Петербургский театральный журнал
Блог «ПТЖ» — это отдельное СМИ, живущее в режиме общероссийской театральной газеты. Когда-то один из создателей журнала Леонид Попов делал в «ПТЖ» раздел «Фигаро» (Фигаро здесь, Фигаро там). Лене Попову мы и посвящаем наш блог.
16+

ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА

ПРАЗДНИК НЕПОСЛУШАНИЯ

И. Соколова (Шут). «Без Лира». Фото М. Скорлупкиной

И. Соколова (Шут). «Без Лира». Фото М. Скорлупкиной

Театр Поколений после ухода Зиновия Корогодского не распался, не «умер», а совершенно неожиданно обрел другого «отца»: с приходом Данилы Корогодского начался новый этап, родился абсолютно иной театр.

Усилиями художественного руководителя у театра появился и новый «дом»: в подвале Нарышкинского бастиона Петропавловской крепости. Большой мрачный сырой зал с высокими каменными сводами, со множеством дверей, ведущих в гулкие и темные залы, с окнами, в которые не проникает свет: это пространство не требует дополнительного оформления, оно само диктует атмосферу и придает масштаб каждой пьесе, разыгрываемой здесь. Три премьеры, вышедшие в этом театре, сложились, как мне показалось, в трилогию, в центре которой размышления о судьбе молодых людей, о судьбе поколения, которое в этих спектаклях предстает поколением безотцовщины.

В спектакле Д. Корогодского «Без Лира» нет короля, то есть нет отца, только — дети. И эти дети, оставшись без присмотра, устраивают «праздник непослушания», говоря их языком (который можно расслышать сквозь шекспировский текст), «оттягиваются по полной».

Они растаскивают наследство по кусочку: в прологе бумажный дворец, возвышающийся на песчаной горке, сгорает, остается «башенка» из зеленых, гладких, аппетитных яблок. Эти яблоки грызут, делят, перебрасывают, их отнимают, ими играют и угощают друг друга «дети» сгинувшего короля. Они не «копили» это наследство, оно свалилось на них неожиданно, потому не жалко пнуть зеленое яблочко ногой, чтоб оно закатилось в угол, или «засадить» его со всей силы в стену. Они легко «отдают» свое королевство, потому что знают — в любой момент можно поменяться ролями, все переиграть.

«Без Лира». Сцена из спектакля. Фото М. Скорлупкиной

«Без Лира». Сцена из спектакля. Фото М. Скорлупкиной

Изгнание же Корделии (Светлана Смирнова) происходит оттого, что она отказывается играть в эти игры. С детской жестокостью и беспощадностью, по всем правилам двора, на нее устраивают гонение: подвешивают высоко на веревке, так что ей не слезть, и раскачивают, загоняют в угол, наступая всей агрессивной оравой, швыряют в нее зажженными спичками. Если бы не заступничество французского короля, девчонку растерзали бы ошалевшие от свободы и вседозволенности приятели. У Корделии находится «взрослый» покровитель, другие же продолжают свои игры в отсутствие старших.

Единственный «взрослый» герой «Без Лира» — это Шут в исполнении Ирины Соколовой. Но Шут не спешит вмешиваться в жестокие забавы молодежи. Он сопровождает их повсюду, иногда дает советы, которые «дети» не слышат и не понимают, делает вид, что подыгрывает им, но в основном иронизирует, отстраненно наблюдая за развитием действия. Кажется, что Шут весь спектакль занят подведением итогов собственной жизни, осмыслением своего опыта, и молодым он — не советчик. Его даже как будто забавляют их ошибки и беды. Нет, не стремится он спасти этого коллективного «короля».

В спектакле «Без Лира» звучит текст Шекспира, но разыгрывается пьеса «Новой драмы» — здесь Регана, Гонерилья и герцог Корнуэлльский, выкурив «косячок», зверски выкалывают глаза Глостеру (не отцу, не старшему, а просто одному из их тусовки, безответному и толстому «чмо»). Регана жестом, подсмотренным в телевизоре, бьет Глостера в пах. И все это напоминает разборки «молдаван из-за картонной коробки».

Кульминацией «праздника непослушания» становится суд в шалаше, когда уже порядком уставшие и измучившиеся «дети» устраивают настоящую оргию: пляски, совокупления, наркотики… Но этот шабаш исчерпал их силы и порядком напугал: понадобился взрослый, который смог бы расхлебать то, что они натворили. И этот взрослый — Шут, на голову которого возлагают корону, похожую на терновый венец. Повелитель мух?

В финале, в прощальном слове над трупом Шута-Лира, молодые хором произносят: «Все вынес старый, тверд и несгибаем. / Мы, юные, того не испытаем», — позиционируя себя как поколение, отделяя себя и свою судьбу от судьбы и опыта «отцов».

С. Смирнова (Люси), В. Постников (Фредер). «Болезни молодости». Фото М. Скорлупкиной

С. Смирнова (Люси), В. Постников (Фредер). «Болезни молодости». Фото М. Скорлупкиной

Спектакль по пьесе Фердинанда Брукнера «Болезни молодости» (режиссер Адриан Джурджа) тоже мог бы называться «Без Лира», потому что и там нет «отца» и есть «дети», продлившие свой «праздник непослушания». Но если «дети» в «Без Лира» еще помнили про существование «отца» и ситуация безотцовщины становилась для них коллизией, то эти «дети» — брошены с рождения. Они выросли «на улице», и каждый самостоятельно выстраивал свою иерархию ценностей. Тремя «китами», на которых базируется мировоззрение «детей», стали секс, насилие и разрушение. Они никому не наследуют, у них нет прошлого (и потому будущего тоже нет), они живут «сегодня» и из этого «сегодня» хотят выжать максимум, а после них — хоть потоп.

Действие происходит в пансионе медицинского института, все молодые герои — медики. Но они пришли в эту профессию не для того, чтобы «унимать боль людям», а потому, что их мучит любопытство: что там, внутри человека? Как устроено его тело? И хорошо бы перетрясти все, сделать больно, порвать, изуродовать и заодно проверить, много ли в человеке дерьма? И есть ли там душа? А если есть, то нельзя ли и ее препарировать, потрогать, испачкать? Они проводят друг над другом бесконечные эксперименты.

В. Постников (Фредер), С. Смирнова (Люси). «Болезни молодости». Фото М. Скорлупкиной

В. Постников (Фредер), С. Смирнова (Люси). «Болезни молодости». Фото М. Скорлупкиной

Идеологи этого «движения разрушения» парочка любовников: он — «вечный студент» красавчик Фредер (Владимир Постников), она — красотка графиня Дезире (Ольга Белинская). Они изводят друг друга, а наигравшись, решают поэкспериментировать над друзьями. Горничная, провинциальная девочка Люси (Свет лана Смирнова), оказывается легкой добычей: грубого секса в углу и денег на губную помаду достаточно, чтобы превратить ее в проститутку. Кажется, она только ждала, когда кто-нибудь вытащит из нее наружу все мерзкое и гнилое. В начале Люси—Смирнова робкая, пугливая, обескураживающе юная, с очень чистым и невинным лицом, прозрачными глазами. Это лицо остается таким же чистым и детским, когда она выполняет все сексуальные пожелания Фредера, и даже яркая помада, которой уродует ее Дезире, не делает Люси взрослее. Она как будто не вполне человек, скорее, красивое молодое животное, не скрывающее, не стыдящееся своих пороков и не рефлексирующее по их поводу. Эту девочку не испортили, ей просто открыли, что она — такая.

Другое дело отличница Мари (Анна Дунаева). Она единственная среди «детей» — «здорова». Они, будущие врачи, ставят себе диагнозы и, обнаружив исключительное «здоровье» Мари, тут же начинают искать способы разрушить его. Но вертлявому, самоуверенному и жалкому Фредеру она оказывается не по зубам. Зато преуспела Дезире: она взяла верх над Мари единственным возможным оружием — любовью. Мари, разочаровавшаяся в женихе, откликнулась на ласку подруги.

О. Белинская (Дезире), А. Дунаева (Мари). «Болезни молодости». Фото М. Скорлупкиной

О. Белинская (Дезире), А. Дунаева (Мари). «Болезни молодости». Фото М. Скорлупкиной

Дезире в исполнении О. Белинской — инфернальное существо, странная женщина. Она кажется бесполой: худая, с маленькой грудью, острыми локтями и коленками, похожая на мальчика-подростка, но ее гибкие, ленивые движения тигрицы выдают зрелую, опытную женщину. Существо из мифов, андрогин: обольстительная женщина и юноша-воин одновременно. Она кажется странной другим, но и себе самой тоже странна. Она не знает, почему она такая и как ей жить. Оттого в финале, исчерпав все возможные развлечения (для нее единственный способ жить — это развлекать, отвлекать себя), Дезире кончает самоубийством.

Единственный способ жить для Мари — любить. Но Дезире быстро устает от такой любви, а Мари страдает. И сама с собой делает то, что хотел, но не смог сделать с ней Фредер: ищет утешения в алкоголе, ночных шабашах, в сексуальных играх. Мари становится такой же «больной» и «гнилой», как все «дети». Путь, который проходит в спектакле героиня Дунаевой, самый сложный. В начале она сильная, сдержанная, очень цельная девушка. В ней совсем нет истерики и надрыва, она естественна и тиха. Актриса играет процесс «слома», череду маленьких уступок, на которые решается Мари. И даже когда во втором акте скромница Мари появляется во фривольном наряде — трусах и фраке — и вроде бы ничем не отличается от Дезире и остальных друзей, внутренний стержень в ней по-прежнему ощутим. Но как Люси разрушает разврат, так ее разрушает нелюбовь Дезире. В финале, после самоубийства любимой, растрепанная, полуголая, мятая, грязная Мари сама стаскивает штаны с Фредера, предлагая себя.

Брошенные, ненужные, злые «дети» в этом спектакле мечтают о «взрослых», они всех делят на «папу» и «маму» (толстяка Альта все любят за то, что он — «мама»). И потому самой страстной, сильной, трагической любовной историей оказывается роман Дезире и Мари: каждая находит в другой «маму». И каждая «маму» теряет. В этом спектакле «юным» пришлось испытать много такого, что «старым» не могло бы привидеться и в кошмаре. И «юные» этого — не вынесли.

Немецкий режиссер Эберхард Кёллер поставил в Театре Поколений «Антигону» Софокла, но так, как будто это одноименная пьеса Жана Ануя. То есть спектакль получился не о том, как закон человеческий вступает в противоречие с законом богов, а (как и все спектакли этого театра) о трагическом разрыве поколений.

«Детей» здесь четверо: Антигона, Исмена, Гемон, стражник. «Взрослый» один, и тоже — не отец, а дядя — Креонт. Главные героини опять сироты, и опять им приходится самим выбирать, во что верить и какими быть. У них нет ни советчиков, ни проводников в мире «взрослых», в который они вступают.

Антигона (С. Смирнова) дополняет ряд «здоровых» девочек с внутренним императивом, сопротивляющихся насилию и несправедливости. Но здесь она не одинока: Гемон — ее альтер эго (играет его она же) — честный, сильный и нравственный мальчик. Исмену и стражника тоже играет одна актриса — А. Дунаева. Эти «дети» испорчены страхом, их страх сильнее нравственных идеалов. Но Исмена быстро «исправляется» и не только на словах собирается разделить с сестрой наказание, но разделяет и ее убеждения. То есть в этом спектакле «дети» — «здоровы», у них есть идеалы, они протестуют против «взрослых» и их безнравственных законов.

Роль «взрослого» — царя Креонта играет Александр Баргман, актер приглашенный. И как его герой оказывается чуждым по возрасту и миропониманию «детям», так и актер остается «чужаком» в спектакле Театра Поколений. Креонт в исполнении Баргмана — расплывшийся пошляк. Он добродушен, ленив, благополучен и самодоволен. Креонт вразвалочку ходит по сцене, кокетничает со зрителями, украшает себя новогодней мишурой, потягивает шампанское и текст Софокла произносит как эстрадные репризы. Он ни за что не борется, ему хорошо и комфортно. Глупая девчонка Антигона угрожает его удобному, сытому существованию, поэтому он не раздумывая казнит ее.

«Антигона». Сцена из спектакля. Фото М. Скорлупкиной

«Антигона». Сцена из спектакля. Фото М. Скорлупкиной

Спектакль начинается в фойе: гаснет свет, и откуда-то из-под лестницы вылезает Антигона. Она тайком пришла за сестрой, чтобы вместе совершить преступление. Это самая напряженная, страстная сцена, здесь сталкиваются две позиции: Исмена хочет жить и призывает сестру «не делать того, что им не по силам». Но здравый смысл Исмены натыкается на безрассудный протест Антигоны. Героиню Софокла вынудила совершить преступление ее вера в закон Богов и в то, что этот закон выше и непреложнее закона земных царей. Но Антигона в исполнении Смирновой, так же, как ануевская героиня, не подозревает о существовании богов, она хочет одного — бросить вызов земному правителю, взорвать существующий, несправедливый на ее взгляд, миропорядок. Поэтому она не слышит доводов сестры, не хочет быть благоразумной. Антигона мечется по фойе, врезается в толпу зрителей, не глядя на них, наступает на ноги, толкает — не от небрежности, а оттого, что не видит, не слышит, не понимает, сосредоточенная на своем решении… Девочке страшно. Вот она и мечется, говорит страстные и бесполезные слова — чтоб собраться с духом. Но много трудней приходится Исмене: ей нужно осознать, какое страшное и неразумное дело затеяла сестра, принять решение, как поступить ей самой, попытаться отговорить Антигону. Исмена—Дунаева переживает куда более тяжелые минуты, чем ее сестра, она еще исступленнее и отчаяннее. Первая сцена — кульминационная, ничего более серьезного с этими девочками уже не случится.

А. Баргман (Креонт), С. Смирнова (Антигона). «Антигона». Фото М. Скорлупкиной

А. Баргман (Креонт), С. Смирнова (Антигона). «Антигона». Фото М. Скорлупкиной

Зрители, на глазах и под ногами которых разыгрывается эта сцена, и есть тот самый народ, который должен решить, чья правда правее: Антигоны или Креонта. Но противостояния в спектакле не получается. Потому что Антигоне не с кем бороться: Креонт и не думает отстаивать свою правоту. Маленькая, разъяренная, негодующая Антигона «дерется» сама с собой. Как будто ее кулачки, поднятые для крепкого удара, утопают в мягком животе этого рыхлого, симпатичного царя. И совершенно непонятно: зачем из-за такого идти на смерть? Он ведь готов к любому компромиссу, только не надо кричать и топать. Яростная и обремененная идеалами Антигона просто не может ненавидеть такого Креонта.

Другое дело Исмена. Красивый, холеный, «взрослый» Креонт легко манипулирует чувственной сестрой Антигоны. И она, ненавидя его и презирая себя, не может ему не подчиняться. Противостояние Исмены Креонту куда понятнее и мотивированнее.

Казнь Антигоны, по сути, финал: все уже произошло. Оставшись один, Креонт еще долго будет развлекать публику, а до него тщетно будут пытаться достучаться прорицатель, вестник, Исмена. Так и не отрефлексировав убийство племянницы, но зато проделав множество трюков и проговорив положенные монологи, Креонт, наконец, завершит спектакль.

Но торжество победы осталось за пылкими, наивными, брошенными «детьми». «Взрослый», в котором они так нуждались, оказался сытым шоуменом. Короля-отца как не было, так и нет, а «праздник непослушания» продолжается.

Февраль 2007 г.

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.