НА КРАЮ ЗЕМЛИ

Дальний Восток — особая страна, живущая будто на краю земли, добираться туда трудно, так же как и выбираться. Раньше мне казалось, что тамошние театры не интересуются происходящим в России и не нуждаются в том, чтобы о них что-либо знали.

Когда Приморский драматический им. М. Горького из Владивостока приезжал в Москву, никакой рекламы не делалось, критиков на спектакли не звали. Узнавала о прошедших гастролях от тамошних журналистов, которые спрашивали: ну как?

Пять лет назад, в 2008 году, меня впервые пригласили в жюри Хабаровского губернаторского конкурса (побывала я там и в 2009-м). Тогда я была поражена созидательной свободой, творческим азартом Хабаровского ТЮЗа (художественный руководитель Константин Кучикин, директор Анна Якунина, завлит Анна Шавгарова) и авторского театра «КнАМ» Татьяны Фроловой из Комсомольска-на-Амуре, поисками хабаровского театра пантомимы «Триада» (художественный руководитель Вадим Гогольков).

Справедливости ради: про эти три театра я слышала и раньше. Фильм о спектакле «Триады», созданном совместно с японцами, привозили на фестиваль «Театр+ТВ» в Омск, а одна из постановок театра принимала участие в питерском «Театральном острове» (и провалилась, но запомнилась). Авангардный «КнАМ», гастролирующий на Западе и на Востоке, пришел в Москву по «Театральной паутине». А про ТЮЗ рассказывали побывавшие до меня в Хабаровске коллеги.

Кстати, как раз в это время ТЮЗ начал ездить по России: «Сибирский кот» в Кемерово (настоящий триумф спектакля «Про Кота в сапогах»), «Будущее театральной России» в Ярославле, Володинский фестиваль в Петербурге и т. д., и т. д., вплоть до «Ново-Сибирского транзита» и «Золотой маски». Пусть не всегда спектакли на чужих площадках проходили успешно, но ТЮЗ узнали, а артисты почувствовали себя своими в театральном пространстве страны.

Совсем другое впечатление произвели театры драмы Хабаровска и Комсомольска-на-Амуре. Это была унылая и агрессивная, ничего не знающая и не желающая знать провинция. Отдельные талантливые актеры и робкие попытки режиссеров что-то слепить погоды не делали. Казалось, эти театры обречены на жалкое прозябание.

Министерство культуры края ситуацию вроде бы понимало и на свой лад пыталось выправить. Накануне моего знакомства с хабаровскими театрами произошла такая рокировка. Директор ТЮЗа Александр Сосида никак не мог примириться с недавно пришедшей в театр активной творческой командой, зарубил как антихудожественную премьеру «Про Кота в сапогах» (мы дали этой постановке К. Кучикина Гран-при Губернаторского конкурса). В результате директора «сместили» руководить драмой, предоставив тюзовцам самим управлять театром. Сосида тут же затеял войну с главрежем драмы Николаем Елесиным и добился его увольнения (за четыре года до этого местные газеты с надеждой приветствовали Елесина, а в 2008-м он выглядел опустошенным и разочарованным).

Именно спектакли Елесина «Квадратура круга» в Хабаровске и «Черная невеста» в Комсомольске заслуживали разговора. Все остальные представляли собой вялые переносы и режиссерски беспомощные актерские поделки.

В 2009-м наблюдался даже регресс: в «главном» хабаровском театре, где в «Квадратуре» молодые артисты свободно, выразительно двигались и хорошо пели, на этот раз для сцены бала в «Осенних скрипках» не нашлось трех мужчин, умеющих носить фраки и вальсировать, не сшибая мебели.

Комсомольская драма чиновников волновала меньше, а вот Хабаровская… Представители министерства очень огорчались из-за мнения критиков, сам же директор разгневанно удалился с обсуждения, разве что не хлопнув дверью.

Не думаю, что чиновники считали спектакли драмы художественными достижениями, скорее, срабатывало казенное понимание воспитательного момента: нельзя награждать только ТЮЗ (чтоб не зазнался) и «КнАМ» (чтобы наказать Фролову за независимость и плохой характер, ее театр объявляли непрофессиональным — раз негосударственный, а стало быть, и награждать его в Губернаторском конкурсе нельзя).

Так или иначе, но отсутствием наград у Хабаровской драмы культурное начальство было очень недовольно, а присуждение в 2009-м премии «Событие» «КнАМу» за спектакль «Убить Шекспира» вызвало скандал. (Номинация эта, в отличие от «Лучшего спектакля», предполагает общественный резонанс.)

Чиновники меняли состав жюри, но премии драма все равно не получала. Тогда опять поменяли директора.

Директором — художественным руководителем драмы стал Николай Евсеенко, через некоторое время пригласивший нового главного режиссера — Владимира Оренова.

С ЭТОГО МОМЕНТА ПОПОДРОБНЕЕ

И Евсеенко, и Оренов — люди известные.

То, что их альянс в театре (кстати, откровенно переименованном в Хабаровский краевой театр драмы и комедии) привел к успеху, во многом определяется их личностями. Хотя, если честно, Хабаровская драма — последний театр, в котором я могла бы представить себе успешную работу Оренова.

Новая встреча с Хабаровской драмой вызвала ошарашивающее впечатление. Местная журналистка спросила меня, можно ли говорить о возрождении этого театра. Славных его времен я не застала, потому могу говорить не о возрождении, а прямо-таки о революции.

Владимир Оренов, известный и признанный театральный критик, создатель телевизионной программы «Фрак народа», в последние годы утверждает себя как режиссер, ставил во многих городах. Игра понимается им как тотальное свойство всего живого. В его спектаклях соединяются эксцентрика и литературоцентризм. Жизнеподобие его не интересует, театр для него праздник, даже когда речь идет о повседневности или трагедийности бытия. В то же время он умеет колдовать словом. Отсюда — обращение к прозе, которую Оренов переводит на язык театра, порой дерзко, но при этом сохраняя слово в неприкосновенности: он не пишет инсценировок, а занимается инсценизациями — переносит прозу на сцену «как она есть», монтирует фрагменты, заставляет артистов переходить от повествования к игре иногда в рамках одной фразы, передавать «роль» друг другу. Незабываемы его лучшие «литературные» спектакли в новосибирском «Старом доме» — «Играем Довлатова», «Артист миманса», в московском «Эрмитаже» — «Русский преферанс».

Это не значит, что режиссер не ставит пьес. Но и обращаясь к драматургии, Оренов остается верен игровой стихии и условной стилистике.

От актеров он добивается особой формы существования, которая сочетает практически цирковую эксцентрику с почти интимным осмыслением текста, ищет особую, отстраненно приподнятую интонацию. Понятно, что здесь переступить грань легко, и тогда спектакль рушится. Добиться органики в гротеске от актеров уже сложившегося коллектива, много лет играющего по другим правилам, сложно, не всегда возможно, натаскивание быстро разрушается в процессе жизни спектакля. Недаром Оренов набрал и воспитал актерский курс в Новосибирском театральном институте. Свою выпускницу Веру Бугрову он привез в Хабаровск, где она блестяще продемонстрировала понимание мастера, дебютировав в роли Виктории в спектакле по пьесе А. Червинского.

С Хабаровском и вообще с Дальним Востоком Оренов связан очень давно как критик, приезжал сюда от СТД. В хабаровских театрах ставил по приглашению, и именно хабаровский его спектакль — «Самолет Вани Чонкина» в Музыкальном театре — стал лауреатом «Золотой маски». (Критики признали его «Событием» 2008 года на Губернаторском конкурсе.) Тогда Николай Евсеенко руководил Хабаровским музыкальным, и театр был на взлете. Затем худрук перешел в чиновничий кабинет — стал заместителем министра культуры Хабаровского края. Возглавил Хабаровское отделение СТД РФ. Сейчас — руководит и театром драмы, и музыкальным.

Конечно, он подготовил почву для работы Оренова: набрал в труппу много талантливой молодежи, активизировал работу специалистов по речи, движению, танцу, пригласил на постановки Никиту Ширяева, Максима Кальсина. И все же именно Владимир Оренов добился «перезагрузки» труппы: как будто вновь запустились, ожили, заработали все системы театрального механизма, который перестал быть просто механизмом.

На Губернаторском конкурсе мы посмотрели три спектакля Оренова.

Сцена из спектакля «Сказки женщин».
Фото О. Полонниковой

«Сказки женщин» Маши Рыбкиной воспринимаются как поиск совместного языка актрис и режиссера. Поэтическую, медитативную, несколько аморфную, хотя и не без парадоксальности, пьесу Оренов неожиданно поставил как парад-алле, с сольным выходом каждой участницы в разных видах гротеска. Традиционная, но обладающая чувством стиля актриса Светлана Царик (она запомнилась и по «Осенним скрипкам») на протяжении всего спектакля точно существует в лирическом гротеске, играя Мать. Есть просто замечательные девушки, чувствующие, чего хочет режиссер, мгновенно меняющие маски. Другие не всегда естественны, порой однообразны, иногда пережимают, но у каждой есть свой праздничный миг удачи.

В. Бугрова (Виктория), С. Краснов (Семен). «Виктория».
Фото О. Полонниковой

В «Виктории» А. Червинского, которую Оренов ставит не впервые, хороша не только Вера Бугрова. И молодой Сергей Краснов (его Семен — не примитивный простак, он неврастеник из народа, который притворяется соответствующим системе), и Светлана Царик (ее не узнать в роли суровой директрисы с нежным сердцем), и артист-эксцентрик Игорь Желтоухов, приглашенный из Музыкального театра на роль благородного и нелепого учителя из бывших. И все же интонация Виктории, которая очень верно передает активное жизнелюбие и обреченность героини (нарочитый, даже истеричный оптимизм, рожденный преодолением лицемерия времени, но по форме совпадающий с его идеологией), задана слишком в лоб и сразу; не развиваясь, она создает проблемы с внутренним ритмом, не позволяет выйти к подлинным переживаниям.

«Широколобый» — одна из глав «Сандро из Чегема» Фазиля Искандера. Эта постановка стала настоящим событием (и «Событием»). Здесь все сложилось.

Сцена из спектакля «Широколобый».
Фото О. Полонниковой

Артисты выглядели единой сплоченной командой, поймавшей предложенную интонацию и форму существования. Они плавно или резко, в зависимости от задачи, переходили от повествования к существованию в образе, так зримо описывали действие или чувство, что всецело захватывали внимание, а собственно действовали и чувствовали в танце и пластике (хореограф Андрей Крылов). Ловко носили фантазийные фраки, телогрейки, гимнастерки и клоунские наряды, характер животных давали в пластике убедительно, но не педалируя, так что через пять минут никто уже не напрягался на тему, кто на сцене — люди или буйволы.

История буйвола, рассказанная им самим во время путешествия на бойню, история существа упрямого, благородного, гордого, живущего в несвободе и не особенно это осознающего, но умирающего свободным — это, конечно, не только конкретная история, в которой действуют животные, но и метафора советского-российского мира.

После «Холстомера» вдвойне рискованно браться за такие сюжеты. Да еще почти всю труппу театра вовлекать. Театра, только что вышедшего из болезненной спячки.

Но на сцене возникла одушевленная, разнообразная, нелепая и праздничная жизнь, которая копошится, любит, убивает, соперничает, танцует: буйволы, черепахи, чайка, райские птицы, лошади, люди — вся эта масса состоит из запоминающихся лиц, не слипается в массовку. При этом рождается то, что можно, не боясь банальности, назвать художественным обобщением: мир, в котором смерть, как и жизнь, — неизбежное условие игры, но вот партию каждый ведет по-своему — бездарно или красиво.

Это мир абхазского Чегема, Советского Союза, России. Но шире — это мир всеобщий, мир людей-животных, которым дарована жизнь. Поэтому панорама Абхазии на заднике (автор Владимир Хрустов) условна, как открытка, которую путешественник мог послать домой с приветом из любой южной страны. Поэтому в музыку Дмитрия Голланда с юмором и любовью вплетены цитаты из классики и народные темы — испанские, мексиканские, цыганские, русские, французские, а центральная романтическая тема Широколобого звучит как героическая мелодия преодоления.

Про всех артистов рассказать в заданном формате невозможно, но хочется хотя бы назвать трех исполнителей Широколобого: Дмитрий Кишко ведет повествование от лица еще не старого, не уставшего от жизни, но умудренного, отяжелевшего буйвола; Виктор Асецкий играет Широколобого зрелого, страстного; Сергей Юрков — юного, познающего жизнь и любовь. В финале они все трое рассказывают о гибели своего героя, сливаясь в единый образ. Антонина Белан, Анастасия Зарецкая, Анна Чеботарева — замечательные, каждая по-своему, три буйволицы, которых любил и потерял Широколобый. Михаил Тулупов — Бардуша, конюх-бедолага, непутевый, даже горестный предатель, которому так верил буйвол. Людмила Романенко — плачущая лошадь на бойне.

Конечно, и в других театрах были удачи и сюрпризы.

Сцена из спектакля «Я есть». Театр «КнАМ».
Фото В. Смирнова

Документальный спектакль «КнАМа» «Я есть» стал острополитическим и вместе с тем личностным высказыванием Татьяны Фроловой и всех артистов о памяти — отдельного человека, рода, страны. У общества, страдающего болезнью Альцгеймера, нет будущего.

Сцена из спектакля «Счастливый Ганс». Хабаровский ТЮЗ.
Фото О. Полонниковой

Прелестный «Счастливый Ганс» в ТЮЗе — осуществление детской мечты попасть в сказку (в книжку ли, в зазеркалье, в телевизор или на сцену). Детей сажают на подушки и одеяла, прямо перед ними — и с ними! — играют артисты (особенно хороши Ирина Покутняя и Александр Молчанов), добивающиеся абсолютной доверительности без сюсюканья. Идет важный разго¬вор о счастье. Режиссер Наталья Ференцева раньше так не работала! У спектакля появились свои зрители, а одного мальчика пора записывать в труппу — он не пропустил ни одного представления.

И все же хабаровская театральная жизнь не выглядит идиллической.

ЗАКОН СООБЩАЮЩИХСЯ СОСУДОВ

В Комсомольском-на-Амуре театре драмы — беда. К тому же большая сцена закрыта на ремонт и не идут постановки Татьяны Фроловой, которые показали, что театр этот может называться театром. Представленное на конкурсе — вне критики. Артисты угнетены. Руководители довольны. Если не появится грамотный лидер, беда завершится полным развалом.

В «Триаде», работающей для молодежи, Вадим Гогольков поставил «Евгения Онегина». Спектакль «Раут» интересно задуман. Исходя из того, что современный подросток страшно далек от эпохи Пушкина, да и вообще от литературы, режиссер придумал такой ход: некое тайное общество будущего, обнаружив фрагменты книги, пытается разгадать ее смысл, прибегая к мистическим ритуалам и воспроизводя текст «в лицах». К сожалению, артисты забывают о поставленной задаче, не чувствуют ритма стиха и сбиваются на чтецкие штампы. Гогольков упрямо воспитывает молодых артистов, но они неизменно уходят в другие театры. Похоже, воспитание нового поколения находится в начальной стадии.

У гастрольной активности есть и оборотная сторона. ТЮЗ в прошлом году много ездил, сам Константин Кучикин, к сожалению, новых спектаклей не поставил. Интереснейшую, судя по видео, работу Яны Туминой «Другое солнце» (по японским хокку) из-за технических проблем вживую нам не показали.

«Юдифь» Геббеля — результат совместного проекта немецкого Гете-института и ТЮЗа (режиссер Ральф Хензель) — цельного впечатления не оставила, хотя артисты проявили чудеса в пластическом освоении маленькой сцены (художник по пластике Александр Зверев) и две главные роли состоялись (Александр Молчанов — Олоферн-Калигула и Дарья Добычина — дева-вдова Юдифь).

Милая «Прыгающая принцесса» в театре кукол — режиссерский дебют молодого актера Виталия Ильченко — вызывает много вопросов по профессии. Театром кукол руководит та же тюзовская команда — несколько лет назад ТЮЗ и куклы слили в одно Краевое объединение детских театров. В прошедшем году сил на второй театр явно не хватило.

Николай Евсеенко, как я уже писала, — худрук еще и Музыкального театра, а там — шаблонный невнятный «Граф Люксембург» и эклектичная «Свадьба в Малиновке», играемая то как лубок, то как сказка, то как замшелая советская агитка. Главный режиссер в Музыкальном есть — тот же Борис Кричмар, который работал и раньше, то уходил, то возвращался, ставил мастеровито. Раньше достаточно было организовать усилия превосходных артистов (а они в труппе остались, за исключением трагически погибшего Влада Павленко), художников, балетмейстера, чтобы получилось традиционно-пристойно.

Из постановок Кричмара нынешнего конкурса словно каркас вынули — они рассыпались на составляющие. А «новаторская» «Скандальная дама» на музыку Доницетти в постановке молодой Анны Фекеты — пародия на классический театр без юмора, игра на одной ноте скандала, история, сюжет которой невозможно уловить, режиссура иногда не без остроумного хулиганства, но с претензией, не подтвержденной мастерством.

Такое впечатление, что в Хабаровске работает закон сообщающихся сосудов: драма, которую обласкали вниманием и заставили работать, на подъеме, но тут же Музыкальный пошел в противоположную сторону.

Владимир Оренов не скрывает, что перебрался в Хабаровск всего на три года. Что будет с драмой, переживающей взлет, после его ухода? Есть ли смысл в кардинальной перестройке актерского аппарата на новый лад при таком раскладе? Выход очевиден: приглашение крепких режиссеров-традиционалистов, которые работали бы с труппой параллельно. Пока это только в планах. В планах же — гастрольные поездки, участие в фестивалях. Артистам драмы это необходимо, чтобы почувствовать уверенность в себе. Жаль, если это ударит по гастролям ТЮЗа. Обсуждается идея создания нового администрати¬ного объединения: на этот раз драмы и музтеатра. Изменит ли это что-нибудь для последнего? Вряд ли, пока краевая политика напоминает тришкин кафтан.

Апрель 2013 г.