«Ну, как там Ахматова?». Исторический трагифарс по мотивам поэмы А. Ахматовой «Реквием». Коми-Пермяцкий драматический театр им. М. Горького (Кудымкар). Режиссер Альберт Макаров, художник Любовь Мелехина

…Этот спектакль на малой сцене нового здания драмтеатра в чудесном городе Кудымкаре не сулил многого. Собственно, даже и полноценного спектакля никто не обещал. Самостоятельная работа, где актер Альберт Макаров выступает в роли режиссера, а ахматовский «Реквием» читает актриса Алевтина Власова. Некоторый опыт встречи с подобными работами у меня был, и опыт этот не внушал оптимизма. Разные актрисы под трагическую музыку или без нее пытались копировать чеканный жест и интонацию Аллы Демидовой. Копии были малоубедительными, к тому же текст поэмы ставил перед чтицами чисто профессиональные проблемы, для кого-то — неразрешимые. К примеру, коварное сочетание слов «не сына страшные глаза» только Демидовой удается произнести так, что не слышится ничего неприличного.

В общем, ожидал скучноватую литературную композицию. Увидел редкий, страстный, глубокий, абсолютно законченный, досконально придуманный и продуманный (и по форме, и по содержанию) камерный спектакль. Его начинает Альберт Макаров, точнее, его персонаж во вне- и всевременном костюме ревностного функционера (и с соответствующим лицом). Он поет. Поет… гимн Союза Советских Социалистических Республик в его первой сталинской редакции. Поет гротескно, захлебываясь от натужного энтузиазма, который смешон (сразу вспомнился «Антиформалистический раек» Шостаковича), но еще более страшен. Не всем зрителям в маленьком зале удалось подавить желание встать под эти звуки.

А. Власова (Анна Ахматова). Фото В. Истомина

К гротескному мужскому персонажу Макарова присоединилась дама, точнее — тетка с халой (в этой роли актриса Светлана Суханцева): корпулентная, громогласная и абсолютно уверенная в своем праве судить и выносить приговор тем, кто «не с нами». У этой парочки, проходящей через весь спектакль и ведущей бесконечное разбирательство (допрос? собрание? судебное заседание? высший суд?), нет имен и должностей, можно нафантазировать, что это дуэт партработников, или следователей, или функционеров Союза советских писателей с гебистским прошлым и настоящим, или подручных дьявола… Детали неважны, главное — это зримый, исторически точный и визуально убедительный образ Софьи Власьевны. Здесь прибегну к цитате из книги Ирины Павловны Уваровой «Даниэль и все все все»: «Нужно ли объяснять молодому поколению, что это была подпольная кличка Советской Власти? Конспирация, так сказать. Но от кого, спрашивается, конспирация, если самый тупой филер, таскавшийся за нами, знал, кто такая Софья Власьевна? Она была омерзительной старухой, эта СВ, да и вредной к тому же. Мы ее ненавидели. Мы потешались над ней. Мы надували ее. Не боялись, игнорировали — ее же. Но наша жизнь крутилась вокруг нее, и с этим ничего нельзя было поделать. Она занимала огромное место в пространстве тоже огромном — рыхлое чудовище, и „лайя“, как написано у Радищева — он в чудовищах толк понимал».

Нынешнему «молодому поколению» все это объяснять нужно, внятно и даже резко, пришло, как видно, время резких высказываний. И особой театральной экспрессии, которую в этом спектакле являет не только гротескная театральная парочка выкормышей и слуг Софьи Власьевны, но и жертва их яростного судилища — автор «Реквиема» Анна Андреевна Ахматова. Персонаж актрисы Алевтины Власовой — безумица с седой львиной гривой в инвалидном кресле — не имеет ничего общего с реальным обликом Анны Андреевны, в самые страшные годы сохранявшей достоинство и гармонию внешнего облика («И в эти годы она носила бусы», — сказала мне как-то одна дама, чисто женское наблюдение). Власова играет некую квинтэссенцию образа героини ахматовской поэзии в ее самых трагических проявлениях, образ фантасмагорический, даже сюрреалистический, не имеющий никакого отношения к жизнеподобному, реалистическому театру (как и весь этот спектакль в целом), но много говорящий о времени, поэзии и поэте.

Спектакль короткий (час), но вместивший еще несколько тем помимо главной — взаимоотношений поэта и власти, Анны Андреевны и Софьи Власьевны. В этой теме ведь тоже есть разные, в том числе глубоко личные, мотивы. Взаимоотношения (заочные, разумеется) Ахматовой и Сталина (фраза «Ну, как там Ахматова?», вынесенная в название, приписывается ему) сложнее столкновения тирана и жертвы, уязвленный тиран сам в них жертва собственных комплексов и ожиданий. Сталин в спектакле появляется лишь как голос в черной трубке старого телефонного аппарата, а вот мука сочинения поэтической здравицы вождю ради спасения сына сыграна с безжалостной резкостью и отчаянием, практически как самоубийство поэта.

С. Суханцева, А. Макаров в спектакле. Фото В. Истомина

Гротеск и ужас темы «Поэт и власть» в спектакле оттеняет тема другая, для создателей его, думается, не менее важная. Мать и сын, Анна Ахматова и Лев Гумилев. Взаимоотношения эти, как мы знаем сегодня из многочисленных (не всегда, впрочем, достоверных и объективных) мемуарных свидетельств, были сложными, мучительными, ревнивыми, полными реальных и мнимых обид. Но и любви — это главное. Письма Льва Гумилева матери из сталинских лагерей и тюрем (их строки, пронизывающие весь спектакль, читает актер Антон Пиджаков в гулаговской «униформе») могут сбиваться на упреки (узнику не дано было знать, сколько делает мать для его спасения), но заканчиваются всегда словами любви: «Целую тебя…».

Вот так и идут через весь спектакль фантасмагорические диалоги-допросы «софьевласьевской» парочки и безумной львицы в инвалидном кресле (стилистика и «картинка» этих диалогов напоминают о пьесе Петера Вайса «Преследование и убийство Жана-Поля Марата, разыгранное обитателями сумасшедшего дома в Шаратоне под руководством господина де Сада») рядом с документально достоверными и щемяще лирическими строчками писем Льва Гумилева. И все пронизано стихами ахматовского «Реквиема», для которых Алевтина Власова нашла интонацию строгой подлинности и предсмертного (бессмертного) спокойствия.

А. Власова (Анна Ахматова), С. Суханцева. Фото В. Истомина

У спектакля три финала (явление маленького Левы Гумилева в образе ангелоподобного ребенка, самоубийственный выстрел из пистолета палача-бюрократа и реальная запись голоса старой Ахматовой, читающей свои стихи: «Здесь все меня переживет…»), что, конечно, перебор (еще и распятие появляется в глубине сцены). Работа над постановкой будет продолжена (театр решил перевести ее в статус репертуарного спектакля малой сцены, вдохновленный и реакцией зрителей, и нашим с коллегой Александром Висловым восторженным обсуждением), спектакль будет меняться. И, надеюсь, жить долго.

Август 2015 г.