В спектакле Николая Дручека «Крейцерова соната» двадцатишестилетний Дмитрий Семак в монологе за час сорок сыграл Позднышева, отца пятерых детей и убийцу изменившей ему жены. Артист работал в пределах узкой полосы авансцены на фоне пустого темно-красного зрительного зала театра «Ромэн» и под самым носом у зрителей, рассаженных прямо на сценических подмостках. Спрятаться некуда, прикрыться нечем. Семаку режиссер позволил лишь два-три раза спуститься в партер и перевести дух.

К моему глубокому изумлению, назидательный толстовский текст в резком, агрессивном и замечательно сегодняшнем исполнении Семака оказался прямо-таки актуальным. И речь у его Позднышева шла вовсе не о плотской женщине, в которой герой только после смерти ее угадал душу, но вообще о распавшейся человеческой гармонии, об этой очень болезненной теперь оппозиции тела без души и души без тела. Невероятным образом в этом человеке на протяжении всего спектакля и совершалось чудо обретения собственной целостности.

Невысокий стремительный господин в сюртуке, шелковом жилете и высоком белом вортничке пребывал в безостановочном движении, кружил по авансцене, явно не ощущая за спиной провала. Он заглядывал нам в лица, иногда прямо подступал к кому-то с вопросом, ища и требуя подтверждения собственным мыслям. Глаза блестели, высокий лоб покрывался испариной, он рвал с горла галстук и все пытался вздохнуть глубоко, полной грудью, да никак не выходило, словно что-то изнутри перекрывало ему воздух. Он сбрасывал сюртук, и голые сильные руки в белых манжетах открывались в широком жесте.

Д. Семак (Позднышев) в спектакле «Крейцерова соната».
Фото Н. Винокурова, Г. Фесенко

Позднышев Семака одновременно был сам себе жертва, судья и палач. Его монолог, к нам обращенный, оказывался последним и главным делом его жизни. Будущего у героя не было, что страшно волновало. Брутальный и неотразимый Позднышев жалости вызвать не мог, но повергал нас в странное состояние стесненного сердца, бередил совесть, заставляя вспоминать каждого постыдное свое. И словно собой, своей нелепой конченой судьбою он пытался обезопасить нас от беды и горя, от черноты, прячущейся внутри.

На наших глазах рождался большой артист, способный сильно играть невероятно сложные вещи. Несправедливо, что в памяти моей останется только одна его роль. Неправильно это. Горько.

Анна СТЕПАНОВА
Июнь 2013 г.