12 сентября Торжественным вечером в честь М. Ю. Лермонтова и В. Э. Мейерхольда в старейшем российском театре открылся 249-й сезон. Зрители вправе были многого ожидать от этого вечера: состав участников интриговал. После многолетнего перерыва возобновил свое сотрудничество с этим театром режиссер Николай Шейко — он стал постановщиком всего вечера и автором литературной композиции, посвященной взаимоотношениям Мейерхольда и Петербурга. Кто-то из зрителей помнит изысканные, остроумные театральные сочинения Шейко в Александринке рубежа семидесятых-восьмидесятых — «Зеленая птичка» по фьябе Гоцци, «Похождения Чичикова» по поэме Гоголя… Кто-то их сам не видел, но слышал о них или читал, во всяком случае, возвращение Шейко, режиссера высочайшей культуры, многолетнего исследователя творчества Мейерхольда, сулило интересные и неожиданные впечатления. Не меньшие ожидания связывались с появлением Виктора Гвоздицкого — актера-виртуоза, актера-чародея, парадоксального и непредсказуемого, с успехом выступающего и на подмостках МХАТ, и на любых экспериментальных площадках. И — the last, but not the least — имена Михаила Лермонтова и Всеволода Мейерхольда, осеняющие этот вечер и соединяющиеся в знаковом для Александринки «Маскараде». Н. Шейко ставил «Маскарад» с Гвоздицким — Арбениным (этот спектакль МХАТ критики называли «петербургским»), а афиша нынешнего вечера обещала сцены из пьесы в исполнении В. Гвоздицкого, Н. Паниной, Н. Бурова и Н. Мартона, да еще и в декорациях А. Я. Головина…
Вот с Головиным как раз все было в полном порядке, не обманули. Занавесы из легендарной мейерхольдовской постановки 1917 года, которые удалось обнаружить и отреставрировать, были предъявлены зрителям, которые в этот момент ощутили, что чудеса в театре редко, но все же случаются. Все прочее на фоне Пушкина, то бишь на фоне Головина, смотрелось как-то бедно и малохудожественно, а сцен из «Маскарада» и вовсе не сыграли (прозвучал только один монолог главного героя). Заявленный в афише Андрей Толубеев — Арбенин из «Маскарада» БДТ — тоже не появился.
Первым номером программы стоял почему- то «Самоубийца» в исполнении артистов Пензенского театра им. Луначарского (понятное дело, не вся пьеса Н. Эрдмана, а отрывок — самое начало). Быть может, этот спектакль на своей собственной сцене смотрится живо, но как часть «торжественного концерта» он произвел странное, несколько нелепое впечатление. Было, впрочем, понятно, что режиссер ввел в свою постановку не вполне реальных персонажей, у драматурга отсутствующих: в спальню к Подсекальниковым беспрепятственно проникает группа красноармейцев. Может, именно этот мистический момент должен был стать связующим звеном между «Самоубийцей» и «Маскарадом»?. . Там — неизвестные, тут — Неизвестный…
Самым впечатляющим моментом вечера стала цитата из мхатовского спектакля Шейко, которая в свою очередь тоже является «цитатой» — сценическим воплощением картины художника Бориса Григорьева. В раме замерли две фигуры — черная (острый профиль, фрак, цилиндр, перчатки, вывернутые в причудливом движении руки) и красная (лучник в маскарадном костюме). Как известно, это портрет Мейерхольда. С этой оживающей картины начинался «Маскарад» Шейко: Гвоздицкий во фраке выходил из рамы и становился Арбениным, а Двойник целился ему в спину из лука, а потом превращался в Неизвестного (на Александринской сцене зловещего лучника сыграл Н. Буров). В литературно- сценической композиции, составившей большую часть вечера, этот мотив прозвучал как-то уж слишком определенно и недвусмысленно и потому натянуто: «Неизвестный погубил Арбенина, Неизвестный убил Мейерхольда, Неизвестный убил Зинаиду Райх…»
Честно говоря, эта самая «композиция», которая должна была стать козырной картой, оказалась довольно-таки слабой и вызвала наибольшее разочарование у зрителей. Литературная основа (вошли в нее отрывки из мемуаров, документы, письма, стихи и так далее) была, конечно, интересной тем, кто не знает о жизни и творчестве великого режиссера ничего или почти ничего (но были ли такие среди театральной элиты, заполнившей партер?). Режиссура выступила скромно: артисты в одиночку, иногда по двое или по трое появлялись из-за кулис и обычно стоя, в редких случаях сидя, наизусть (иногда с небольшими запинками) произносили текст. Некоторые делали это несколько отстраненно, как чтецы, другие пытались внести эмоции и краски, порой совершенно лишние. В конце концов тема «Мейерхольд и Александринский театр» как-то потерялась, и возникла другая — «художник и жестокая власть»: ужасы сталинских репрессий, предсмертные мучения и трагическая гибель Мейерхольда и его жены.
Подробность: к 130-летию Мастера Н. Шейко уже ставил в Центре Мейерхольда литературную композицию о режиссере, правда, автором сценария выступал театральный критик, главный редактор журнала «Театр» Валерий Семеновский.
Печально, что Николай Шейко, поставивший когда-то грандиозный, сценически увлекательный, фантасмагорический и изощренный «Театральный разъезд» — юбилейный вечер Александринки, праздновавшей 225-летие, в этот раз не смог повторить свой успех. А когда не очень довольная увиденным публика покидала театр, непроизвольно подумалось еще вот о чем. Сбор от спектакля театр решил передать в фонд помощи жертвам трагедии в Северной Осетии. Благородно? Без сомнения. Однако зрителей, купивших в кассе билеты на Торжественный вечер, было очень немного (если они вообще были): театр был заполнен гостями — актерами, театральными деятелями, прессой. Не стоило ли посвятить жертвам Беслана какой- нибудь репертуарный спектакль, куда приходит обычная публика, заплатившая за билеты?.. Может, жест не был бы таким красивым, но зато помощь оказалась бы более реальной.
Е. К.
Комментарии (0)