А. Варламов. «Душа моя Павел». РАМТ.
Режиссер Алексей Бородин, художник Станислав Бенедиктов

Алексей Бородин, как мало кто другой в нашем театре, умеет говорить про самое главное без надрыва и пафоса. В многочасовом «Береге утопии» он вместе с актерами и зрителями неспешно размышлял о самой сути русского характера и генезисе русской революции. В суперактуальном «Нюрнберге» искал и не находил ответа на вопрос о природе зла вообще и фашизма в частности. В «Демократии» препарировал современное общество и проверял на прочность идеи гуманизма. А в последнем своем спектакле «Душа моя Павел» Бородин обратился к советскому прошлому и попробовал рассказать о нем максимально честно, не впадая ни в отрицание, ни в сентиментальность.

Сцена из спектакля. Фото В. Луповского

Романом своего тезки Алексея Варламова, известного писателя и ректора Литературного института, Алексей Владимирович заболел давно. Рассказывал о нем в многочисленных интервью, цитировал при встречах. И репетировал, репетировал, репетировал. Предполагаемая дата премьеры переносилась несколько раз — мешал то ковид, то выпуск других спектаклей. И вот наконец в мае 2022 года спектакль вышел.

Что же так впечатлило обычно не слишком впечатлительную меня в новой работе Бородина? Почему постановка, в программке которой указано странное по меркам постдраматического театра «действие спектакля разворачивается в 1980 году», кажется намного актуальнее самых современных работ модных режиссеров? Как так вышло, что сразу после завершения спектакля я решила, что непременно пересмотрю его снова (и сделала это при первой же возможности)? Зачем захотела прочитать заодно и роман Варламова, к которому прежде была совершенно равнодушна, если не сказать скептична? Почему по ходу действия все время то смеялась, то плакала, а в финале охотно поучаствовала в долгой стоячей овации, которые обычно игно-рирую.

На все эти многочисленные вопросы у меня есть простой и короткий ответ: это настоящее. Но как объяснить, что скрывается за этим емким и уже порядком затасканным словом? Убедительная актерская игра? Качественный режиссерский разбор? Хорошо сделанная инсценировка? Изящно раскрывающая общий замысел сценография? Выразительные образы и продуманное пространство?

Безусловно, все это присутствует в спектакле Бородина, но главное в нем — та интонация, с которой прочитана и рассказана история провинциала Павла Непомилуева, а вместе с ним и всех нас.

Даже если вы не родились в закрытом городе, которого нет ни на одной карте, и не потеряли в юности обоих родителей, оставшись ко времени окончания школы полным сиротой; даже если не учились в МГУ и никогда в жизни не ездили «на картошку»; даже если не читали самиздат и не слушали «Радио Свобода»; даже если не танцевали под «Scorpions» и не крутили бобины с полулегальными записями Высоцкого; даже если не брали в рот водки и всегда знали, как пишется слово «апелляция»; даже если не влюблялись в одну, не обжимались с другой и не спали с третьей, — все равно вы узнаете себя в этом пронзительном и предельно достоверном спектакле, который, являясь внятным художественным высказыванием, не лишен и большой доли документальности.

А. Аронс (Люда), Д. Шперлинг (Павел). Фото В. Луповского

Разумеется, ни Бородин, ни его команда не притворяются, будто дело происходит в Театре. doc, — скорее, это тот случай, когда «спектакль основан на реальных событиях». Отсюда и странная ремарка о времени действия в программке, и сидящий на сцене вокально-инструментальный ансамбль, исполняющий хиты 1980-х, и отвратительно советские костюмы героев — чистенькие, но бедненькие свитерки, пиджачки, рубашечки, «олимпийки». И наконец, спускающиеся с колосников таблички, запрещающие «распивать спиртные напитки», «материться», «выражаться» и «курить».

Впрочем, помимо характерной приметы времени есть в этих стилизованных транспарантах и более глубокий смысл: с одной стороны, они иллюстрируют идею повсеместного запрета всего и вся, с другой, подчеркивают максимальную условность происходящего на сцене и позволяют актерам моментально, без всяких заминок и сомнений, выходить из образов, вступая в диалог со службами РАМТа, а заодно и системой в целом. Пожалуй, именно эти элементы эпического театра и превращают эталонный и многим (в том числе мне) кажущийся устаревшим психологический театр в живой, происходящий здесь и сейчас. Кроме того, спектакль полон иронии и здорового юмора, что позволяет не сойти с ума от ужаса, мрака и созвучности настоящему моменту того, о чем рассказывают актеры.

Их больше тридцати.

Это и молодой, но уже довольно известный выпускник Мастерской Дмитрия Брусникина Даниил Шперлинг, недавний Чацкий. Я помню его совсем мальчиком, студентом-второкурсником, исполнявшим роль в любимом моем вербатиме Михаила Дурненкова «До и после». Тогда он был обаятелен, убедителен и нежен, теперь ко всем этим качествам добавилась какая-то недетская мудрость и нечеловеческая выносливость: Даниил проводит на сцене три часа, так или иначе присутствуя практически во всех эпизодах, и, кажется, ни на секунду не теряет концентрацию.

Это и Лариса Гребенщикова, которая играет профессора Мягонькую, Музу Георгиевну, давшую Павлу единственный шанс и путевку в другую жизнь. Она играет скупо и емко, едва заметными штрихами (гордая посадка головы, уверенная походка, красный пиджак), подчеркивая железный характер Музы, необыкновенную смелость и силу воли. При этом ее Мягонькая одновременно и авантюристка, и хулиганка, и просто отличная тетка, которая пьет не из слабости, а от отчаяния и безнадеги, от невозможности сопротивляться советской власти и неспособности к ней «прилаживаться». Муза — несмотря на редкие появления на сцене — ведет спектакль от начала и до конца, она его камертон и душа.

Д. Шперлинг (Павел), П. Виторган (Люда). Фото В. Луповского

Еще один важный «двигатель» здесь Семибратский (Александр Доронин). Этому уставшему от жизни и ее «неправильности» гордому и умному, но уже немного опустившемуся человеку нет места ни в Московском университете, ни в молодой, борзой и бодрой компании студентов, так что его смерть ближе к финалу не кажется чем-то выдающимся — Доронин с самого начала играет профессора как будто немного выходцем с того света, «нежильцом».

Чего не скажешь о жовиальном и энергичном Леше Бешеном Тараса Епифанцева, который за рассуждениями о несправедливости строя не забывает ни водки выпить, ни яблочком закусить, ни наставления Павлу прочитать, ни молодцов-студентов на сбор картошки забрать.

Студенческая компания в спектакле огромная и очень разнородная. Тут и массовка из молодых актеров РАМТа, привыкших играть отнюдь не безмолвные роли, но в данном случае не возражающих против переставления стульев (и делающих это довольно четко, без лишней суеты). И очень разные по характеру одногруппники Павла: разумный, никогда не теряющий присутствия духа Бодуэн (Виктор Панченко), напористая секс-дива Алена (Яна Палецкая), настойчивая «дворянка-дворняжка» Маруся (Дарья Рощина), ершистый Бокренок (Иван Юров), трусоватый стукач Дионисий (Денис Фомин), экзальтированная любительница фольклора Люда (Александра Аронс), болтливый и несдержанный Рома (Владислав Погиба), провинциальный простак Сыроед (Дмитрий Бурукин также отвечает в спектакле за неплохую, хотя и несколько вторичную, хореографию). Но, конечно, истинная звезда курса, как и звезда этой актерской компании, — Александр Девятьяров. В «Душа моя Павел» он играет гениального (по крайней мере, по мнению Непомилуева) молчуна Данилу, который любым словам предпочитает игру на губной гармошке. Впрочем, иногда он еще декламирует «Слово о полку Игореве», вступает в научные споры, метко «срезает» зарвавшихся собеседников и смешно острит с непроницаемым выражением лица. Кажется, что за его сдержанностью скрывается не только напряженная работа мысли, но и какая-то серьезная человеческая драма — впрочем, это остается за скобками повествования. Зато музыкальные таланты актера находят полноценное применение — не только в его глубоко трагическом соло на гитаре, но и в общем подборе музыки и аранжировках, за которые он отвечает в спектакле. Музыка очень точно отражает общее настроение и атмосферу эпохи, еще тотально несвободной, но уже дышащей горячим желанием изменений. Да, в ней было много лицемерного, спущенного сверху, фальшивого, но была и искренняя страсть, и боль за родину, и готовность к переменам. Эти ростки неизбежных изменений, искренняя вера в гуманизм и человечность, противление злу неправды и тоталитаризма вместе с энергичной и свободной музыкой пронизывают весь спектакль.

В смехе и аплодисментах зала на этом спектакле много горечи и много надежды. И как же хочется, чтобы возобладало второе. По сути, именно об этом спектакль Алексея Бородина «Душа моя Павел».

Май 2022 г.