12 января ушла из жизни Елена Александровна Левшина. Профессор, доктор искусствоведения, руководитель (да, в сущности, и создатель) Федерально го государственного образовательного учреждения «Интерстудио» — своеобразного института инновационных программ, развивающего различные формы послевузовского образования, повышения квалификации работников культуры.
Елена Александровна была экспертом Совета по культуре при Президенте Российской Федерации, членом Комиссии по организации театрального дела (при СТД РФ), членом Комиссии по разработке проектов законов о новых организационно-правовых формах в бюджетной сфере…
Но дело не в званиях и должностях. Елена Александровна была уникальным человеком. Чело веком с большой буквы… Талантливым, деятельным, интеллигентным. Ученым с широким кругом интересов. И она была человеком с душой и сердцем, готовым помочь другу, коллеге, ученику, готовым взять на себя ответственность за дело, за судьбы.
Елена Александровна родилась в 1943 году в Омске, куда была эвакуирована из Ленинграда семья Левшиных. И Омск навсегда остался для нее особым городом. Жили не слишком богато. Но это был открытый дом. Здесь не варили суп «впритык», «на своих». Здесь словно всегда были готовы к приходу гостей. Их выслушивали, и обогревали, и кормили, чем Бог послал…
И Лена унаследовала этот родительский завет. Ее дом тоже всегда был открыт. Ее друзья и коллеги ощущали и любили его тепло.
В Омске она и ее брат, Михаил Александрович, окончили школу, затем отправились в Ленинград. Одни. Родители приехали позднее, когда брат и сестра уже как-то обосновались.
Елена Александровна поступила на «матмех» в Ленинградский Университет, прекрасно закончила его и честно преподавала два года математику в Омском пединституте. Но затем вернулась в Ленинград, поступила на заочное отделение театроведческого факультета ЛГИТМиКа (как называлась тогда наша Академия театрального искусства).
Отныне вся ее жизнь будет связана с театром. А долгое время и с Академией театрального искусства (СПбГАТИ), где она стала ведущим педагогом, защитила кандидатскую и докторскую диссертации. Нет, опыт «матмеха» не был забыт, он не прошел даром. Он воспитал четкость мысли, логику исследователя, он помог свободно ориентироваться в сфере экономики. А еще она легко изучила вопросы права. И все это тоже вошло в сферу ее театральной деятельности, в какой-то мере формировало ее направленность.
В театре ее интересовало все. «Театральная афиша и прокат текущего репертуара», «Формирование зрительской аудитории театра», «Реальная занятость артистов и нормирование труда» — это названия некоторых из ее многочисленных статей, это круг животрепещущих театральных проблем. Но рядом еще и статьи другого типа, статьи теоретика — «Исследование спектакля: к проблеме изучения инструментария», «К вопросу о восприятии театрального искусства», «Театр: время перемен»…
Вот это «время перемен» Елена Александровна чувствовала очень остро. Оно заставляло ее заниматься практическими сторонами театральной жизни. Она была тесно связана и со столичными, и с периферийными театрами (к Омскому относилась както даже сердечно). Вела семинары для работников театра, для его руководителей, была их советником, сподвижником, проводила различные конференции с широким кругом реальных театральных проблем. Создавала такие «мегапроекты», как «Театральная паутина», позволяющая знакомиться по Интернету с интересными спектаклями, или «Международный фестиваль симфонических оркестров мира»…
Елена Александровна была сгустком созидательной энергии, человеком активного жизнелюбия и твор че ской инициативы.
Она была очень больна. Мы знали об этом. Но не могли поверить в близкий конец — ведь она активно работала почти до последнего дня. Ее ум, ее душа вибрировали так интенсивно…
Ее будет очень недоставать людям театра. Ее отсутствие остро ощутимо в кругах СТД. И в нашей Академии жива память о ней.
А для ее родных и друзей эта утрата невосполнима. Это истинное сердечное горе.
Прощайте, дорогая Леночка! Последний раз называю Вас так, как называла при Вашей жизни. Бог да помилует Вас! Мы Вас не забудем.
Мы, наверное, потеряли то, чем вообще не богат богемный человек, — рассудок. Нам всем хочется быть безалаберными, глупенькими. Потому что только глупый может отдавать жизнь и здоровье театру. Только глупый может не получать за это вознаграждения. Только дурак может ночью светить, днем рисовать и т. д. Глупость. Короче, это счастье, которое нас спасает… А вот такие люди, как Левшина, — это был наш рассудок, который нашу тупость немножко прикрывал. Мы потеряли этот рассудок. И мне кажется, поглупели еще больше.
Наверное, мы все в долгу перед ней, потому что не сумели ее защитить, ведь, как оказалось, дело, которым она занималась, очень опасно. Это дело потребовало от нее здоровья и жизни. Я никогда не прощу себе того, что мы допустили на Форуме. Я помню ее глаза, полные слез, когда ее рвали на части какие-то подставные люди из каких-то непонятных республик, которых даже нет на карте… А она, может быть, в этот момент и умирала… Конечно, всем надо перед ней извиниться… Ее профессия оказалась такой рискованной… Мы не уберегли того, что у нас было в единственном числе. У нас мало режиссеров, дирижеров, балетмейстеров, а что касается профессии Левшиной, то это вообще катастрофа… Такие люди рождаются очень редко. Я не знаю, что будет с «Интерстудио» — институтом, который она организовала и на который мы возлагали какие-то надежды. Мы постараемся не дать его в обиду. Но это все как бы в будущем, а сегодня мы остались без рассудка.
Я, как ребенок, который по отношению к матери жесток, зная, что она никому не отказывала, всегда от нее требовал — надо сделать то-то и то-то, и она никогда не говорила «нет».
Мы жили с ней рядом, в одном микрорайоне, она на Шестой Советской, а я на Седьмой. Мы часто ездили вместе в Москву, и возвращались вместе из Москвы, и шли пешком домой в восемь утра, когда приходит «Красная стрела». Мы вели интересные беседы. Как говорится, мозг остывал за ночь после того, чего ты там, в Москве, нахлебался, и она говорила ясные, конструктивные вещи. Наши милые путешествия от московского вокзала длились минут семь. Но всегда это была какая-то очень интересная и точная информация, которая мне помогала.
Она, при всей своей отзывчивости, была очень закрытым человеком. Я даже не догадывался о ее состоянии, она поразительно его скрывала. А мне сказали, что она умирала долго и больно. Ее брат рассказывал, что, когда ей было совсем плохо, но звонил кто-нибудь, например, из Урюпинска, она совершенно преображалась и совсем другим голосом что-то говорила, говорила, а потом чуть ли не без сознания падала. Она, конечно, героически себя вела, трудно даже представить, чтобы женщина могла терпеть такие боли и ни на секунду не ослабить свою активность.
Буквально за несколько дней до смерти я видел ее, мы отмечали, кажется, Рождество в СТД, и я сморозил одну ужасную вещь, я сказал: слушай, Ленка, как ты похудела и как шикарно выглядишь. А видимо, эта худоба была связана с тем, что иссушило ее. И она так улыбнулась…
Комментарии (0)