«Тореро» (по мотивам пьесы А. Састре
«Гибель тореро»).
Петербургский
экспериментальный театр.
Режиссер Василий Перминов
Нечасто сегодня «голос Испании» звучит на петербургской сцене. «Народный» Лопе де Вега, любимый советским театроведением и противопоставляемый мрачноватому, туманно философствующему, замкнутому в себе Кальдерону, занял скромное место в репертуарах музыкальных театров; «Любовь дона Перлимплина» Федерико Гарсия Лорки ютится на малой сцене МДТ… Пожалуй, все. Ситуация объяснима: «сестра-Россия», несмотря на безусловную свою влюбленность в традиционный образ Испании (ах, коррида! …экзотические пейзажи! …кастаньеты! …Кармен!), реальный ее облик представляет себе довольно слабо. Знания наши смутны и отрывочны, многие крупные фигуры испанской театральной культуры вообще не известны никому, кроме специалистов. А между тем автор «Гибели тореро» Альфонсо Састре (р. 1926) — личность, известная в Европе. Драматург-бунтарь, яростный противник тоталитарной идеологии, вышедший из мадридской студенческой среды 40-х годов с ее свободомыслием и максимализмом, он излагал свою эстетическую программу в статьях (сборник «Анатомия реализма») и воплощал в пьесах, которые цензура часто запрещала к постановке. Театр Састре называют патетическим, «болевым», театром «идеи и протеста»… Освоить его непросто. Жаркий пафос в нашем климате как-то сам собой гаснет, эмоции стихают… Мы, в большинстве своем, светлоглазые, прозрачные люди, и быка-то вблизи не видали, вечно под зонтами. Север… Играть здесь о всепожирающей страсти, о схватке с шестью быками, о демоне-искусителе под маской импресарио, страхе, рабстве и суициде — мало просто умения, нужен темперамент, жадность к сцене, горящие глаза и жажда личностного высказывания.
В. Перминов, чье имя известно по антрепризному проекту «На дне жизни» М. Горького, стал первым в нашем городе, кто взялся за «Гибель тореро». Первым, как водится, всегда трудно. Не от чего оттолкнуться, не с кем спорить… Сценичная, по-южному богатая, изощренно психологичная пьеса, где переплетается несколько сюжетных линий, в его версии сильно сжата: все оказалось сосредоточено на драматических поединках Маркоса («Тореро, мальчик! Я старик…»), «раскручивающего» неизвестных матадоров, порабощающего души и доводящего их до сумасшествия, с двумя жертвами — Хосе Альбой и его дублером. И, надо отдать режиссеру должное, пусть пунктирно, но интонацию Састре он уловить сумел. Есть в спектакле мгновения, когда начинают звучать не сладкие гитарные переливы «апельсинового рая», а беспокойный ропот жадной толпы… Но, к сожалению, только мгновения.
Вот парадокс: в «Тореро» В. Перминова есть все, что нужно для успеха: великолепный актерский состав (прежде всего А. Девотченко и С. Барковский); неброские, но вполне добротные декорации из темного дерева, напоминающие стенки цирковой арены с зависшим над ней чудовищным циркулем (группа художников МДТ и Театра на Литейном); продуманный музыкальный ряд, несколько эффектных режиссерских росчерков (например, «живые скульптуры» или сцена с виноградом); даже расшитый золотом костюм с алым шарфом вместо пояса, в который, как покойника, обряжают живого еще тореро… Нет только целого. Чувствуется, что работа в ПЭТе велась долго и добросовестно, каждый фрагмент тщательно пригнан к соседнему — и все как-то отдельно, каждая клеточка спектакля сама по себе, «швы» лезут отовсюду. Арена так и не оживает. С. Барковский (Маркос), всегда искрящийся теплым юмором, в любой роли отчаянно импровизирующий, — деревянно серьезен и скучен, А. Девотченко (Хосе Альба) странно равнодушен к тому, что происходит с его героем. (Интересно, правда, как режиссер использует фактурную схожесть этих актеров: в какой-то момент начинает казаться, что те, кто поддается чарам Маркоса, даже лицом становятся подобны ему…) Д. Старков (дублер), напротив, всю свою роль ведет как будто в состоянии аффекта — но и здесь все, с одной стороны, утрированно, с другой — однообразно. Героини В. Стрельниковой и Н. Тарыничевой слишком похожи одна на другую, слишком красивы и прохладны, как костяные шахматные фигурки. Взаимодействия вялы и на удивление формальны: такое впечатление, будто по сцене двигаются усталые отличники, докладывающие уроки. Трудно сказать, с чем это связано: возможно, сыграло свою роль то, что премьерный показ спектакля, на котором мне довелось быть, совпал с трагическими событиями в Беслане?.. И тем не менее. В «печальнейшей комедии» (так обозначен в афише жанр) не было ни настоящей печали, ни подлинно комического.
Но подождем. Потенциал у спектакля есть. Как писал испанский поэт, «все благо: вода и жажда; все благо: и свет, и мрак…»
Комментарии (0)