ХЕЛЬСИНКИ: ПРИТЧА ОБ ИДЕАЛЬНОЙ ЛЮБВИ

К. Саариахо. «L’amour de loin». Финская Национальная опера.
Дирижер Эса-Пекка Салонен, режиссер-постановщик Питер Селларс,
художник-постановщик Георгий Цыпин

Под ногами солистов хлюпала черная вода. На черном заднике световыми волнами отражалась водная рябь и разбегалась кругами в стороны, прочь от центра. Две спиралевидные лестницы широкой лентой обвились вокруг светящихся стержней-опор. Одна лестница-башня была Аквитанией, где обитал трубадур Жоффруа Рюдель; другая — городом Триполи, где жила прекрасная и далекая Клеманс. Между ними простиралось море — таинственная, темная стихия, объединяющая и разделяющая героев.

На сцене — трое: он, она и Пилигрим — союзник и утешитель влюбленных, верный друг, вестник, медиатор, посредник. Пилигрим то и дело пересекал темное водное пространство на хрустальной светящейся лодочке.

На ярусах в зале выстроился хор: слева — мужской, справа — женский. Хору поручена роль комментатора, как в греческой античной трагедии; иногда — внутреннего голоса героев, их alter ego, с которым те беспрестанно ведут напряженный, психологически насыщенный диалог, исполненный сомнений, ожиданий, надежд.

Сценические средства лаконичны — вода, спиральные лестницы, в которых чудятся то старинный замок на обрыве, уступами спускающийся к морю, то затейливый балкон в восточном стиле, смотрящий в пышный сад… Хвала Георгию Цыпину, дизайнеру спектакля: он сумел разбудить воображение, которое само дорисовывает недостающие детали. Двумя- тремя штрихами художник создает многозначное, полное загадочных символов пространство, напоенное неясными шумами и плеском воды.

* * *

Финская Национальная опера может позволить себе роскошь ставить современные финские оперы. Система государственных грантов, призванных поощрять композиторское творчество, и открытость художественной политики театра самым смелым экспериментам (для чего в новом здании Оперы была устроена Камерная сцена) всколыхнули финскую композиторскую мысль; она заработала весьма продуктивно, воспламеняемая перспективой быть реализованной в оперных постановках. Это привело к тому, что сейчас в Финляндии ежегодно появляется несколько новых опер, которые незамедлительно обретают сценическую жизнь. В прошлом сезоне с успехом прошел «Распутин», опера Эйноюхани Раутавара; нынешний начался с премьеры оперы Кайи Саариахо «L’amour de loin» («Любовь издалека»), о которой хочется сказать подробнее.

Строго говоря, спектакль Питера Селларса — это не новая постановка, а перенос; премьера оперы состоялась в 2000 году, на Зальцбургском фестивале. Потом началось триумфальное шествие оперы по миру: оперный театр Санта-Фе, парижский театр Шатле. Состав постановщиков тот же: Селларс, Цыпин и всемирно известный финн Салонен.

Имена Саариахо и Салонена давно уже стали крупнейшими брэндами, репрезентантами финской музыки в мире. Саариахо — та вообще считается чуть ли не героиней финского народа. Ее музыка звучит везде по самым разным поводам и на самых престижных фестивалях. Только что ее прелестную оркестровую вещицу «Орион» играли на пафосном бетховенском фестивале в Бонне: очень хорошая музыка оказалась, глубокая и, вместе с тем, ничуть не заумная, яркая и общительная.

На премьеру «L’amour de loin» билетов не достать: ни на первый спектакль, ни на десятый. Финны законно гордятся своей землячкой, достигшей беспрецедентной мировой известности. На сегодня она является лидером женского композиторского движения, которое по силе и мощной творческой потенции очевидно превосходит традиционно мужской авторский состав.

Салонен дирижировал первыми пятью спектаклями. Он тоже в особых представлениях не нуждается. Композитор и дирижер учился вместе с Саариахо у одних педагогов в Академии имени Сибелиуса и знаком с Кайей тридцать пять лет. Потом вплотную занялся дирижированием, сейчас возглавляет Лос-Анджелесский оркестр, хотя и от занятий композицией не отошел: примерно раз в год выдает оркестровый опус, как правило — программный. И тут же озвучивает его силами вверенного ему оркестра. В Петербурге, с оркестром «мариинцев» он исполнил два своих сочинения: «Гамбит» и «Insomnia» («Бессонница»).

Как композитор, Салонен вполне осознает ценность музыки своей однокашницы. По собственному признанию, он всегда с интересом следит за ее успехами и с радостью исполняет ее музыку. Из чего следует, что на постановке в Финской опере сложился настоящий творческий союз людей, сходных по менталитету, образованию, типу музыкального мышления, наконец. Что весьма способствовало адекватному и осмысленному прочтению партитуры.

Салонен репетировал в Хельсинки весь сентябрь, что для него, загруженного ангажементами в Европе и обязанностями главного в Лос-Анджелесе, было совсем не просто. Впрочем, опера того стоила. В пресс-релизе «L’amour de loin» без стеснения названа шедевром, и некоторые резоны для этого имеются. Музыка оперы буквально завораживает открытой, свободно льющейся мелодичностью и романтически возвышенной интонацией, не сдерживаемой современными ханжескими запретами на эмоциональность. Размашистые секстовые ходы вверх в партии влюбленного трубадура — будто распахнутая навстречу безоглядной любви душа.

Средневековые аллюзии, помноженные на композиторские техники двадцатого века (пуантилизм, алеаторика, местами — сериальность), сообщают музыке особый эффект «новой простоты»; обороты, заимствованные из раннесредневековой Ars nova, просветляют музыкальную ткань. Нет-нет, да и мелькнет трубадурный балладный «реверанс», ритмика старинного танца или полузабытый «бургундский» каданс. Куртуазные арии, обращенные к недостижимой прекрасной Даме, перемежаются песенными речетативами- диалогами. Капель звенящих ударных — челесты, ксилофона, треугольника, поддержанная переливами арфы и роялем, с первых же тактов увертюры погружает слушателя в гипнотическое состояние, нечто среднее между явью и сном. Такая психоделическая музыка: обращается напрямую к сердцу, минуя критически настроенный разум.

Звенящие переливчатые тембры делают партитуру светоносной. Французский язык — язык любви — сообщает вокалу шарм и чарующую неопределенность грассирующего произношения. Почему Саариахо выбрала для оперы французский язык — в общем, ясно. Опера основана на знаменитом «кочующем» сюжете — подлинной истории, случившейся в двенадцатом веке. Знаменитый трубадур, принц Блайи, Жоффруа Рюдель заочно, по описаниям друга, влюбился в Принцессу Триполитанскую. Долго маялся вдали от предмета воздыхания, потом решился на морское путешествие, в дороге заболел чумой и умер на руках возлюбленной. Та, в отчаянье, ушла в монастырь.

На этой трогательной и пронзительной истории, собственно, основана ростановская «Принцесса Греза». Либреттист Амин Маалуф (французский писатель, палестинец по происхождению, лауреат Гонкуровской премии) лишь слегка ретушировал ее, подгоняя под специфические требования оперного театра.

На французском особенно мягко и пластично звучат баллады Жоффруа, обращенные к далекой Принцессе. «Любовь на расстоянии» — такова тема оперы. Удаленность объекта любви лишь усиливает страсть; отсутствие визуальных впечатлений разжигает огонь воображения. Очищенное от всего физиологичного, идеальное чувство к далекой и Прекрасной Даме — типичный продукт культуры средневековья — могло приключиться лишь в куртуазный век влюбленных трубадуров, принесших на своих щитах из крестовых походов далекие заревые отблески арабской поэзии. А в наши дни — расшевелить и оплодотворить именно женскую творческую волю. Да, опера Саариахо — это «женская» музыка. Она полна любви, и в этом — ее неоспоримое достоинство.

Творческий тандем создателей спектакля — режиссера Питера Селларса и художника Георгия Цыпина — тоже сложился давно, чуть ли не четверть века назад: на выставке в Линкольн-центре молодой, но уже весьма знаменитый Селларс увидел работы Цыпина, едва закончившего Нью-Йоркский университет по специальности «театральный дизайн». Селларс заметил безвестного тогда русского художника и архитектора, недавно эмигрировавшего из России, оценил необычайную степень свободы, с которой тот оперировал пространством, дерзость его конструктивных идей и склонность к концептуальному мышлению — и предложил сотрудничество. В итоге они вместе сделали множество спектаклей: то ли двадцать, то ли двадцать пять, никто из них не помнит точно. Работали в Метрополитен-Опера, в Париже, в Германии, повсюду.

И для Цыпина, и для Селларса постановка «L’amour de loin» не вполне типична. Предельный лаконизм отобранных средств и видеоряда продиктован самим содержанием оперы, полностью сконцентрированным на истории любви, очищенной от ненужных подробностей; любви небывалой, несбыточной, любви-мечты. В спектакле нет отвлекающих деталей, примет быта, времени, обстоятельств, среды, социального окружения. Все выстроено на мастерски выписанной актерской игре, психологически насыщенной, открыто экспрессивной, временами — надрывной. И пространственно ограниченной к тому же: каждый из героев находится на башне-лестнице и спускается с нее лишь в финале, тут же промокая насквозь, потому что на сцене вода, эдак сантиметров в десять.

Вода в постановке Цыпина—Селларса — многозначный символ. Она темна, как околоплодные воды; в ней вызревает нечто таинственное — любовь. Герои, каждый на своей башне, долго не решаются спуститься. Стихия воды-любви манит, обволакивает и отталкивает их. Жоффруа склоняется над безмолвной гладью, касается ее пальцами, смотрит на свое отражение: вода-любовь страшит его, он чувствует, что она способна поглотить, увлечь, погубить. И все же он подавляет смутные страхи и предчувствия. Его бросок в воду, преодоление расстояния до башни Клеманс — это погружение в любовь, без оглядки, без сожаления. Он отдается любви-воде полностью, без остатка. Так же безоглядно бросается в финале в воду Клеманс, предавшись отчаянию, овладев шему душой: она обрела и тут же потеряла далекого возлюбленного.

Тщательность, ювелирная точность и реалистическая достоверность интерпретации партий просто потрясали. Вокал у Саариахо довольно замысловат по рисунку, партии изобилуют трудными скачками, частой сменой тесситур. Но казалось, что для певцов это сложностей не представляло — все партии были отрепетированы задолго до финской премьеры. Канадец Джеральд Финли уже пел Жоффруа на сцене театра Санта-Фе, а ведущее меццо финской труппы, Моника Груп (Пилигрим), — на премьере в Париже. Подкупающе органичной, естественной, мягкой в грациозной пластике и пении была оперная звезда Даун Апшо, непременная участница зальцбургских фестивалей (в моцартовских партиях — Памина, Илия, Сюзанна, Деспина и в операх Стравинского, Пуленка, Мессиана).

Зал реагировал на печальную историю «любви на расстоянии» живо и сочувственно. А душераздирающая сцена смерти Жоффруа на руках у Клеманс вызвала настоящие слезы.

Октябрь 2004 г.