Год назад на лаборатории «Вешалка», проходившей в Красноярском ТЮЗе, я увидела маленький проект, который делают режиссер Полина Стружкова и актриса Надежда Лумпова. Это увлекательная театральная игра для самых маленьких. За три часа игры дети от 3 до 10 лет успевали придумать пятиминутный спектакль, отрепетировать его, подобрать костюмы, учились проверять билеты и давать постпремьерное интервью. То есть за три часа в игровом формате дети усваивали все устройство театра, его логику, ритуалы, в общем, получали одноразовую, но действенную театральную прививку. Тогда в Красноярске в мастер-классе принимала участие не только труппа ТЮЗа, но и режиссер Екатерина Гороховская, для которой театральная педагогика и детский театр тоже составляют основной интерес.

Отправной точкой для разговора был тот самый мастер-класс.

Оксана Кушляева Полина, откуда у вас взялась эта методика?

Полина Стружкова Где же мы ее взяли?..

Кушляева Может быть, вы ее сами придумали?

Стружкова Ну конечно, мы ее сами придумали, только откуда-то она возникла в наших головах. Вот, вспомнила. Один мой знакомый открыл. Или нет, соль не в этом. Соль вот в чем: когда ты делаешь детский спектакль, общаешься с аудиторией только посредством самого спектакля. Уже сделав и показав его, по реакции зрителей судишь, что нравится, а что нет. Вот и весь диалог, да и есть он скорее у артистов. Я — режиссер и общаюсь с детьми через актеров. А мне понадобился способ общаться с ними напрямую, то есть «глаза в глаза». Нужно было изобрести, как это сделать. И я затащила в эту историю Надю. И в этот момент сошлось все. Во-первых, хотелось общения со своим зрителем. Во-вторых — немного поработать не на репертуарный театр, а на себя, то есть завести какое-то свое небольшое предприятие. Потому что, при всей любви к российскому репертуарному театру, была усталость от его «масштабного подхода», что ли. Ты всегда становишься заложником какой-то схемы, не тобой придуманной, даже режиссерские лаборатории имеют свою схему, в которой не так уж много свободы для эксперимента.

А первый мой детский спектакль «Король-дроздобород» был построен на интерактиве. И я еще тогда поняла, что это для меня самая доступная форма сбора информации. Потому что я не умею просто общаться с детьми, разговаривать, брать у них интервью, я в «диком зажиме» перед ними. Нужна была какая-то игровая театральная форма, но не совсем театр и не в театре. Поэтому мы сначала ушли в кафе. И, конечно, тут же стали заложниками другой системы. Особенно жутко, что нас называют аниматорами и воспринимают так же. Тем не менее мы начали делать в кафе наши театральные мастер-классы. По идее в ходе этих занятий дети сами сочиняют спектакли. Поначалу было очень тяжело. Мы ездили на «блошиный рынок», покупали какие-то костюмы. Но в итоге спектаклей как таковых не получалось, скорее цирковые номера, которые мы все-таки сами организовывали.

Называлось это все «Бродячий театр». Это такая отсылка к фильму Феллини «Дорога». Там есть бродячий цирк, и у нас тоже было что-то похожее. Музыка из Феллини, тельняшечки оттуда. И была мобильная, живая история.

Мы брали группу детей, около десяти человек. И первый час погружали их в атмосферу. На «Вешалке» в нашем распоряжении была настоящая сцена конкретного театра. Мы рассказывали про всяких театральных духов, показывали кулисы, занавес, объясняли, как что называется, говорили: вдохните, прислушайтесь и тому подобное. А в кафе это был бродячий театр: мы съезжались из разных стран и приветствовали друг друга на разных языках, что и детям, и нам очень нравилось.

Вот мы бродячий театр и набираем артистов в труппу, чтобы сделать спектакль. И они сначала учатся быть актерами. Мы с ними делаем много упражнений из тех, что сами выполняли на первом курсе: на внимание, на фантазию и так далее. И это очень весело, если не пропустить момент, когда дети устают. Тогда они начинают спрашивать, когда мы уже будем делать спектакль. По опыту детского внимания хватает как раз на час. Потом мы им говорим, что раз мы бродячий театр, то и угощение к спектаклю мы тоже готовим сами, и лепим с ними печенье. Надя привозила тесто, фигурные формочки, и каждый делал какое-то свое особое печенье. Спектакль складывался из упражнений, которыми мы занимались в первый час. Сейчас мы уже просим их какую-то историю сочинять, а тогда это были разные номера: «Акробаты», где они изображали, как акробаты идут по канату, «Силачи» и другие цирковые номера, а еще маленькие сюжетики типа «Сова», «Гоблин и ведьма», «Птичка потерялась». Это была репетиция. Дальше мы придумывали название для спектаклей и рисовали афишу, программки, билеты. Потом выбирали костюмы, реквизит. После генерального прогона мы очень строго распределяем обязанности. Кто встречает, кто рассаживает, кто билетики отрывает, кто предупреждает, что нельзя пользоваться мобильными телефонами, кто-то даже продает цветочки родителям, чтобы те дарили их на поклонах.

Чтобы был самый настоящий театр. А родителей учим быть изысканной публикой, которая аплодирует, кричит браво.

Кушляева Что родители делают во время знакомства, репетиций?

Стружкова В Красноярском ТЮЗе они у нас украшали фойе: делали плакаты, портреты своих детей. Но в кафе они, конечно, этим не занимались. Мы либо создавали свободную от детей зону, где родители отдыхали, либо, как в клубе «Картония», ставили картонные ширмы, за которыми сидели родители, а в ширмах делали незаметные дырочки, чтобы родители могли иногда подглядывать.

Начинали мы это делать в «Блогистане» и почти ничего на этом не заработали, даже не отбили денег, которые вложили. Не так много, в общем, денег требовалось, но какие-то костюмы, чемоданы, шляпы. Все это нужно было купить. В нашей команде есть экономная Надя и я — транжира. Но вот из этого и складывались затраты: Надя экономила, а я покупала все самое дорогое.

Кушляева Был какой-то общий стиль у костюмов, реквизита?

Стружкова Да, конечно. Условно говоря, стиль был «из бабушкиного сундука». И по идее вещи должны были быть ретро и со взрослых. Взрослые платья, взрослые жилетки и обязательно взрослые шляпы. Шляпы — это очень важно! Ребенок в шляпе чувствует себя совсем по-другому.

Кушляева Сразу ли получалось увлечь детей этой игрой?

Стружкова Нет, не сразу, что-то мы изобретали по ходу. Вот, например, мы придумали историю с клаксоном. У нас есть велосипедный клаксон, и сначала мы с ними играем в игру: вот ты шумишь, говоришь, звучит клаксон — и должна быть полная тишина. Но и он помогает только половину мастер-класса. Нужно постоянно что-то изобретать и быть с детьми на равных, так же, как с артистом. Ты вместе с артистами придумываешь спектакль, но ты всю эту историю куда-то ведешь. Ты знаешь чуть-чуть больше, надеешься, что знаешь больше. И даже если ведешь в неизвестность, все равно должен вести. Так и с детьми: должна быть какая-то причина, по которой они тебя слушают.

Кушляева Вот еще интересный момент, о котором ты не упомянула. В том мастер-классе, который я видела в Красноярске, у тебя была роль ведущего «снаружи»: объявляющего, дающего задания, а у Нади — роль ведущего «внутри», можно сказать, одной из детей. Интересное разделение обязанностей. То есть должен быть тот, кто командует, и тот, кто незаметно изнутри руководит процессом?

Стружкова Да, они стесняются сами. И еще дети медленнее, чем родители, чем взрослые. И ноги медленнее, и процесс мышления. Они разгоняются, когда включаются в игру, понимают правила. Но, чтобы включиться, им нужно какое-то время. То есть должен быть внутри взрослый, который азартно с ними в это все играет. Чтобы они чувствовали себя уверенно. Вот в Красноярске это было особенно важно, потому что они играли на сцене с профессиональными артистами, да еще некоторые из детей узнавали этих артистов. Это же так классно, когда ты играешь вместе, например, с Оленем из «Снежной Королевы».

Но вообще в этот мастер-класс какую-то новую жизнь вдохнула наша с Надей поездка в Германию на форум по театральной педагогике.

Кушляева Что за поездка, расскажи.

Стружкова Наверное, нужно начать с того, что в Германии есть такая профессия — театральный педагог (у нас ее нет вообще). Это такой человек, который с помощью театра решает, по сути, социальные проблемы. То есть они знают все наши театральные тренинги и технологии и учатся как режиссеры или как актеры до определенного курса. Потому что только теории для занятия этой профессией не хватит. Сначала нас очень раздражала их позиция: они настаивали на том, что они якобы такая элита, а у нас, в России, ничего подобного нет. Но все-таки правда — нет. У нас это происходит, но в плюс к тому, что мы делаем в театре.

Вот, например, Катя Гороховская в ТЮТе, кажется, вела студию.

Кушляева Да-да, в Театре юношеского творчества. Я как раз у нее в этой студии занималась.

Стружкова Так вот, в одном из интервью она говорила о своих занятиях, о том, как важно делать именно спектакль и что это очень много детям дает. Но это тот эффект, который возникает именно за счет соприкосновения с театром. И, грубо говоря, сами занятия все равно направлены на то, чтобы сделать спектакль и показать его в конце. Как Катя вас вела к этому и насколько она хотела, чтобы вы по пути подружились, стали командой, чтобы вы поняли важность театра, поняли тему, размышляли над ней, прожили всю историю, имели возможность выразить себя (в общем, не знаю, какие еще педагогические цели она ставила), — это уже другая история, но все равно ее целью было сделать спектакль. Там они не делают спектакль, а если и делают, то это только маленькая часть социального проекта.

Кушляева А где работает театральный педагог?

Стружкова Есть театральные педагоги, которые работают при театре, это как раз имело отношение к тому, что мы делали в Красноярске на «Вешалке». Потому что эти театральные педагоги занимаются либо сбором материала к спектаклю, либо подготовкой зрителя к спектаклю и социальными исследованиями, то есть исследованиями на тему, что сейчас интересно детям, о чем они говорят. Есть те, кто занимается в специальном театре для пенсионеров и делает там очень разные спектакли. Например, спектакль по сказкам, в котором Белоснежка, Спящая красавица, Беляночка, Розочка и так далее уже на пенсии. И вот они рассказывают, что с ними стало после того, как сказки закончились. Еще они презентовали спектакль «Вещи из старого шкафа», где каждый из участников приносил дорогие ему старые вещи и рассказывал о них. И это реальные пенсионеры, для которых это очень важная история.

Кушляева У нас подобный проект делает Вячеслав Дурненков в Тольятти.

Стружкова Да. И там он именно остросоциальный. А в Германии это абсолютно благополучные старички, вышедшие на пенсию и вдруг начавшие заниматься театром. Были театральные педагоги, занимающиеся детьми эмигрантов, детьми, побывавшими в горячих точках. Был проект по профориентации театральными средствами, игровой проект на тему СПИДа. Все это там презентовали, а методику пробовали прямо на нас.

Кушляева Были какие-то упражнения, методики, которые захотелось присвоить, настолько они были интересные?

Стружкова Для меня самым интересным были мастер-классы… О, вот Надя пришла… (К нашему разговору присоединяется Надя Лумпова.) …мастер-классы педагогов Кёльнского музыкального театра. Сначала они рассказывают детям, что такое театр и из чего он состоит. А дальше ты сам становишься его частью: прожектором, который светит, костюмом, висящим в костюмерном цехе, и так далее. И когда ты потом заходишь в зал, ты не только понимаешь, где что находится, — ты и сам уже всем этим побывал.

Или был тренинг, в котором тебе предлагали превратиться в лисичку. И вот ты бегаешь лисичкой. Тебе говорят, что ты быстрая, молодая, красивая лисичка, ты бежишь, догоняешь, выслеживаешь дичь, съедаешь ее, снова бегаешь. Вся наша дружная театральная команда быстро и с удовольствием выполняла задание, бегала лисичками. А потом дают задание: вот твоя лисичка «какой-то навык забыла», и теперь ей тяжело гнаться за дичью. А вот вам снова легко, вы хвостиком машете, поймали кролика, сожрали кролика, а теперь бежите за кроликом и никак догнать не можете. А потом мы приходим в зал, и там две лисички танцуют фокстрот, вернее Фокстрот, лисий танец — такая игра слов. И вот они танцуют, танцуют, а потом вдруг раз — один стал забывать некоторые движения, растерялся и не знает, что ему делать. И ты его состояние чувствуешь пальцами ног. То есть воспринимаешь не умозрительно проблемы людей, больных Альцгеймером. Лиса, больная Альцгеймером, — такое только в Германии возможно, но, с другой стороны, я же только что была на сцене этой лисой и чувствовала, как это — забывать свои навыки, свою профессию. Чувствовала смущение, растерянность, жуткую неловкость. Это упражнение служит прологом к спектаклю про лиса, который стареет и в конце концов умирает.

Кушляева А для какого возраста этот спектакль?

Стружкова Для детей от шести лет.

Кушляева А вы там свой мастер-класс показывали?

Надежда Лумпова О, да, мы показывали. В Германии у нас в мастер-классе участвовали и взрослые участники форума, и дети. Мы сделали так, что дети показывали, какими они хотят быть, когда вырастут, а взрослые показывали свои детские мечты. И для взрослых это работает как терапия, а для детей — чистая игра, театр. Дети до определенного возраста все театрально одаренные, хорошо чувствуют игру.

Кушляева А что это за возраст такой и куда исчезают театральное чутье, органика, склонность к игре?

Стружкова Где-то в 11-12 лет все исчезает. Не знаю куда. Подросток уже с таким же удовольствием не может рыбку играть. У нас на мастер-классе в Красяоярске, например, маленькая девочка идет, изображает старичка. Вдруг команда: «И вдруг все заболели», — и она не раздумывая начинает страшно кашлять, выходит у нее это просто отлично. Взрослый бы человек сначала задумался, а потом изобразил. А у ребенка реакции в игре мгновенные.

Кушляева А что с фантазией у сегодняшних детей?

Лумпова А это смотря какое задание дать. Мне нравится наша новогодняя история. Мы говорим детям, что в новогоднюю ночь снятся самые заветные мечты. И сейчас мы можем свои мечты осуществить. Девочка Василиса сказала, что больше всего она хочет стать единорогом и скакать на полянке. И вот все десять детей становятся единорогами, и она вместе с ними скачет на полянке. Другая сказала, что хочет поехать в Африку на сафари, тут же схватила чемодан из реквизита и поехала, а все остальные стали африканскими животными. В других историях часто дети выдают образы и ассоциации из мультфильмов, компьютерных игр, телевизора, но от этого тоже никуда не денешься.

Когда мы один раз на фестивале «Большая перемена» проводили свой мастер-класс в детском доме, это была для нас другого рода встряска. Мы пришли, сказали, что у нас мастер-класс рассчитан на десять детей. «Десять детей? — сказали они. — Ха, а вы уверены, что знаете, что они могут, а что нет?» Одна из работниц детского дома позвонила другой и сказала: «Лена, им нужно на завтра десять наших лучших детей, говорящих». Это был детский дом № 20 для детей с задержкой умственного развития.

И вот на следующий день они пришли к нам. Не знаю, как Полина, а я очень тряслась. Нам даже фестиваль предоставил психолога для консультации, и она сказала, что у этих детей нет абстрактного мышления, нет фантазии и они вряд ли смогут выполнять наши задания. Но в итоге все оказалось гораздо лучше, чем нам говорили, и самым трудным как раз было договориться с администрацией и воспитателями детского дома, потому что они сидели там как надзиратели и не давали ничего делать. А ребята — очень хорошие, они придумали историю про остров сокровищ, и там было очень много фантазии. И они на удивление нежные, внимательные дети, безо всякого присущего подросткам их возраста цинизма.

Стружкова Это был единственный раз, когда у нас получилось упражнение «Ритмический круг», где детям раздаются разнообразные ударные инструменты, кто-то задает ритм и нужно подстраиваться, развивать, подхватывать общий ритм. Обычно дети, получив в руки какой-то инструмент, просто наяривают и никого не слышат. Там дети точно все делали, один начинает, другой подхватывает, все слышат друг друга. Получилась настоящая музыка.

Кушляева А вы после мастер-касса пообщались с ними, они поделились своими впечатлениями?

Лумпова Мы не успели. И это ужасно. Пришла строгая тетенька и сказала: «Все, им нужно на обед». Мы: «Подождите, ну хотя бы десять минут». У нас по плану было в финале постпремьерное чаепитие. Но в итоге их просто забрали на обед, и финал мастер-класса был испорчен.

Кушляева Хочу вернуться к началу нашего разговора. Полина, ты сказала, что вы с Надей затеяли эту историю с «Бродячим театром», чтобы лучше узнать детей. И что же в итоге узнали?

Лумпова Я поняла, что дети хотят серьезного к себе отношения, а вовсе не бессмысленных радостных аниматоров. И они очень тонко чувствуют, когда ты серьезно к ним относишься, а когда нет. Ребенок в свои восемь хочет, чтобы ты понимал, что ему восемь, а не семь и не шесть.

Стружкова Я в этих мастер-классах ищу новые способы работы не только с детьми, но и с актерами, очень помогает. А если серьезно, то постоянно приходится искать новые способы взять внимание, заинтересовать, увлечь ребенка, по пути выявляются темы, образы, герои, которые их интересуют и с которыми потом можно работать.

Июнь 2013 г.