Не так давно, семь лет назад, учась на театроведческом факультете Театральной академии, я написала портрет актрисы Ольги Белинской. Там был такой пассаж: «Выпускной спектакль курса — „Кровавая свадьба“ Ф. Г. Лорки. Ольга Белинская играла в нем Невесту. Невеста все время ходила босиком, и, чтобы почувствовать, как это, актриса ходила босиком в метро и на улице». Тот, еще ученический, текст с заголовком «Босиком» датирован в журнале февралем 2009-го. Многое можно сейчас прибавить к нему, что-то подкорректировать, а что-то опровергнуть. Расширилась география театров, в которых играет актриса, изменилась ее героиня, другими стали темы, которые она несет на сцену. Уже не «Театр Поколений» и Экспериментальная сцена Анатолия Праудина, а Александринский театр, БДТ, «Приют Комедианта», «Балтийский дом», независимые проекты, лаборатории, драматургические читки и работа с такими режиссерами, как Валерий Фокин, Анджей Бубень, Борис Павлович, Юрий Квятковский, Кшиштоф Гарбачевский, Михаил Патласов… А у меня в памяти засело: «босиком в метро и на улице». Тот, кто в студенчестве ходит босиком, чтобы ухватиться за жизнь голой ступней, превратится ли когда-нибудь в успокоенного мастера, обутого-одетого в многослойные театральные доспехи? Нет, не превратится, не тот генетический код. Потребность бросать себя в эксперимент, каждый раз начинать все сначала, вместе с режиссером изобретать новый театральный язык, пробовать на прочность и свои и зрительские границы непознанного — в крови у актрисы Белинской. Она действительно без всякого кокетства делает себя, свою психику и свое тело предметом театрального исследования. Здесь я напишу только о трех самых бескомпромиссных исследованиях актрисы, о трех ее ипостасях: Мать, Ребенок и Женщина.

О. Белинская (мать Паши), А. Еминцева (мать Тимура). «Антитела». Театр-фестиваль «Балтийский дом».
Фото Я. Пирожковой

МАТЬ

Документальный спектакль Михаила Патласова «Антитела» стал совершенно новым опытом и для актеров, занятых в нем, и для всего театрального Петербурга, которому, в общем-то, чужды эксперименты документального театра. Основанный на реальных событиях (убийство группой неонацистов антифашиста Тимура Качаравы на площади Восстания, недалеко от книжного магазина «Буквоед»), этот спектакль еще до всех украинских событий заговорил о скрытых войнах, ведущихся у нас под носом, о мальчиках, направляемых невидимыми кукловодами в русло разнообразных фашиствующих группировок, о безразличии обывателя, легко проходящего мимо убийства, и о матерях, в первую очередь о матерях, которые теряют своих детей на этих скрытых побоищах левых и правых, патриотов и радикалов, националистов и Антифа.

О. Белинская. Фото М. Павловского

В «Антителах» Белинская играла мать националиста, осужденного за убийство. Это был первый документальный спектакль в актерском багаже актрисы, и он оказался не зарисовкой из жизни города, не поверхностным исследованием языковой среды отдельной социальной группы, нет, это было исследование горя, настоящего, большого, невыдуманного материнского горя. Личный контакт с героиней, интервью и общение с ней позволили актрисе не только «снять» манеру речи, типаж, но и словно бы принять на себя ее неизбывное горе. Так что даже лицо Белинской будто бы изменилось, став лицом той, другой женщины — матери несовершеннолетнего мальчика, убившего другого мальчика. Ее мимическая партитура будто беззвучный разговор с самой собой на тему: могла ли я что-то сделать, чтобы этого не произошло? Этот бесконечный внутренний диалог и есть каждодневное мучение, пробегающее волнами под истончившейся кожей материнского лица. В «Антителах» Ольга Белинская привнесла в документальный спектакль ультрапсихологическое существование, это был не речевой портрет и не актерское наблюдение, это была прожитая актрисой пограничная ситуация, в которой оказалась ее героиня. Основным партнером Белинской в спектакле была Алла Еминцева, игравшая мать другого мальчика, антифашиста Тимура Качаравы. Это был выстроенный на монтаже диалог матери убийцы и матери убитого. Цельная, строгая мать Еминцевой видела картину событий однозначно, одной своей прямой спиной осуждала и карала ту, другую, с которой у нее навеки неразрывная связь.

Две материнские фигуры, две «снятые» актрисами реальные женщины в спектакле из конкретных героинь вырастали в нечто большее, равное по масштабу колоссам античной трагедии. Спектакль преподносил нам факты, запускал расследование, в котором мы выясняли механизм действия этой и подобных историй, узнавали о роли в них как наших государственных старцев, так и простого охранника из магазина «Буквоед», не пустившего истекающего кровью человека внутрь. Но надо всем этим возвышалась двойная экзистенция героинь Белинской и Еминцевой. Их сценическое существование, их непроговоренные взаимные обвинения, непроговоренное желание одной вернуть себе сына через встречи с его убийцей и непроговоренный страх второй, что осиротевшая мать отберет ее мальчика, и в итоге странное противоестественное слияние героинь в стремлении быть матерью не столько конкретного ребенка, сколько матерью повязавшего их кровопролития.

За эту роль Ольга Белинская была номинирована на «Золотую маску», а Алла Еминцева за свою — на петербургский «Золотой софит». Экспертные советы премий того театрального сезона, как будто обманувшись публицистической оболочкой спектакля, выбрали, на чьей они стороне, и так разорвали надвое уникальный актерский дуэт, неделимую материнскую сущность.

РЕБЕНОК

Недавний спектакль Михаила Патласова «НеПрикасаемые» — ни на что не похожий социальный проект, одновременно свидетельский, документальный, игровой. И это, может быть, первая в нашем городе попытка исследовать театральными средствами явление бездомности.

Я. Яблочник, О. Белинская в спектакле «НеПрикасаемые». Фото Э. Мургановой

Один из героев спектакля Яша Яблочник превращает актрису Ольгу Белинскую в щуплого подростка в черной кофте с капюшоном. Белинская говорит от имени Яши, а сам Яша идет за ней со следящим объективом камеры в руках. Как будто отражение героя перехватило инициативу и рассказывает с помощью его, Яши, букв, слов, запятых, интонаций что-то, что ни он о себе, ни мы, зрители, о нем даже не подозревали. Сам Яша, спрятавшийся в таком же черном капюшоне, напряженно слушает своего двойника.

Я. Яблочник, О. Белинская в спектакле «НеПрикасаемые». Фото Э. Мургановой

Краткая история Яши Яблочника такова: в детском интернате насиловали, снимали в порнороликах, а после, когда подрос, выбросили на улицу, вынудив продать за бесценок положенную ему жилплощадь. Но благодаря Белинской история героя, его голос, его взгляд, мечты, образ мыслей оказываются больше этих сухих фактов, больше государства, где Яшина биография — одна из многих подобных, больше интерната, больше «Ночлежки», где он живет. Актриса не просто становится идеальной копией Яши, она создает образ, в котором соединяет и своего героя, и его кумира — красивую взрослую женщину Ирину Понаровскую, то есть соединяет в себе и мальчика, и такую желанную и недостижимую для него материнскую фигуру. За десять минут сценического времени актриса создает необъяснимую оптическую иллюзию, в которой за угловатым подростком просвечивает прекрасная Королева-мать, а за ней — при небольшой смене фокуса — просматривается другой Яша, прекрасный принц, потерянный сын своей царственной родительницы. Все эти личности и сам герой истории присутствуют на сцене почти одновременно, и словно бы смотрят друг на друга, общаются, и будто бы даже примиряются друг с другом.

Таким, каким создала Яшу Белинская, мы не увидим ни одного бездомного мальчика, сколько бы ни записывали их реальные монологи на диктофон и ни расшифровывали их с прилежанием.

ЖЕНЩИНА

Спектакль Кшиштофа Гарбачевского «Макбет», играющийся на Новой сцене Александринского театра, — может, первый спектакль этой площадки, действительно разделивший критиков и возмутивший буржуазную публику. Его визионерская природа, статичность мизансцен, превалирование экранного времени спектакля над сценическим, причинно-следственный хаос само собой оттолкнули любителей интерпретационного театра. Но в центре этой визуальной карусели самая настоящая интерпретация — леди Макбет.

Героиня Белинской является в спектакле в разных ипостасях. Размытая экранная копия на видеотрансляции из тесного металлического контейнера, где проходит большая часть спектакля, или артобъект, сомнамбулически дефилирующий по сцене в вызывающих нарядах. Кажется, режиссер намеренно защищает, отстраняет нас от ослепляющего воздействия героини Белинской. Ее леди Макбет представляет собой выпущенное из-под контроля рацио обнаженное женское бессознательное.

О. Белинская (Леди Макбет). «Макбет». Александринский театр. Фото В. Луповского

Все на поверхности: вожделение, смешанное с материнским инстинктом, сексуальное напряжение и невозможность разрядки, неудовлетворенность и пресыщенность одновременно. Иногда казалось, что это сама индуистская Кали, темное и яростное материнское божество, алчущая кровавых жертв в свою честь, заперта режиссером в большую металлическую шкатулку с горсткой обреченных. Пожрав всех, включая своего огненногривого мальчика-мужа, не сдерживаемая ничем, она саморазрушается у нас на глазах. Финальная сцена леди Макбет. На экране мастурбирует обнаженная женщина, остервенело, яростно ее тело ищет ритм в тщетных попытках получить удовольствие, высечь из этого тела, из этого мира любой ценой хоть толику наслаждения, заполнить зияющую, мертвящую пустоту своего женского лона. Но тело молчит, оно мертво. Эта леди Макбет, как никакая другая, дошла до предела, заглянула в черную дыру собственной женской сущности и там, за горизонтом событий, не обнаружила ничего.

Август 2016 г.