О. Погодина-Кузмина. «Толстого нет». Театр. doc. Режиссер Марина Перелишина, театральная идея Гарольда Стрелкова, художник Светлана Литвинова

Ольга Погодина-Кузмина вряд ли догадывалась, что написала пьесу не только для десяти профессиональных актеров, но еще и для сотни зрителей, готовых выйти на сцену.

Пьеса «Толстого нет», как можно понять из названия, — о Толстом, о первом Толстом — о Льве Николаевиче. И о его семье, можно даже сказать, что эта пьеса — больше о семье, чем о Льве Николаевиче, имея в виду, что на сцене — только родные и близкие, из ближайшего окружения, а сам Лев Николаевич на сцене так и не появляется. Так что «Толстого нет» так и тянет сравнить с «Последними днями» Булгакова, где тоже все говорят о Пушкине, раненом, но еще живом, а самого поэта лишь проносят «на полях» сюжета. Автор не пытается увлечь новыми подробностями или прежде неизвестными тайнами семейной жизни. Ничего «новенького», никаких новых открытий и вообще — какой-то определенной концепции, которая бы водила рукою автора. И это при том, что о последних днях жизни писателя в Ясной Поляне написано много и пьеса Погодиной-Кузминой на первый взгляд ничего не добавляет к как будто общеизвестному — из мемуаров секретаря Толстого Валентина Федоровича Булгакова, из воспоминаний Софьи Андреевны Сухотиной-Толстой, из записок Владимира Григорьевича Черткова, а также (тут спектаклю по пьесе, написанной несколько лет назад, повезло с премьерой!) из вышедших к недавней очередной круглой дате книг, среди которых самый, наверное, полный свод источников по последним месяцам и дням жизни Толстого — книга Павла Басинского «Бегство из рая». Ее, кстати, с пьесой Погодиной-Кузминой сближает видимое отсутствие концепции, — кажется, Басинский, известный литературный критик и сам литератор, собрав все вместе, пройдя, так сказать, по пути, в русской традиции проложенному Вересаевым, так и не понял, ПОЧЕМУ Толстой ушел из Ясной Поляны.

Казалось бы, в этом — одна из главных загадок не только жизни, но пути Льва Толстого, но — нет, и Погодина-Кузмина этой тайны не касается, ее история не об этом, то есть ее как будто эти самые причины и поводы не интересуют, она рассказывает семейную историю, где на первый взгляд — никаких семейных тайн и скелеты из шкафов не вываливаются.

А. Перелешина (Катюша), О. Лапшина (Софья Андреевна), Н. Ковбас (Лев Львович). Фото Д. Гараниной

Домашнюю историю (ее и играть стараются в «домах», в гостеприимных музейных пространствах, где дух дома еще не выветрился, еще что-то такое витает), «Толстого нет» в минувшем сезоне играли в Москве в Музее Льва Толстого на Пречистенке или в «Боярских палатах» Союза театральных деятелей на Страстном, и там, и там зрителей водили из зала в зал, так «отбивая» одно действие от другого. Сперва в рамках проекта театра «Открытая история», затеянного драматургами Ольгой Михайловой и Еленой Исаевой, это были читки — актеры, казалось, уже знают свои роли, но в силу сложившейся традиции все сидели-ходили, держа в руках листки со своими ролями. Премьеру сыграли в подвале Театра. doc. Там актеры наконец оторвались от распечатанных ролей, надели костюмы, а в освободившиеся руки режиссер спектакля Марина Перелешина вложила спицы с вязаньем (художник Светлана Литвинова). Мне даже думается, по итогам двух-трех спектаклей можно уже начать торговлю «выходящим» (по аналогии — с исходящим) реквизитом — носочками, шарфиками «от Толстого», которого и нет, но который тем не менее есть, присутствует ежесекундно — в разговорах, мыслях — как наиглавнейший внесценический персонаж.

Необходимо, впрочем, внести поправочку: от бумаги с текстами освободились актеры, но не зрители. В спектакле Марины Перелешиной сошлись сразу два проекта — «Открытая история» и еще одна «инновационная идея» — активный театр: в афише, в программке указано, что режиссер — Марина Перелешина, а театральная идея — Гарольда Стрелкова. Режиссер, стоявший у истоков Центра драматургии и режиссуры А. Казанцева и М. Рощина, а недавно — возглавивший Тульский академический театр имени Льва Толстого, придумал такой вот поворот, ход, к которому по пути от завязки к развязке не раз прибегают актеры: у каждого из героев имеется момент, когда актер вдруг делает шаг в сторону и неожиданно (в самый первый раз неожиданно, а дальше — все более ожидаемо и долгожданно) от себя сообщает, что здесь ему трудно, дальше играть непросто, почти невозможно… И даже — как Милена Цховребова, которая играет Александру Львовну, — рассказывает короткую историю из детства и отношений со своей матерью-красавицей. Очень лично все складывается. А дальше следует предложение — продолжение, следующую короткую сцену выйти и сыграть кому-то из зрителей. Зрители, надо отдать должное этой готовности сегодняшней публики, почти не тянут, не заставляют, чтобы их долго просили. Кто-то, как школьник, сразу тянет руку, выходит, причем за Александру Львовну может выйти читать даже не зрительница, а зритель, а за Андрея Львовича (Андрей Давыдов) — наоборот, зрительница. Дальше складывается по-разному. Бывало уже, что зрители бодро отчитывали доверенные им реплики, случалось — что «сеанс психотерапии» превращался в настоящую пытку, это очень зависит каждый раз от той меры серьезности, с которой зритель включается в предлагаемую игру, простую лишь на первый взгляд.

Я не люблю спектакли, в которых зрителей тянут на сцену, и, честно говоря, не знаю людей, которые бы такие спектакли любили и которым нравится эта ситуация, когда ты, не имея никакой возможности подготовиться, вынужден вдруг подняться со своего кресла и все взгляды направлены на тебя. Вид такого зрителя почти всегда дурацкий. Но тут видимое простодушие, с которым тот или другой актер делает шаг в сторону от своего героя и, точно извиняясь, говорит, как этот текст, который еще только предстоит произнести, ему неудобен или даже выше его актерских сил. Этот «шаг навстречу» располагает к ответности.

На первый взгляд все просто, с одной стороны, а с другой стороны, выход неподготовленного зрителя предполагает неожиданное развитие, пусть и в пределах короткого отрезка. На самом же деле, имея возможность видеть спектакль не один раз, замечаешь, как все идет в нужную сторону, без непредвиденных импровизаций, без возможности отстраниться от магистрального сюжета. Структура жесткая, в которой случайный зритель играет тем не менее по расписанным нотам.

Пьеса Погодиной-Кузминой о толстовском доме и его домочадцах удачно разложилась на «амплуа», без ущерба для полнокровных характеров родных и близких великого писателя земли русской. В известном смысле, пускай с натяжкой, можно даже сказать, что в этой истории разыгрывается комедия масок: есть врач (Александр Усердин), есть прислуга — горничная Катюша (Анна Перелешина) и прислуга ученая, секретарь Толстого Булгаков (Сергей Быстров), пусть и лишенная очевидных и необходимых в комедии масок комедийных нот, есть, наконец, хозяйка дома — Софья Андреевна (Ольга Лапшина), центр притяжения и отталкивания. Она — со всеобщим вязаньем в руках — домашняя, этакая курочка на насесте, и она же — страстная поборница своей правды, отличной от главной правды в этом доме — правды Толстого. Милая, родная, болеющая за НЕГО и противостоящая ЕМУ. Как же все сложно!

А. Перелешина (Катюша), С. Быстров (Валентин Федорович Булгаков). Фото Д. Гараниной

Лапшина, даже когда ей достаются роли «короткие», в которых немного времени приходится проводить на сцене или в кадре или в которых немного слов, — все равно успевает «вложить» в своих героинь сильный характер, несгибаемость, упрямость. Но таких, как здесь, как Софья Андреевна, главных ролей — в ее биографии совсем немного, хотя в ее умении распределиться, взять длинное дыхание у режиссеров, кажется, сомнений нет.

Роль Софьи Андреевны ей впору, Лапшина, такая чуткая к народному звучанию, к тому, что можно, наверное, назвать национальным (может быть, еще точнее — мифологическим, архетипическим?) характером, здесь эти все свои умения пускает в дело. Ее «истолкование» героини показывает, что крайности без видимых усилий уживаются в одном человеке: эта Софья Андреевна — натура цельная, сильная, в ней нет и намека на смирение, но и бунта в ней тоже нет совсем. С кем воевать? С Толстым? С тем, которого она любит, которому посвятила не одни только лучшие годы, а всю жизнь? Вот дети — да, те, во всяком случае — некоторые из них, — по другую сторону баррикад, а она хочет быть с ним. Цепкий взгляд, усталость — от постоянной необходимости быть начеку, поскольку все, кто рвется к Толстому, все — против нее, но главное, считает Софья Андреевна, они и против него, себя с ним она не хочет разделять, хочет быть вместе. Не получается. Аккуратный лиф, облегающий фигуру, широкая юбка — временами похожая на бабу на чайник, но больше — на курицу на насесте. Центр композиции, центр дома, один из двух, но второго — самого Толстого — мы так и не увидим на сцене.

Вообще режиссеру удалось собрать замечательную актерскую компанию, где каждому (кажется, что так) — очень подошла его роль. Когда подходит черед выйти из роли Софье Андреевне, Лапшина делится каким-нибудь коротким рассказом из своей жизни с мужем — знаменитым, может быть, самым известным сегодня музыкантом-фольклористом Сергеем Старостиным, и эти сюжеты, и живое, искреннее чувство, которым Лапшина сопровождает каждую историю, — тоже «в дело», кстати. Одно, так сказать, к одному.

Сцена из спектакля. Фото Д. Гараниной

Лапшина — не единственная, кто поднимает затею и делает ее театральным событием. Открытием спектакля становится Андрей Давыдов в роли Андрея Львовича, чья мощная фигура притягивает взгляд, и оттого — еще жальче его положение в доме, еще бессмысленней представляется и нынешняя, и предстоящая жизнь. А Лапшина свою всегдашнюю полнокровность существования употребляет на пользу новому делу. Бесстрашно готовая окунуться в любой эксперимент, хоть с Мирзоевым, хоть с Могучим, не зная броду прыгнуть в любой театральный водоем, тут она — с этим своим всегдашним бесшабашием — оказывается очень кстати. Страстность — пожалуй, то самое качество, которым обладали в доме Толстых очень многие, очень много правд, каждую из которых ее апологеты готовы были защищать до конца, сошлось в одном месте. И вот эту сложность жизни, правду сразу многих правд актерам удается сыграть, сыграть самим и передать это ощущение зрителям в буквальном смысле — в виде выданных на «полсцены» ролей, возможности влезть в чужую шкуру. В чужую правду, как в свою.

Август 2015 г.