Во время вынужденного карантина, когда мы на пять месяцев оказались отделены от театра железным занавесом Роспотребнадзора, сообщество распалось на две непримиримые части. Одни прильнули к экранам компьютеров и жадно вкушали небесную манну хлынувших на нас шедевров мировой сцены, просматривая за день по два-три спектакля и иногда включая несколько гаджетов одновременно, если трансляции не удавалось развести по времени. Да-да, и такое бывало. Другие гордо игнорировали столь щедрые возможности и говорили, что без присутствия в зале, без живого контакта актеров с публикой, без пресловутого обмена энергией театр — не театр, а сплошной суррогат. Иные честно пытались смотреть, но не выдерживали по вышеназванным причинам. Признаюсь, что я принадлежу к первой категории и за время карантина посмотрела более ста спектаклей в записи, старых и новых, отечественных и зарубежных, оперных, балетных, драматических, кукольных и специально созданных для онлайна.

«Тарас Бульба», режиссер А. Жолдак. Фото В. Луповского

Конечно, не все постановки были одинаковы хороши, что-то выключалось довольно быстро. И это первый плюс онлайна — возможность не тратить свое время на то, что очевидно его не стоит, и незаметно выйти из виртуального зала, никого при этом не обидев. Ведь можно в тот же вечер успеть на другой показ, в другом театре, городе или даже стране. Просто мечта зрителя, который вечно разрывается между многочисленными событиями, мучительно что-то выбирает и в итоге понимает, что выбрал не то. И может, это профессиональная деформация, но я совсем не скучала по физическому присутствию в театре — необходимости что-то надевать, ехать в метро, слушать кашель в зале, обязательные звонки телефонов в самую неподходящую минуту и стоять в очереди в гардеробе — вот этому всему, что называется походом в театр «брутто». Меня вполне устраивало «нетто» — то есть чистый театральный продукт, пусть и с необычным способом доставки, через экран. Другое дело, что не все спектакли такой способ выдерживали и доходили до органов восприятия в нужном виде. И вот с этим, пожалуй, интересно разобраться. Поделюсь некоторыми своими наблюдениями и впечатлениями от спектаклей, просмотренных онлайн.

Сразу стоит оговориться: в этом процессе критично важно качество съемки. И к сожалению, очень многие отечественные театры, даже с хорошей репутацией и прекрасным репертуаром, показывали записи такого качества, что лучше бы не делали этого совсем. Один и тот же общий план, белые пятна вместо лиц, плохой звук — все это способно убить даже самый лучший спектакль с участием звезд. Причем речь идет не о старых архивных пленках, ожидаемо нерезких, а о записях недавних постановок, сделанных уже в эпоху Blu-ray. Но нет худа без добра: за время карантина, кажется, все директора осознали, что не стоит экономить на видео, а благодаря семинарам СТД, проводимым опять же онлайн, поняли, как его грамотно снимать.

«Гедда Габлер», режиссер Т. Остермайер. Скриншот трансляции

Есть из этого правила исключения: записи легендарных, уже сошедших со сцены спектаклей, которые ты готов смотреть в любом качестве. Например, Пушкинский фестиваль в Пскове, показавший значительную часть программы онлайн, раздобыл старую VHS-кассету с «Тарасом Бульбой» Жолдака, который шел в «Балтийском доме» в начале 2000-х. Это был невероятный сеанс воскрешения давно забытого и, казалось, утраченного раритета. Смотреть нечеткую техническую документацию — испытание не из легких. Но для театрального критика или просто страстного любителя Жолдака увидеть такую запись — все равно что раскопать остатки Трои и по руинам дворцов восстанавливать облик древнего города. Ну и соотнести его с окружающим пейзажем тех лет и понять, насколько этот экспрессионистский радикальный эксперимент обогнал свое время. По достоинству оценить тот прорыв стало возможно только сейчас и благодаря сохранившемуся видео.

Жолдак вообще оказался очень киногеничен — наверное, нужно ввести такой термин по отношению к спектаклям. Его мадам Бовари и сестры Прозоровы из постановки Александринки «По ту сторону занавеса» расплавляли мониторы своей страстью, пущенные ими электрические разряды легко пробегали по проводам и ударяли в зрителя по ту сторону экрана. Емкие, образные сцены Жолдака завораживали даже на расстоянии, а витальность актеров побеждала холодность телекоммуникаций. Я записала на видео несколько фрагментов и потом пересматривала, как Елена Калинина и Полина Толстун ловят ртом воздух, словно выброшенные на берег рыбы, или как Эмма Бовари кормит постылого мужа, Валерия Дегтяря, ненавистной кашкой — оторваться невозможно, настолько это выразительно и кинематографично.

«Три сестры», режиссер С. Кеннеди.
Скриншот трансляции

Меньше повезло его «Петушкам» с Владасом Багдонасом в роли Венички — запись у «Балтийского дома» была неудачная, да и сам спектакль, рыхлый, неровный, но местами очень сильный, плохо переносился онлайн, быстро терял зрительское внимание. Зато «Отелло» Някрошюса с тем же Багдонасом, как ни странно, воспринимался на «ура». Мы привыкли относиться к спектаклям Эймунтаса Някрошюса как к священнодействию, запись которого — грех и профанация по определению. Но нет, все метафоры, физические действия, сценические фактуры прекрасно читаются и на видео. А знаменитый смертельный танец Дездемоны — Эгле Шпокайте! Разве все эти детали — испуг и надежда в глазах, тонкие, хрупкие пальцы на суровом лице Отелло — можно разглядеть с задних рядов партера?

Идеальным актером крупного плана можно назвать и Ларса Айдингера. Его Ричард III в одноименном спектакле Томаса Остермайера гипнотизирует взглядом через экран, словно удав мартышек. Смесь злорадства, самоуничижения, оскорбленного самолюбия и затаенного торжества — все это одномоментно отражается на лице актера, когда он читает монолог перед очередным убийством. Тут и перевод не нужен, все было бы понятно и так, хотя «Шаубюне» любезно снабжал большинство показов английскими субтитрами.

Лучше всех удалась на видео «Гедда Габлер» того же Остермайера. Действие в стильном стеклянном павильоне снято так, словно это телеспектакль. Ты забываешь, что где-то там в зале по идее должен находиться зритель, и смотришь на происходящее исключительно глазами оператора. Актеры — тот же Ларс Айдингер, Катарина Шуттлер, Йорг Хартманн и другие — играют с абсолютной, киношной достоверностью. Ни грамма наигрыша, тонкость оценок и такая естественность, что, когда Левборг заходит в дом, мелко трясясь в алкогольной абстиненции, за него реально становится страшно. Похоже, что это была не просто запись спектакля, а его специальная видеоверсия — с необычными ракурсами и очень подвижной, живой камерой, создающей эффект подглядывания за самыми интимными моментами жизни молодоженов. И это тот идеал, к которому нужно стремиться создателям всех театральных трансляций.

«Гроза», режиссер Г. Яновская. Фото из архива театра

Еще один безукоризненный образец немецкого стиля — «Эмилия Галотти» Михаэля Тальхаймера из Дойчес театра. Эта трансляция была для многих особенно дорога не только потому, что пятнадцать лет назад спектакль приезжал к нам на фестиваль NET и потряс тогда московскую публику, но и потому, что исполнителя одной из главных ролей, Свена Лемана, уже нет в живых. И спектакль, конечно, умер вместе с ним. Но вопреки аксиоме, что театр существует только здесь и сейчас, он продолжает жить на пленке, настоящий и даже как будто осязаемый. Я нахожу запись в сети, чтобы пересмотреть кусочек, и снова «залипаю», и снова мурашки по спине. И снова инопланетная Регина Циммерман медленно проходит по сцене, как по подиуму, под музыку Кар-Вая, а Свен Леман буквально столбенеет, встречаясь с ней. Обводит рукой ее лицо, будто снимает портрет, и образ, отпечатавшийся на ладони, становится для него источником наслаждения и муки одновременно. Это спектакль скупых, лаконичных и очень значимых жестов, которые при съемке укрупняются, выхватываются из общего плана и становятся еще объемнее и весомее.

Вот что не выдерживает онлайна, так это традиционный психологический театр. Даже самые лучшие спектакли — знаменитую «Грозу» Генриетты Яновской или любимые постановки Льва Додина, Камы Гинкаса, Петра Фоменко — на видео пересматривать сложно. Вот они в записи теряют что-то важное, чего камера не в состоянии передать. Для них критичным становится отсутствие живого контакта, той самой атмосферы соборности, сопричастности происходящему здесь и сейчас. Все кажется плоским, банальным — люди ходят по сцене и носят свои пиджаки. Смотришь, и хочется сказать — не верю, хотя точно помнишь, что в зале на этом месте обливался слезами. Поэтому не видевшим их вживую трудно бывает поверить по старым записям, что эти спектакли были шедеврами.

Зато прекрасно заходит на видео современный перформативный и визуальный театр. Например, «Ад / Inferno» Ромео Кастеллуччи с Авиньонского фестиваля. Трагическая мистерия, состоящая из незабываемых, врезающихся в память безмолвных сцен: горящий рояль, белая лошадь цокает копытами в полнейшей тишине, собаки терзают тело упавшего на сцену режиссера, голый человек лезет вверх по отвесной стене, маленькие дети играют в прозрачном кубе посреди кромешного ада, весь зал накрывает гигантский белый саван…

«Гора Олимп», режиссер Я. Фабр. Скриншот трансляции

Сколько читала об этом спектакле, но увидеть своими глазами даже на видео — другое дело. Ошеломляет и создает эффект присутствия: кажется, что ты тоже ощущаешь эту гулкую тишину огромного Папского двора и даже чувствуешь дуновение теплого летнего ветра.

Или грандиозная «Гора Олимп» Яна Фабра. Конечно, личного проживания этого 24-часового марафона, когда зритель участвует в одном забеге с артистами, ничто не заменит. Но при отсутствии возможности посмотреть это живьем приходится довольствоваться видео. И хотя в сети выложена пиратская копия, которую можно открыть и закрыть в любой момент, лучше всего смотреть именно трансляцию, в идеале, конечно, прямую. Но даже если показывают запись, как на фестивале Romaeurope в прошедшем июне, то ты знаешь, что одновременно с тобой ее смотрят тысячи людей — столько не вместит ни один стадион мира. Энергетическая возгонка от экстатических танцев, вакхических оргий и физических упражнений до изнеможения в некоторой мере чувствуется и через экран. Ну а компенсацией за отсутствие живого контакта могут служить необычные ракурсы и планы, которых не увидишь из зала.

И все же, все же… Конечно, все эти интернет-трансляции — щуки на безрыбье, они вторичны по определению и имеют смысл лишь как замена оригинала, временно, территориально или уже совсем недоступного в оффлайне. Но есть спектакли, которые я с трудом представляю себе на сцене. Например, «Три сестры» Сьюзен Кеннеди из мюнхенского Каммершпиле — продукт полностью новой, цифровой эпохи. Физическое существование актеров тут стремится к «небытию» виртуальных аватаров. Чеховские герои превращаются в некие компьютерные голограммы с антропоморфным обликом, но без человеческих лиц — на всех исполнителях латексные маски либо просто черные сетки на голове. Они лишены индивидуальности и характеров: то ли диджитал-версии людей будущего, то ли биороботы, которые безуспешно пытаются присвоить себе человеческие чувства и эмоции. А игровая площадка — компактная коробочка, словно зависшая в воздухе, — мастерски притворяется окном компьютера. Эта виртуальная реальность не предполагает контакта с публикой, она полностью автономна. Поэтому, мне кажется, присутствие зрителя в зале в данном случае не обязательно вообще. Спектакль не только прогнозирует дегуманизацию, расчеловечивание мира в скором будущем, но и фиксирует нашу сегодняшнюю разобщенность и одиночество, которые стали особенно очевидны во время карантина и всеобщей самоизоляции — ведь все мы сидим по таким вот отдельным коробочкам. И онлайн-показы, как бы они ни были прекрасны и удобны, являются частью этого глобального процесса.

Жанр, который минимально пострадал от онлайна или даже выиграл от него, — это опера. За время локдауна благодаря трансляциям к ней приобщилось множество неофитов, тех, кто раньше в оперный театр заглядывал крайне редко. Так что роль видео как популяризатора жанра переоценить невозможно. Демократизацией оперы, расширением ее аудитории путем видеотрансляций во всем мире занимаются уже давно, в России это делает проект TheatreHD, прокатывающий театральные постановки на больших экранах. И две трети его репертуара, если не больше, занимает именно опера. С подачи Метрополитен съемки опер давно поставлены на поток, и занимаются этим суперпрофессиональные команды с большими бюджетами. Поэтому записи оперных спектаклей иногда получаются лучше оригиналов — грамотная операторская работа аккуратно управляет вниманием зрителя, выделяет удачные фрагменты, скрывает менее удачные, находит самые выигрышные ракурсы и планы. Так что видеозапись в итоге становится самостоятельным произведением искусства, особенно если руку к ней прикладывает сам режиссер. Так, Дмитрий Черняков внимательно следит за съемкой своих постановок и руководит монтажом, поэтому все его оперы так отлично смотрятся на видео.

Возможно ли проделать то же самое с драматическим спектаклем? Чисто теоретически — возможно, если иметь такую же команду и бюджет. И проект «Золотая маска в кино» это подтверждает. Но именно опера (и, возможно, еще балет) поддаются такой операции лучше всего и меньше при этом теряют. Почему? Этот вопрос следовало бы адресовать специалистам по музыкальному театру, коим я не являюсь. Но позволю высказать свои личные предположения. Возможно, секрет в том, что опера герметична — это вещь в себе, за железобетонной четвертой стеной. Она занята собственной репрезентацией, как бы не замечая зрителя в зале и не рассчитывая на его живой отклик. Даже оркестровая яма — естественная для оперы преграда между сценой и залом, и певцы в первую очередь выстраивают контакт с оркестром и дирижером, а не с публикой. Поэтому преграда в виде экрана не становится для этого жанра чем-то критичным. К тому же опера — искусство максимально условное: она не стремится к мимезису, не создает иллюзии реальности происходящего. Что на сцене, что на экране ты ни на минуту не забываешь, что перед тобою peace of Аrt. В отличие от традиционного психологического театра, который в лучших своих проявлениях заставляет нас поверить в прекрасный обман, поддаться гипнозу и облиться слезами над вымыслом. И вот этот-то обман камера легко раскрывает, он не работает вне атмосферы театра, вне связки сцены и зала. Не случайно же говорят, что спектакль может состояться только усилиями обеих сторон — актеров и зрителей. Ведь театр — искусство коллективное по определению, и его корневая ценность в совместном сопереживании. В современном мире осталось не так много мест, где мы можем делать что-то вместе, чувствовать себя общностью. Ну, разве что ходить на митинги. Поэтому онлайн может дать нам многое, кроме этого — фактически последней возможности плакать и смеяться, что-то чувствовать на людях и разделять свои эмоции и мысли с другими.

Октябрь 2020 г.