Кто «скребется в окна ночью, не давая вам уснуть, то затянет песню волчью, то еще чего-нибудь?»¹ Хармс. Хармса стало неприлично много. Не только театр — музыка, кино, паратеатральное искусство, научно-исследовательская деятельность все чаще ставят эту фигуру в центр внимания. «Хармсомания» затронула не только обе столицы, но и провинцию и частично заграницу. В 2013 году вышел спектакль Роберта Уилсона по повести «Старуха» с Уиллемом Дефо и Михаилом Барышниковым в главных ролях. В Литве Оскарас Коршуновас, режиссер к обэриутам неравнодушный, в начале 2015 года поставил «Елизавету Бам» (А. Киселев предупредил, что в России спектакль не увидят: «его гастроль невозможна в силу специфики пространства и крайней нерентабельности»², — жаль). В самом конце 2015-го «Бам» взобралась и на сцену московского Театра Ермоловой, где у режиссера Константина Муханова заглавную роль исполняют одиннадцать актрис. Весной 2015-го Максим Диденко, Иван Кушнир, Константин Федоров, Павел Семченко одарили столицу «ораторией немоты»³ под названием «Хармс. Мыр» (при живом и здравствующем «Гвидоне» Маноцкова—Огарева—Глушкова в ШДИ, опере-обладательнице «Золотой маски» 2011 года). В 2016 году Михаил Тычинин поставил спектакль «Хармс. Елизавета Бам» в Хабаровске, а в Красноярске Руслан Кудашов попробовал на кукольный зуб анекдоты Хармса. Моноспектакль А. Лушина и Ю. Васильева «История СДЫГР АППР» (даром что ему скоро стукнет четыре года) этой весной отправился на «Моноfest» в Пермь и взял первое место.

С. Демин в «Маршруте Старухи». Фото С. Левшина

Но, несомненно, лидером по части концентрации Хармса на квадратный метр культурного (и не только культурного) пространства является родной город автора. «Безумными глазами он смотрит на меня» с фасада собственного дома на Надеждинской (ныне Маяковской) улице, куда в феврале этого года совершили деликатно-элегантную интервенцию стрит-артщики Паша Кас и Павел Мокин (как бы памятуя об одном из псевдонимов Даниила Ювачева — Чармс (как англ. charms)). С недавнего времени Петербург также может похвастаться улицей, названной именем Даниила Хармса, в Красногвардейском районе. Открываем репертуар: Ленсовета — «ХАРМС», Александринка — «ВОН», поэтический концерт «Хармс. doc» в саду Фонтанного дома и, наконец, «Маршрут Старухи», пролегающий через десяток хармсовских мест во всем Петербурге.

30 декабря 2015 года исполнилось 110 лет со дня рождения Даниила Хармса. Таким образом, тегом «юбилейные» обозначились 2015 и 2016 годы. Однако связать «хармсовский бум» исключительно с этим обстоятельством и записать каждую постановку в датские — видя их качество и количество — было бы нелепостью. Сошлись не только числа (к которым Д. Х. всегда трепетно относился), но настроения, совпали частоты, повернулись нужные ключи, и Хармс раскрылся совершенно по-новому.

Эпоха, в которой по отношению к Хармсу бытуют (от слова «быт») «бесконечные шарики с кошечками, которые летят на этих шариках, часы без стрелок и немножко клоунские чудаковатые человечки», отжила свое. Закончилось, как едко назвал это режиссер Олег Еремин, «упоение советскими реалиями, советской музыкой и луком, висящим в колготках»⁴. Теперь на их месте — огромная жанровая и стилевая палитра. Начались серьезные поиски сценического языка для Хармса. Пожалуй, именно сегодня, в наше время этот автор сделался знаковым. «Это не я пришел, а ты».

В. Урбаньски (Хармс). Кадр из фильма «Хармс»

В режиссерских решениях прослеживается тенденция — ставить не просто литературные произведения Хармса, а самого Хармса как человека частного. Сегодня его дневниковые записи, заметки, письма находятся в свободном доступе. Обрывочные, абстрактные, эти тексты столь же привлекательны для сцены, как собственно литературные произведения. К слову, в 2015 году издательством Corpus был переиздан серьезнейший труд Валерия Шубинского «Жизнь человека на ветру», в котором талантливо и подробно сделано жизнеописание Д. Х. и его окружения. Но сколь бы ни был высок сегодня уровень хармсоведения, вряд ли биография Даниила Ивановича когда-нибудь будет прозрачной. Потому театр, вырастающий из всевозможных источников, не удерживается от соблазна прочитать ее по-своему, а еще лучше — превратить зрителя в читателя-собирателя-биографа, здесь и сейчас складывающего одно абсурдное с другим трагическим и приходящего к третьему вовсе обескураживающему.

Такую метаморфозу проделал со зрителем фирменный «аттракцион» «Маршрута Старухи», где режиссер Степан Пектеев рассказал о Хармсе Невским проспектом. В ушах у зрителя-участника беруши, в руках — конверты, которые должно вскрывать, приходя к определенным местам. Внутри — отрывки из дневников Хармса на тоненькой-претоненькой бумаге: только поспевай прочитать — того и гляди растекутся под накрапывающим дождем. Фокус со смешением временных пластов — «я здесь и сейчас» и «Хармс там и тогда» — вещь впечатляющая. Оказавшись привязанными к конкретным объектам (фонтан «Гранатовое дерево» у церкви Св. Екатерины, Елисеевский магазин, подземный переход, сад Фонтанного дома), записи — от измышлений в духе патафизики до обращенных к Богу просьб о скорейшей смерти — взращивают в сознании идущего образ Хармса, намного более живой, чем тот, что мог бы быть сыгран в привычном пространстве сцены.

«Хармс.doc». Сцены из спектакля. Фото А. Евсиковой

Насыщенный звуком и цветом спектакль-концерт «Хармс. doc» Войцеха Урбаньски тоже происходит вне театральной сцены и тоже вдохновлен Хармсом как персоной. Сейчас на стадии пост-продакшн находится игровое кино о Хармсе режиссера Ивана Болотникова «Хармс». В нем Урбаньски — исполнитель главной роли. Соответственно в случае «Хармс. doc’а» имеют место непростые отношения режиссера с Хармсом-персонажем. С одной стороны, присвоение в киноработе, с другой — попытка отстранения через сочинение собственного спектакля, где он как актер не занят; погружение и — выход за пределы. Четыре актера Андрей Феськов, Григорий Чабан, Вячеслав Коробицын и Евгений Перевалов — в бейсболке, в дождевике, в ветровке, в надвинутой на глаза шапочке — сидят на авансцене и без тени смущения держат перед собой гаджеты с текстом. Раз ролей нет — нет необходимости быть не собой. По существу чтецы здесь — потоки аудио-энергий. В том, как между ними распределены тексты, нет закономерности — все читают всё без разбора, упор же сделан на голосовую партитуру, выстроенную с учетом каждого тембра. Четыре голосовые краски как четыре преломления образа Хармса. В теплом тембре Чабана — брутальность и неудобная угловатость, в мягком, оригинально интонированном Перевалова — святая юродивость, детская пугливость. Феськов и Коробицын — два одновременно похожих и непохожих голосовых характера: первый — напористый, критический, фаустовский; второй — спокойный и глухой, будто влажное дерево. Музыку для концерта создали участники группы «АукцЫон» — Михаил Коловский, Дмитрий Озерский и Николай Рубанов, а также Олег Шарр и Николай Бичан. Живая музыка в саду Фонтанного дома была сама себе стихией, не вторичной, не фоновой по отношению к актерскому чтению. Родной «аукцыоновский» стиль: эклектичный, авангардный, фолковый и джазовый. Саксофон и туба — психоделические, инфернальные, клавиши — медитативные. Михаил Коловский говорит о том, что Хармс не ставит никаких ограничений, стилистически и жанрово ему может подойти любая музыка⁵. Как результат — многожанровое полотно: хип-хоп про дочь Патрулева, колыбельная о блуждающей белой овце, хоровая мантра «Намешу в бадье муку / Да лепешку испеку», просветленная гармоничная музыка, льющаяся на исполненные любовных мук дневниковые записи (эхом — выкрик Чабана: «Любви нет, это понятно»), — почти что притча…

К творчеству Даниила Хармса с музыкальной отмычкой подходит не один Урбаньски. В спектакле «Такого Театра» «История СДЫГР АППР» художник Дина Тарасенко визуализировала образ сломанной музыки как дисгармонии, оборванных струн как оборванной жизни: будто воспарившие над землей, висят разбитые, покалеченные саксофон, мандолина, тромбон и другие музыкальные инструменты. Меж ними носится Александр Лушин, весь — звуковая волна. Режиссер Юрий Васильев, у которого голосо-речевая сторона спектакля всегда приоритетная, делает явной звукописную сторону хармсовских текстов, их потаенную музыку — какофоническую, прихотливую, полихромную. Лушин искусно нюансирует произносимое: то пропевает с детской серьезностью, то уходит в псалмодическую речитацию, то ошпаривает воплем.

«Хармс.doc». Сцены из спектакля. Фото А. Евсиковой

В 2014 году в Хармсе разглядели собственно песенного автора. Это сделали композитор Александр Маноцков и струнный «Courage Quartet», которые записали пластинку «Пели» на стихи Хармса, Введенского и классика испанской поэзии XX века Хуана Рамона Хименеса. Из соединения стихотворений Хармса и современной академической музыки получилось пять песен-кристаллов: «Из дома вышел человек», «Песнь», «Человек Петр», «Романс», «Песнь Петра Яшкина». Отзывающиеся древнерусскими песнопениями и светским благородством струнных, суровостью древнего мифа и мягкой напевностью, ясные, строгие, рожденные не Хаосом (который, как кажется, брался за исходную точку в «Истории СДЫГР АППР»), а Космосом. Финал жизни у Хармса был трагическим, это привлекает многих его сценических интерпретаторов безусловным драматизмом, за которым не надо далеко ходить. Например, в финале «Старухи» Боба Уилсона на зрителей смотрит Хармс со своего последнего фотоснимка, сделанного уже в заключении, — ужасающий портрет, от вида которого даже прожженному цинику станет не по себе. Пропуская творчество Хармса через чудовищный фильтр его жизненных обстоятельств, то есть рассматривая разлом как основание его поэтики, постановщик неизбежно придет к сценической ситуации, которая будет вызывать в зрителе одну только жалость к поэту. Маноцков как в опере «Гвидон», так и в альбоме «Пели» высветил, сделал слышным в Хармсе совсем другое: странную красоту языка, филигранную ритмическую организацию текстов, чудотворчество. Музыка как бы вылечивает образ Д. Х. от чрезмерной нервности и неровности, открывает в нем второе дно — прямо противоположное.

Рядом с теми «хармсовскими вещами», что все время рвутся из театра в открытые пространства города и музыки, существуют два спектакля на малых сценах двух государственных театров. В феврале 2015 года режиссер Сергей Филатов, в недавнем прошлом выпускник мастерской А. Д. Андреева, поставил «ХАРМСА» с молодой труппой театра им. Ленсовета. В этой работе, как кажется, принципиально отсутствует намерение погружаться во внутренний мир Хармса. Объектом исследования режиссера стали исключительно литературные опусы: циклы «Случаи» и «Голубая тетрадь», в качестве музыкальной темы выбран «Венгерский танец № 5» Брамса. Спектакль у Филатова получился веселый, эдакая комедия положений, «чаплинствование» как способ выражения хармсовского абсурда. Этюд перетекает в этюд как по маслу, швы старательно затерты, пущены лейтмотивы. Например, незадачливый ловелас Профессор Пушков Дмитрия Караневского, изобретающий различные способы обольщения женщины (Римма Саркисян), или чистюлька-Принц Александра Крымова в столкновении с немытым мужланством Богадельнева — Максима Ханжова. Говорить о неожиданном режиссерском прочтении самых известных текстов Хармса не приходится. Артисты играют в эксцентричной манере: вскрикивают, пляшут (вприсядку, изображая безрукого — гротескный образ, воплощаемый Никитой Волковым), душат друг друга в объятиях, ломают столы, активно взаимодействуют с кушеткой, бойко, с характером играют мелодию Брамса (кто на чем, музыкально одарен каждый), как бы венчающую это безумие и этот бардачок. Филатовское решение актерского существования интонационно в Хармса попадает едва ли. Славный, безобидный, слащавый… Хармс ли это?

А. Лушин (Хармс). «История СДЫГР АППР». Фото А. Коптяева

Главное отличие спектакля «ВОН» Александринского театра от «ХАРМСа» С. Филатова — интонационное. Режиссер Олег Еремин бежит умиления Хармсом очертя голову и оттого, быть может, проявляет чересчур агрессии и жестокости во взгляде на хармсовский мир. Актеры здесь демонстрируют свои тела в откровенных и откровенно трэшевых костюмах, совершают головокружительные акробатические выверты, язвительно пародируют хиты прошлого. «ВОН» и спектакль театра им. Ленсовета сделаны по одним и тем же произведениям, однако Еремин очень четко определяет ракурс, потому каждый из выбранных текстов не случаен.

А. Маноцков и Courage quartet. Театр и Клуб МАСТЕРСКАЯ. Фото П. Кондратьева

Актеры — слаженный хор, закрепленных ролей/ образов не имеют. Неизменная восьмерка энергичных и беспощадных гистрионов продолжает плясать пляску смерти, как уже делала это в ереминском «Холодном дитя». Спектакль начинает коллективная мизансцена: кучка из восьми человек стоит спиной к залу с зажатыми между ягодиц карандашами с колокольчиками на веревочках. Это такое приветствие зрителя, надо думать. Звенит дверной колокольчик, мол, «добрый вечер, мы приглашаем тебя в ж… естокий мир злой правды о современном человеке, приятного просмотра». Происходящее далее внушает смутный ужас: «хором» уронив колокольчики, группа поднимает вверх руки и начинает ритмичное движение вперед, с силой ударяя ногой о пол, акцентируя шаг бедром, потрясывая кистями рук. Лица — запачканные тушью, подернутые дымкой хтонической злобы, перед глазами пелена… Как ослица, визжит Мария Лысюк: «и-и-и», группа ей отвечает; то есть колокольчики работают еще и на некий «ослиный» смысл скученности, стадности людей, хотя у осликов они висят и не совсем на том месте, где им случилось оказаться по воле режиссера.

«ХАРМС». Сцена из спектакля. Театр им. Ленсовета. Фото Ю. Смелкиной

Каждый участник хора в определенный момент вырывается из общей массы и у стойки микрофона «делает свое шоу». Анастасия Балуева, купаясь в светомузыке, поет «My way» Фрэнка Синатры. Песню, которую принято исполнять на похоронах в Великобритании, Балуева поет, заходясь дутым пафосом, засовывая в рот микрофон, издавая утробные звуки. Несколько раз повторенное у Хармса «думал-думал» в стихотворении «Тигр на улице» превращается в спектакле в «малду-малду», кстати, метаморфоза вполне в духе поэтов-обэриутов. Актеры произносят «малду» на разный манер: им можно оскорбить, похвалить, вопросить, устыдить. В итоге абсурдным образом «малду» возвышается до сакрального понятия. Еремин занимается вскрытием механизма обожествления пустого звона, который движет массовой культурой. На материале Хармса режиссер обращается к реалиям, прямого отношения к автору не имеющим. То есть миссия спектакля мемориальной функцией не определяется, и Еремин занимается жизнью вообще не в меньшей степени, чем жизнью Хармса.

«ВОН». Сцена из спектакля. Александринский театр. Фото К. Кравцовой

Художник Сергей Кретенчук позаботился о том, чтобы эстетизм действа переплетался с антиэстетизмом. Он балансирует на грани гламурного фэшнбутика и первоклассной маргиналии. Причудливо обнаженные участки тела; культ лейбла (Д. Газибеков носит ошейник с названием спектакля, у Е. Крамаренко на кофте под мышками нашивка «ВОН»); брутальность (у большинства обувь представляет собой вариацию на тему берцев). «Я вся блестящая». Одаренный ироническим мышлением и безупречным вкусом, Кретенчук сыплет аллюзиями на кумиров — в облике исполнителей можно обнаружить приметы объектов культа разных времен. Екатерина Крамаренко в купальнике, поверх которого — обтягивающая капроновая кофта, — немножко Мила Йовович в «Пятом элементе». Олег Кравченко, одетый в узкую водолазку из люрекса и короткие штанишки фрица, все время отбрасывает набок челку — немножко Гитлер. Он подкрадывается со спины и массирует ей плечи — мизансцена, повторяющаяся в спектакле бесчисленное количество раз, нелепая и знаковая. Объект и субъект порабощения. Их танго под великую песню группы The Police «Roxanne», которую исполняют на немецком языке Влад Ситников и Александр Взметнев, — аллегория садомазохизма и насилия сильного над слабым (хореография А. Балуевой). Движения танцующих — гротескно напряженные, изощренные, сплетенья ног — нечеловеческие, уже через несколько секунд танец становится поединком, еще через несколько — в ход идет меч. Девочка-воин Крамаренко одерживает символическую победу над злом и спасает мир — тоже ведь штамп, растиражированный во многих боевиках и «философских фильмах», таких как «Зена — королева воинов», «Лара Крофт: Расхитительница гробниц» или «Ангелы Чарли».

Е. Крамаренко, О. Кравченко в спектакле «ВОН». Александринский театр. Фото К. Кравцовой

Спектакль Еремина обоюдоостро заточен как на злобу дня, так и на Хармса. А еще — на самого Еремина, у ироничной и дерзкой режиссерской самопрезентации которого не отнять хармсовского Charms.

Август 2016 г.

1 Александр Ситников. Из песни «4 позиции Бруно» «Что приходит ниоткуда и уходит в никуда».
2 Киселев А. «Елизавета Бам» Коршуноваса: еще один спектакль, который не приедет в Россию // Афиша. Воздух. 3 марта. 2015. URL : https://daily. afisha. ru/archive/vozduh/ art/elizaveta-bam-korshunovasa-eshche-odin-spektaklkotoryy-ne-priedet-v-rossiyu/ (дата обращения 10.07.2016).
3 Ларина К. Гибель нёба // The New Times. 8 июня. 2015. URL : http://newtimes.ru/stati/syuzhetyi/40cc1fb648ccf00de9d8cbfbabcfab57-gubel-nyoba.html (дата обращения 10.07.2016).
4 Доля хорошей провокативности: Интервью с Олегом Ерёминым [Беседу вела А. Сологуб]. URL: http://propis.spb.ru/node/147 (дата обращения 15.09.2016).
5 См.: Тихомиров А., Леонтьев А. Концерт, посвященный творчеству писателя Даниила Хармса, прошел в Петербурге: [Видеорепортаж]// LIFE78. 14 июня. 2016 [новостной портал]. URL: https://www.youtube.com/watch?v=bLbq_ifxhcM (дата обращения: 08.08.2016).