Театр Поколений после ухода Зиновия Корогодского не распался, не «умер», а совершенно неожиданно обрел другого «отца»: с приходом Данилы Корогодского начался новый этап, родился абсолютно иной театр.

Усилиями художественного руководителя у театра появился и новый «дом»: в подвале Нарышкинского бастиона Петропавловской крепости. Большой мрачный сырой зал с высокими каменными сводами, со множеством дверей, ведущих в гулкие и темные залы, с окнами, в которые не проникает свет: это пространство не требует дополнительного оформления, оно само диктует атмосферу и придает масштаб каждой пьесе, разыгрываемой здесь. Три премьеры, вышедшие в этом театре, сложились, как мне показалось, в трилогию, в центре которой размышления о судьбе молодых людей, о судьбе поколения, которое в этих спектаклях предстает поколением безотцовщины.

В спектакле Д. Корогодского «Без Лира» нет короля, то есть нет отца, только — дети. И эти дети, оставшись без присмотра, устраивают «праздник непослушания», говоря их языком (который можно расслышать сквозь шекспировский текст), «оттягиваются по полной».

Они растаскивают наследство по кусочку: в прологе бумажный дворец, возвышающийся на песчаной горке, сгорает, остается «башенка» из зеленых, гладких, аппетитных яблок. Эти яблоки грызут, делят, перебрасывают, их отнимают, ими играют и угощают друг друга «дети» сгинувшего короля. Они не «копили» это наследство, оно свалилось на них неожиданно, потому не жалко пнуть зеленое яблочко ногой, чтоб оно закатилось в угол, или «засадить» его со всей силы в стену. Они легко «отдают» свое королевство, потому что знают — в любой момент можно поменяться ролями, все переиграть.

Изгнание же Корделии (Светлана Смирнова) происходит оттого, что она отказывается играть в эти игры. С детской жестокостью и беспощадностью, по всем правилам двора, на нее устраивают гонение: подвешивают высоко на веревке, так что ей не слезть, и раскачивают, загоняют в угол, наступая всей агрессивной оравой, швыряют в нее зажженными спичками. Если бы не заступничество французского короля, девчонку растерзали бы ошалевшие от свободы и вседозволенности приятели. У Корделии находится «взрослый» покровитель, другие же продолжают свои игры в отсутствие старших.

Единственный «взрослый» герой «Без Лира» — это Шут в исполнении Ирины Соколовой. Но Шут не спешит вмешиваться в жестокие забавы молодежи. Он сопровождает их повсюду, иногда дает советы, которые «дети» не слышат и не понимают, делает вид, что подыгрывает им, но в основном иронизирует, отстраненно наблюдая за развитием действия. Кажется, что Шут весь спектакль занят подведением итогов собственной жизни, осмыслением своего опыта, и молодым он — не советчик. Его даже как будто забавляют их ошибки и беды. Нет, не стремится он спасти этого коллективного «короля».

В спектакле «Без Лира» звучит текст Шекспира, но разыгрывается пьеса «Новой драмы» — здесь Регана, Гонерилья и герцог Корнуэлльский, выкурив «косячок», зверски выкалывают глаза Глостеру (не отцу, не старшему, а просто одному из их тусовки, безответному и толстому «чмо»). Регана жестом, подсмотренным в телевизоре, бьет Глостера в пах. И все это напоминает разборки «молдаван из-за картонной коробки».

Кульминацией «праздника непослушания» становится суд в шалаше, когда уже порядком уставшие и измучившиеся «дети» устраивают настоящую оргию: пляски, совокупления, наркотики… Но этот шабаш исчерпал их силы и порядком напугал: понадобился взрослый, который смог бы расхлебать то, что они натворили. И этот взрослый — Шут, на голову которого возлагают корону, похожую на терновый венец. Повелитель мух?

В финале, в прощальном слове над трупом Шута-Лира, молодые хором произносят: «Все вынес старый, тверд и несгибаем. / Мы, юные, того не испытаем», — позиционируя себя как поколение, отделяя себя и свою судьбу от судьбы и опыта «отцов».

Спектакль по пьесе Фердинанда Брукнера «Болезни молодости» (режиссер Адриан Джурджа) тоже мог бы называться «Без Лира», потому что и там нет «отца» и есть «дети», продлившие свой «праздник непослушания». Но если «дети» в «Без Лира» еще помнили про существование «отца» и ситуация безотцовщины становилась для них коллизией, то эти «дети» — брошены с рождения. Они выросли «на улице», и каждый самостоятельно выстраивал свою иерархию ценностей. Тремя «китами», на которых базируется мировоззрение «детей», стали секс, насилие и разрушение. Они никому не наследуют, у них нет прошлого (и потому будущего тоже нет), они живут «сегодня» и из этого «сегодня» хотят выжать максимум, а после них — хоть потоп.

Действие происходит в пансионе медицинского института, все молодые герои — медики. Но они пришли в эту профессию не для того, чтобы «унимать боль людям», а потому, что их мучит любопытство: что там, внутри человека? Как устроено его тело? И хорошо бы перетрясти все, сделать больно, порвать, изуродовать и заодно проверить, много ли в человеке дерьма? И есть ли там душа? А если есть, то нельзя ли и ее препарировать, потрогать, испачкать? Они проводят друг над другом бесконечные эксперименты.

Идеологи этого «движения разрушения» парочка любовников: он — «вечный студент» красавчик Фредер (Владимир Постников), она — красотка графиня Дезире (Ольга Белинская). Они изводят друг друга, а наигравшись, решают поэкспериментировать над друзьями. Горничная, провинциальная девочка Люси (Свет лана Смирнова), оказывается легкой добычей: грубого секса в углу и денег на губную помаду достаточно, чтобы превратить ее в проститутку. Кажется, она только ждала, когда кто-нибудь вытащит из нее наружу все мерзкое и гнилое. В начале Люси—Смирнова робкая, пугливая, обескураживающе юная, с очень чистым и невинным лицом, прозрачными глазами. Это лицо остается таким же чистым и детским, когда она выполняет все сексуальные пожелания Фредера, и даже яркая помада, которой уродует ее Дезире, не делает Люси взрослее. Она как будто не вполне человек, скорее, красивое молодое животное, не скрывающее, не стыдящееся своих пороков и не рефлексирующее по их поводу. Эту девочку не испортили, ей просто открыли, что она — такая.

Другое дело отличница Мари (Анна Дунаева). Она единственная среди «детей» — «здорова». Они, будущие врачи, ставят себе диагнозы и, обнаружив исключительное «здоровье» Мари, тут же начинают искать способы разрушить его. Но вертлявому, самоуверенному и жалкому Фредеру она оказывается не по зубам. Зато преуспела Дезире: она взяла верх над Мари единственным возможным оружием — любовью. Мари, разочаровавшаяся в женихе, откликнулась на ласку подруги.

Дезире в исполнении О. Белинской — инфернальное существо, странная женщина. Она кажется бесполой: худая, с маленькой грудью, острыми локтями и коленками, похожая на мальчика-подростка, но ее гибкие, ленивые движения тигрицы выдают зрелую, опытную женщину. Существо из мифов, андрогин: обольстительная женщина и юноша-воин одновременно. Она кажется странной другим, но и себе самой тоже странна. Она не знает, почему она такая и как ей жить. Оттого в финале, исчерпав все возможные развлечения (для нее единственный способ жить — это развлекать, отвлекать себя), Дезире кончает самоубийством.

Единственный способ жить для Мари — любить. Но Дезире быстро устает от такой любви, а Мари страдает. И сама с собой делает то, что хотел, но не смог сделать с ней Фредер: ищет утешения в алкоголе, ночных шабашах, в сексуальных играх. Мари становится такой же «больной» и «гнилой», как все «дети». Путь, который проходит в спектакле героиня Дунаевой, самый сложный. В начале она сильная, сдержанная, очень цельная девушка. В ней совсем нет истерики и надрыва, она естественна и тиха. Актриса играет процесс «слома», череду маленьких уступок, на которые решается Мари. И даже когда во втором акте скромница Мари появляется во фривольном наряде — трусах и фраке — и вроде бы ничем не отличается от Дезире и остальных друзей, внутренний стержень в ней по-прежнему ощутим. Но как Люси разрушает разврат, так ее разрушает нелюбовь Дезире. В финале, после самоубийства любимой, растрепанная, полуголая, мятая, грязная Мари сама стаскивает штаны с Фредера, предлагая себя.

Брошенные, ненужные, злые «дети» в этом спектакле мечтают о «взрослых», они всех делят на «папу» и «маму» (толстяка Альта все любят за то, что он — «мама»). И потому самой страстной, сильной, трагической любовной историей оказывается роман Дезире и Мари: каждая находит в другой «маму». И каждая «маму» теряет. В этом спектакле «юным» пришлось испытать много такого, что «старым» не могло бы привидеться и в кошмаре. И «юные» этого — не вынесли.

Немецкий режиссер Эберхард Кёллер поставил в Театре Поколений «Антигону» Софокла, но так, как будто это одноименная пьеса Жана Ануя. То есть спектакль получился не о том, как закон человеческий вступает в противоречие с законом богов, а (как и все спектакли этого театра) о трагическом разрыве поколений.

«Детей» здесь четверо: Антигона, Исмена, Гемон, стражник. «Взрослый» один, и тоже — не отец, а дядя — Креонт. Главные героини опять сироты, и опять им приходится самим выбирать, во что верить и какими быть. У них нет ни советчиков, ни проводников в мире «взрослых», в который они вступают.

Антигона (С. Смирнова) дополняет ряд «здоровых» девочек с внутренним императивом, сопротивляющихся насилию и несправедливости. Но здесь она не одинока: Гемон — ее альтер эго (играет его она же) — честный, сильный и нравственный мальчик. Исмену и стражника тоже играет одна актриса — А. Дунаева. Эти «дети» испорчены страхом, их страх сильнее нравственных идеалов. Но Исмена быстро «исправляется» и не только на словах собирается разделить с сестрой наказание, но разделяет и ее убеждения. То есть в этом спектакле «дети» — «здоровы», у них есть идеалы, они протестуют против «взрослых» и их безнравственных законов.

Роль «взрослого» — царя Креонта играет Александр Баргман, актер приглашенный. И как его герой оказывается чуждым по возрасту и миропониманию «детям», так и актер остается «чужаком» в спектакле Театра Поколений. Креонт в исполнении Баргмана — расплывшийся пошляк. Он добродушен, ленив, благополучен и самодоволен. Креонт вразвалочку ходит по сцене, кокетничает со зрителями, украшает себя новогодней мишурой, потягивает шампанское и текст Софокла произносит как эстрадные репризы. Он ни за что не борется, ему хорошо и комфортно. Глупая девчонка Антигона угрожает его удобному, сытому существованию, поэтому он не раздумывая казнит ее.

Спектакль начинается в фойе: гаснет свет, и откуда-то из-под лестницы вылезает Антигона. Она тайком пришла за сестрой, чтобы вместе совершить преступление. Это самая напряженная, страстная сцена, здесь сталкиваются две позиции: Исмена хочет жить и призывает сестру «не делать того, что им не по силам». Но здравый смысл Исмены натыкается на безрассудный протест Антигоны. Героиню Софокла вынудила совершить преступление ее вера в закон Богов и в то, что этот закон выше и непреложнее закона земных царей. Но Антигона в исполнении Смирновой, так же, как ануевская героиня, не подозревает о существовании богов, она хочет одного — бросить вызов земному правителю, взорвать существующий, несправедливый на ее взгляд, миропорядок. Поэтому она не слышит доводов сестры, не хочет быть благоразумной. Антигона мечется по фойе, врезается в толпу зрителей, не глядя на них, наступает на ноги, толкает — не от небрежности, а оттого, что не видит, не слышит, не понимает, сосредоточенная на своем решении… Девочке страшно. Вот она и мечется, говорит страстные и бесполезные слова — чтоб собраться с духом. Но много трудней приходится Исмене: ей нужно осознать, какое страшное и неразумное дело затеяла сестра, принять решение, как поступить ей самой, попытаться отговорить Антигону. Исмена—Дунаева переживает куда более тяжелые минуты, чем ее сестра, она еще исступленнее и отчаяннее. Первая сцена — кульминационная, ничего более серьезного с этими девочками уже не случится.

Зрители, на глазах и под ногами которых разыгрывается эта сцена, и есть тот самый народ, который должен решить, чья правда правее: Антигоны или Креонта. Но противостояния в спектакле не получается. Потому что Антигоне не с кем бороться: Креонт и не думает отстаивать свою правоту. Маленькая, разъяренная, негодующая Антигона «дерется» сама с собой. Как будто ее кулачки, поднятые для крепкого удара, утопают в мягком животе этого рыхлого, симпатичного царя. И совершенно непонятно: зачем из-за такого идти на смерть? Он ведь готов к любому компромиссу, только не надо кричать и топать. Яростная и обремененная идеалами Антигона просто не может ненавидеть такого Креонта.

Другое дело Исмена. Красивый, холеный, «взрослый» Креонт легко манипулирует чувственной сестрой Антигоны. И она, ненавидя его и презирая себя, не может ему не подчиняться. Противостояние Исмены Креонту куда понятнее и мотивированнее.

Казнь Антигоны, по сути, финал: все уже произошло. Оставшись один, Креонт еще долго будет развлекать публику, а до него тщетно будут пытаться достучаться прорицатель, вестник, Исмена. Так и не отрефлексировав убийство племянницы, но зато проделав множество трюков и проговорив положенные монологи, Креонт, наконец, завершит спектакль.

Но торжество победы осталось за пылкими, наивными, брошенными «детьми». «Взрослый», в котором они так нуждались, оказался сытым шоуменом. Короля-отца как не было, так и нет, а «праздник непослушания» продолжается.

Февраль 2007 г.