О. Шайдуллина. «Антигона» (либретто — Женя Беркович).
Пермский Театр-Театр.
Режиссер Роман Феодори, художник Даниил Ахмедов

«Антигона», опера для драматических артистов на музыку Ольги Шайдуллиной в Пермском академическом Театре-Театре, была готова к показу как раз к началу пандемии. В марте немного странно было смотреть на афишу. Там было лицо в противогазе. Почему? Как говорится, ничто не предвещало…

Но между ранней весной и осенью произошла целая жизнь. И когда первого сентября зрители в масках, имитирующих противогаз, сидели на премьере, все воспринималось как прямое высказывание на тему… Реальность в очередной раз поразительно совпала с искусством, и это не порадовало. А то, что искусство (тоже не впервые) угадало жизнь, — вот это произвело сильнейшее впечатление.

Целый год талантливая команда работала над этим спектаклем. Режиссер Роман Феодори, автор либретто Женя Беркович, композитор Ольга Шайдуллина, художник Даниил Ахмедов, хореограф Татьяна Баганова, дирижер-постановщик и хормейстер Владимир Никитенков, художник по свету Тарас Михалевский. Нельзя не упомянуть и педагога по вокалу Евгению Прозорову, которая готовила труппу к этому сложному, никому не понятному жанру: опера для драматических артистов. Уже услышала массу насмешек по этому поводу. А просто оперы — это для оперных певцов? Сами авторы спектакля ответа на этот вопрос не знают. Назвали, как назвалось. Да и нет, наверное, ответа на то, что происходит сейчас, когда на наших глазах формируется новый жанр, уверенно забирающий свое добро там, где находит его, а от современного артиста требующий универсальной оснащенности. В этом новом жанре, названия которому еще не придумано, равноправны музыка, слово, драматическая игра, хореография. «Антигона» — не первый опыт создания такого зрелища в пермском Театре-Театре, здесь была арт-опера «Жизнь человека», номинированная когда-то на «Золотую маску» в номинации «Эксперимент».

Музыка Ольги Шайдуллиной написана не для оперных голосов. Эта музыка создана для поющих драматических артистов. Но действие, как мне кажется, строится не по законам драматического театра. Если судить по законам драмы, то можно придраться к тому, что развивается только образ Креонта, пропущен мотив решения Антигоны, не ясно, что произошло в финале с робкой Исменой. Но это понимаешь, только когда читаешь текст. А в спектакле все развивается и подсказывается музыкой. Совершенно непонятно, как это происходит, но это так.

А. Макаров (Креонт), Э. Мильграм (Антигона). Фото Н. Чунтомова

Полная диссонансов, хрипов, скрежета, угрожающего шума, она создает звуковой купол и незаметно переходит в речь, тоже хриплую, задыхающуюся, нервную или нежную. И снова уходит в звуки, полные драматизма, тоски, смятения. Невозможно заметить переходы артистов от речи к вокалу и наоборот. Текст, написанный Женей Беркович, поэтичен, полон драматизма и сложной словесной игры. Несмотря на то, что в основу положен мифологический сюжет и череда интерпретаций (от Софокла до Брехта и Ануя) явно прослежена драматургом, этот текст и смыслово, и художественно самостоятелен.

В нем правда Антигоны противопоставлена правде Креонта в «неравных долях». Креонт здесь — не брехтовский тиран и не кабинетный коллекционер Ануя. Он силен, одинок и трагичен. Антигона равна ему во всех этих качествах, и она — единственный близкий ему человек. Но правда Креонта исследуется драматургом психологически подробно. А Антигона как будто меньше интересует автора либретто. В этом тексте нет мира бессмертных богов. Кормилицы Антигоны и Исмены все время молят Богородицу о помощи, и здесь явно представлен мир христианской религии. Хотя три черные фигуры (Евгения Барашкова, Наталья Макарова и Ольга Пудова) больше напоминают шекспировских ведьм. Естественно, что родовой закон, завещанный богами, которому следовала дочь Эдипа у Софокла, здесь «не работает». Нет здесь и Антигоны, бунтующей против тирана, как у Брехта, и Антигоны, рожденной для того, чтобы исполнить свою роль, как у Ануя. Здесь стремление героини похоронить Полиника — только ее воля: потому что это брат. И все. Точка. Эта девочка, конечно, из сегодняшнего времени. Она не очень задумывается о том, почему она это делает. Но и Креонт — современный человек. Глава государства, на котором огромная ответственность за все. И он не может уступить своей любимой племяннице. Пожалуй, он больше герой трагедии, чем она сама. Антигона предстает перед нами фигурой изначально заданной и завершенной, почти не меняющейся в течение действия. А он меняется на глазах. С ним происходит страшная метаморфоза: из живого человека, страдающего под бременем власти, Креонт превращается в правителя, для которого Закон выше человеческой жизни. И если первоначально он хочет остановить страшную цепочку смертей в этой проклятой богами (здесь — богом!) семье, то, почувствовав себя властителем, он заново раскручивает эту страшную пружину. В финале перед нами раздавленный человек. Но зато — Правитель.

В тексте чередуются гекзаметр, белый стих, рэп, частушечные ритмы, речитативы. И это невероятно странный микс. В субтитрах, идущих на двух экранах по стенам дворца, жители вопрошают Креонта: «Как вы решите вопрос с электричеством, светом и газом?» Или: «Где нашим детям сейчас получить медицинскую помощь?» И ты невольно вздрагиваешь от того, что ты же где-то это слышал. Это же что-то очень знакомое… А! Вот же: «Гнев, о, богиня, воспой…». Однако этот торжественный метр опрокидывается низкими по отношению к греческой трагедии, но очень актуальными смыслами. И ведь действительно: где нашим детям сейчас получить медицинскую помощь? На мой взгляд, этот остроумный по художественным качествам, поэтичный и современный текст должен быть издан отдельно. Он того достоин.

Сцена из спектакля. Фото Н. Чунтомова

В спектакле с текстом бесстрашно играют. По стенам (создание видеоряда титров — Петр Марамзин) как будто идет напоминание о классической пьесе, а артисты поют и говорят другой текст. Он не повторяет письмена на стенах. И возникает странная двойственность: пропеваемые фразы расщепляются на отдельные слова, на отдельные строки, ты следишь и за ними, и за тем, что возникает на экранах, где строки гекзаметра как будто бы диктуют, как должно быть, предупреждают о грядущих несчастьях. В какой-то мере они выполняют роль бесстрастного хора. Но строки набегают друг на друга, двоятся, множатся, расходятся с тем, что поют артисты, и зритель постоянно находится внутри конфликта текста с текстом.

Все начинается с того, что население в Фивах разбирает завалы после опустошительной войны. Действие заключено в павильон, одним углом напоминающий нос корабля, который упирается прямо в оркестр и в зал. Цветовая палитра почти монохромна. Две стены с огромными дверями, на которых периодически появляется надпись «Выхода нет», создают угол дворца, из которого действительно выхода нет. В этом пространстве, которое превращается то в тронный зал, то в городскую площадь, то в усыпальницу с гробом, мечется загнанный Креонт, сюда врывается Антигона (Кристина Баженова, Эва Мильграм). Здесь хлопочут Кормилицы, вплывает безумная Эвридика (Анна Сырчикова), робко просачивается главный стражник (Александр Гончарук), а под ними, как будто в подземелье, копошатся люди.

Фиванский народ, он же хор, довольно-таки неприятен. Сцены построены так, что видно: здесь все в войне. Жители что-то отбирают, вырывают, перетягивают друг у друга. Роман Феодори решает это через конфликт каждого с каждым. Татьяна Баганова выразительно выстроила пластику массовых сцен. Помимо хора-народа в них участвуют артисты балета театра. Это не танец, а именно ритмически выстроенные композиции, и благодаря нескончаемому движению всех перед нами ползучая, перетекающая из тела в тело масса. Все хрипло дышат, кашляют, в музыке все скрипит, скрежещет. Жители Фив — в противогазах, в масках, в повязках, с закрытыми от пыли и смрада лицами. Людям нечем дышать. Вся звуковая палитра, вся музыка спектакля построена на этом: нечем дышать. Город, которым управляет Креонт, пытаясь наладить его дыхание, разрушен войной, и он воспринимается как сегодняшняя картина жизни очень многих точек на Земле. Но при этом никого здесь не жаль. Все отвратительны, как стая воронья, собравшаяся над трупами. Все они в финале и налетят на Антигону, чтобы разорвать ее в клочья.

А. Макаров (Креонт). Фото Н. Чунтомова

В буклете, выпущенном к спектаклю, артисты и вся постановочная группа сняты на фоне разрушенных временем советских городов-призраков. Это руины бывших дворцов культуры в Верхней Губахе и поселке Шумилинский. На снимках древние развалины в стиле сталинского ампира выглядят как пережившие апокалипсис древние Фивы. Зрелище жуткое, напоминающее о бренности всего. И о конце трагедии тоже. Потому что в финале ее мы не переживем катарсис. Но об этом позже.

Креонт в исполнении Альберта Макарова — настоящий герой современной трагедии. У артиста выдающийся голос, развитый и в СПбГАТИ, где он учился, и в пермском Театре-Театре, где он постоянно занимается вокалом. Но, напоминаю, он не оперный певец. И он работает со своим голосом именно как драматический артист, не останавливаясь перед дирижером, чтобы спеть. В начале спектакля это человек, мучающийся от свалившегося на него бремени. Он и сам задыхается и дышит в кислородный баллон в своем тронном зале, где только что разгребли завалы. Понятно: кроме него некому взять в руки эту чертову власть. Да, она отвратительна, как руки брадобрея, но что делать. Конечно, ему неприятны все эти люди, бесконечно что-то требующие от него. И нельзя сказать, что в финале Креонт входит во вкус. Нет, его по-прежнему власть тяготит. Но если в начале он ни в чем не виноват и в нем есть уверенность нового правителя, который, может, и не сразу, но наведет порядок в этом разрушенном городе (если, конечно, все будут чтить Закон), то в финале все меняется. После точки невозврата он уже не может отступить и не может ничего изменить. Трагическая вина превращает его из живого человека в олицетворение государства. Он убил всех, кто был ему дорог. И он это понимает. Теперь ему нужно оправдать себя, чтобы доказать, что все это было сделано ради торжества Закона. Ради пользы народа.

Макаров и музыкально, и драматически передает это состояние человека, который должен оправдать себя внутренне для того, чтобы выглядеть убедительным перед всеми. Это, на мой взгляд, новый вариант трагического героя, рожденный двадцатым веком, когда человек перерождается на глазах, меняя свои убеждения (чтобы уцелеть или просто сделать карьеру) и искренно начиная верить в то, против чего раньше боролся. В финале и происходит гибель человека и рождение будущего тирана.

Антигона здесь не трагическая героиня. Она, скорее, жертва трагического конфликта между Креонтом-человеком и Креонтом-правителем. Решение похоронить брата исполнительницы играют по-разному. Эва Мильграм играет Антигону-подростка, стихийную бунтарку, которая на все отвечает отрицанием. Она знает, что нужно похоронить брата. Но это очень наивное знание. И даже в центральной сцене с Креонтом, когда он объясняет ей, что неизвестно, чье истерзанное мясо будет с почестями похоронено, а чье валяется в пыли, она, даже узнав страшную правду о своих братьях, все равно не колеблется. Эва Мильграм играет почти ребенка. Видно, что ее Антигоне страшно умирать, но она решительно отсекает себя от жизни, прогнав Гемона (Александр Аверин и Даниил Ахматов). Она отчаянно, как будто боясь передумать, бросается на толпу, отвлекая внимание от Исмены. В отношениях двух сестер она явно младшая, дерзкая и самовольная.

А. Огорельцева (Исмена), А. Макаров (Креонт). Фото Н. Чунтомова

Кристина Баженова более взрослая, ее решение кажется действительно созревшим, осмысленным. Хотя пластический рисунок тут слишком резок для ее образа. Ее Антигона осознанно и обреченно идет на этот шаг, она явно старшая из сестер (в обоих составах Исмену играет Анна Оконечникова). И она жалеет сестру, старается уберечь ее. Вообще она лиричнее и тоньше.

Но почему после сцены с Креонтом героиня принимает окончательное решение, пока не очень понятно ни у Эвы, ни у Кристины. Может быть, потому, что текст Креонта звучит очень убедительно, а Антигоне нечего ему противопоставить?

И вот здесь как раз многое решает музыка. Музыкальная тема рождает ощущение неотвратимости рока, музыка как будто подталкивает героиню к гибельной развязке. И еще: проход сумасшедшей Эвридики (Анна Сырчикова), которая как сомнамбула бродит по дворцу и все вяжет шарфики маленьким племянникам, в какой-то мере объясняет нежелание Антигоны продолжать задыхаться в этом дворце, полном мертвецов. Гемон, пытающийся привлечь внимание невесты, резко и грубо изгнан. Ее любовь к нему оставлена только в последней сцене, где Антигона пишет последнее письмо, пытаясь передать его Стражнику. Текст письма очень выразительный, он полон тоски, нежности и отчаяния от того, что у них нет будущего. Но эта прекрасная дуэтная сцена происходит в глубине сцены, а хочется близко, крупным планом увидеть Антигону, которая, захлебываясь от любви и отчаяния, диктует письмо Гемону, и главного стражника, трусливого человека, который пожалел ее, оставив свой ремень.

Почему Гемон убивает себя, остается непонятным. Здесь не софокловский умный Гемон, сопротивляющийся отцовской власти, и не ануевский любящий сын, взрослеющий на глазах. В сцене, когда Антигону несет на растерзание толпа, важнее Креонт, который именно в этот момент осознает свое бессилие и перед толпой, и перед властью, а Гемон — просто жертва чужих решений. Поэтому ему и незачем жить. Гегель считал, что трагическое у греков в том и заключалось, что обе стороны неразрешимого конфликта до конца преследуют свои одинаково важные цели. По Гегелю — права Антигона, но прав и Креонт. За ней — древний родовой закон, за ним — новый закон, государственный. Но нам не до греков. С собой бы разобраться. И здесь, конечно, классическое равновесие нарушено. Правее кажется Креонт. Вот это и страшно. Не хочется сочувствовать тирану, тем более — понимать его.

Э. Мильграм (Антигона). Фото Н. Чунтомова

Но режиссер разрушает эту правоту в финале спектакля. Гражданская война закончена. Завалы разобраны. Покойники похоронены. Хор безликих граждан, одетых в одинаковые одежды песочного цвета, поет гимн нового государства. Мертвые лица, венки из белых роз, слава героям и все такое, новый правитель, исходящий крупной дрожью. (Знак, на мой взгляд, слишком прямолинейный.) В живых — одна Исмена. Но на нее лучше не смотреть. Она переродилась мгновенно. Как только поняла, на чьей стороне сила. В общем, «наступает нормальное время…», как сказано в либретто. Закон, Порядок и Право. Так вот она какая, новая жизнь!

Сентябрь 2020 г.