Сталина Светланы Аллилуевой «Двадцать писем к другу». Постепенно мы понимаем, кто она, а кто этот «секретаришка»; какие Серго и Сережа ужинали у них, а потом навсегда пропали из виду; кто тот артист, которого задавила машина, и кто тот парень-киношник, с которым они имели несчастье полюбить друг друга. Текст выстроен так, что некие ощущения, «фотовспышки», вкусы и запахи превалируют в нем над фактами. Свинцовая «фактура» формируется исподволь, будто ненароком, воздух сгущается, прежние события видятся в ином свете.
А Тенякова… И как она это делает, уму непостижимо! Как актриса, способная на острую театральность и выпуклый жест, легко погружается в режим «читки» и по-домашнему тихо, не позволяя себе никаких ярких актерских красок, передает не только все эти эмоции, запахи и вкусы! Она умудряется передать даже происхождение, даже привычку жить в мире чудесных, как казалось героине спектакля, людей, в окружении красивых и удобных предметов быта, в компании умной, надежной и высокохудожественной литературы…
И почему-то вспомнилась мне одна квартира в большом доме на улице Грановского, куда девчонкой иногда приводила меня бабушка, где раньше, после ареста деда, некоторое время жила и его дочь, моя мама. Вот же и эти стол с креслом, и это платье с воротничком, и это уютное достоинство неспешной беседы, и эти исковерканные судьбы…
Тенякова, разумеется, не играет ни девочку, ни девушку, ни молодую женщину, но тончайшим образом меняет интонацию, выражение лица, а порой и от собственного, в буквальном смысле этого слова, лица оценивает происходящее, одним взглядом, одним наклоном головы. Это, конечно, высший класс! И понимаешь, что ее огромный сценический опыт, и школа, и этот неподражаемый грудной, хрипловатый голос, и мягкий, а вместе с тем отточенный жест — все осталось при ней, но все это стало абсолютно современным, сродни документальному, способом освоения текста и коммуникации со зрителем.
По чести сказать, мне с моим тоже немалым жизненным и театральным багажом хватило бы для полноценного спектакля одной Натальи Теняковой в кресле и под лампой. Но режиссер Данил Чащин делал спектакль, адресуя его самым разным поколениям, да и сам, разумеется, в силу возраста, определенным образом рефлексировал эту пьесу-исповедь. Поэтому тончайшие переплетения личности актрисы с режимом читки и нюансами «импрессионистского» по сути текста Поспеловой встроены еще и в продуманный режиссером и художником Михаилом Заикановым визуальный ряд. Художник ставит в качестве задника огромное окно с витражами, и за ним идет видеоарт (А. Субботин, К. Варганов, А. Стрелкова, А. Лазарев). Оптимистическая советская живопись 30-х годов сменяется фотографиями. И вот на огромной трибуне стоит с поднятой рукой большой функционер, и слушают его, взирая снизу вверх, люди, и становится этих людей все меньше и меньше, пока и сам оратор не падает со своей высоты, продолжая держать руку поднятой в призывном жесте. На полу по бокам сцены лежат то ли сугробы, то ли облака, но постепенно они превращаются в груды одежды, навсегда оставленной хозяевами.
Присутствует на сцене и девушка в белом платьице, которая старательно вышагивает и прилежно выпевает духоподъемные пионерские песенки. Интересно, что песни явно подлинные, но не первого ряда, не «Взвейтесь кострами…», и невольно думаешь, какое же несметное количество этого добра насочиняли в свое время воодушевленные идеей и гонораром наши композиторы-поэты. Девочка на сцене — не столько проекция восторженной юной героини спектакля, сколько, вероятно, воплощение придуманной в свое время родителями образцово показательной Лельки, которую дочери не раз ставили в пример. Само же сочетание живых воспоминаний героини с «протокольным» персонажем утренников и парадов хоть и читается прямо и в лоб, но дает спектаклю некий дополнительный объем — ведь перед нами, в сущности, история трагического расставания с иллюзиями, чем более последовательная, тем более беспощадная.
Лапидарное «говорит Москва», десятилетиями формировавшее то информационное поле, в котором жили советские люди, здесь будет произнесено всего однажды — март 1953 года, смерть вождя народов, работают все радиостанции Советского Союза. А вскоре Тенякова отложит в сторону последнюю страницу текста и просто посмотрит в зал.
Июнь 2022 г.
Комментарии (0)