«Моя мать — Медея» Х. Шобера
на фестивале «Арлекин».
Театр для детей и молодежи «Малый» (Великий Новгород).
Режиссер Надежда Алексеева

Я — на задней парте в классе школы № 216 им. Адама Мицкевича, той самой, что в Графском переулке. Со мной рядом несколько журналистов, психолог Наталья Колмановская, руководитель театра «Тень» Майя Краснопольская. Опаздывая, вбегают критик Кристина Матвиенко и режиссер Екатерина Корабельник. Все мы на «уроке» не то алгебры, не то физики в одном из старших классов. За партами — настоящие школьники, у учительского стола — настоящий учитель. Подростки настроены на то, что сейчас начнется контрольная. О том, что здесь действительно будет происходить, в курсе только мы (присутствующие в классе под видом некой комиссии) да учитель. Едва прозвенел звонок, дверь класса распахивается, словно от пинка, и появляются двое — Она, красивая, уверенная, черноглазая, хорошо одетая, и Он, типичный «ботан», неловкий, сутулый блондин в очках. Это — «новенькие», как мы узнаем несколько позже, брат и сестра с довольно странными именами — Поликсен и Эриопа.

Новенькие — не простые. Экспаты, греки, дети звездных родителей — Медеи и Ясона. Именно о них и от их лица написал пьесу австрийский драматург Хольгер Шобер.

Проект «Театр в классе» задуман Надеждой Алексеевой специально для игры в школьном пространстве. По замыслу школьники должны стать как бы соучастниками спектакля. Неожиданное вторжение пришельцев путает карты, обманывает ожидания — и тем самым настраивает школьников на чистоту, безусловность восприятия, которой не может дать театр. К ним обращены задиристые, агрессивные слова Эриопы (Кристина Машевская), расхаживающей в проходах между партами. Поликсен (Алексей Коршунов) сохраняет дистанцию — все больше держится у доски.

А. Коршунов (Поликсен), К. Машевская (Эриопа).
Фото из архива театра

Эриопа и Поликсен проговаривают те семейные проблемы, которые (как думают авторы) должны волновать современных подростков. Например, ненужность собственным родителям: семья, вынужденная переезжать с места на место, на грани распада, и заняты мама с папой отнюдь не детьми, а собственными отношениями. Мальчик выступает адвокатом родителей, девочка, уязвленная пренебрежением отца, их прокурором. Все налицо: и уязвимость, и выработанные защитные механизмы агрессии, и тактика выживания в школах, которые им постоянно приходится менять. «Засмеешься над моим именем — будут проблемы», — предупреждает агрессивно настроенная героиня.

Поначалу школьники «не втыкаются» вообще. Но провокация работает первые 10-15 минут, дальше ни правила игры, ни предлагаемые обстоятельства не меняются. Зрители довольно быстро просекают, что их вовлекли в какую-то игру и греки — не настоящие. Поэтому класс адаптируется достаточно быстро: хихикают, ржут, услышав слово «член», кто-то снимает на мобильный телефон. Но в диалог с новичками вступить не пытаются. К тому же присутствие педагога (пусть и молчаливое) не дает ситуации принять неожиданный оборот.

С одной стороны, авторы спектакля имели в виду психотерапевтический эффект — проговаривается общее-наболевшее и тем самым снимается напряжение. С другой стороны, выбор пьесы, в которой действуют не какие-то обычные подростки, а извлеченные с периферии сюжета еврипидовские персонажи, обусловлен просветительской миссией (может быть, что-нибудь отложится про античный миф и трагедию).

Если честно, сомневаюсь, что идентификация зрителей с персонажами в заданных режиссером условиях возможна. Дело даже не в предложенном способе существования, который, к слову сказать, довольно реалистичен (то, что актеры старше зрителей на 5-6 лет, не считывается). Дело в пьесе Шобера, в которой все возможные шероховатости речи подростков будто отутюжены, где за каждым словом Поликсена и Эриопы маячит солидный 36-летний австрийский дядя. Актеры же шли строго по тексту, не пытаясь его адаптировать под себя.

Дело и в том, что все мы: и режиссер Надежда Алексеева с ее действительно инновационным для Новгорода проектом, и его участники, и зрители — оказались заложниками сугубо театральной условности. Театр пришел в школу, но остался театром. Четвертая стена — четвертой стеной. После спектакля учитель спросил, кому понравился спектакль. Большинство дружно подняло руки. Воздержавшихся — один. Недовольных — мрачный парень у окна. Его, кстати, учительница не пустила на обсуждение, безапелляционно заявив, что «он все равно ничего не скажет». Не правда ли, школа — микромодель государства?

Дань условностям была отдана и тогда, когда на обсуждении две симпатичные школьницы, всецело оправдывая ожидания взрослых, с жаром говорили о том, что «все было как в жизни». А взрослые умные люди — о том, как безыскусно правдивы были актеры. С последним можно и поспорить: так говорить могли люди, либо вовсе не знакомые с эстетикой doc, либо ее не признающие.

Но… судя по тому, что я прочитала в прессе, даже подобного рода облегченный вариант «проблемной» подростковой пьесы и инновационные методы Алексеевой для многих учителей оказались «слишком». Слишком опасными. Финальную фразу о том, что Поликсен и Эриопа мертвы, они воспринимают как призыв к суициду. Это в первую очередь выдает незнакомство с оригиналом — еврипидовской «Медеей». Что касается подростков, то, мне кажется, если бы их кто-нибудь спровоцировал посмотреть спектакль по той или иной пьесе Ярославы Пулинович, терапевтический эффект был бы куда большим.

Настоящий театр начался на выходе из школы. Когда оказалось, что мы — и «комиссия», и школьники — за наглухо запертой железной дверью. После долгого стука дверь наконец отворилась со страшным скрежетом, и в узкой щели появился заспанный охранник с внешностью и повадками античного цербера. Он категорически отказывался выпустить из школы учеников. Уже отпущенных учителем на обсуждение спектакля.

Май 2013 г.