Евгений Авраменко Кристиан, как вам Сахалин?

Кристиан Смедс Напоминает северную Норвегию. Скорее всего, потому что Сахалин — остров и сила места тоже очень большая. Но здесь не так однообразно. Природа северных стран ведь довольно скудная, а тут и флора с фауной, и население более неоднородны, как мне кажется.

Авраменко То, что у северных режиссеров особая связь с природой, — стереотип?

Смедс (улыбается) Да, нужно аккуратнее со стереотипами… В любом случае, природа Финляндии остается огромной частью нашей жизни. Сам я вырос на севере страны, где мало людей и много природы.

Авраменко Иногда вы «включаете» природные пейзажи в свои постановки. Я читал про какой-то ваш проект на острове, до которого зрители добирались на пароме, и это должно было настроить их на спектакль…

Смедс Это случилось в Эстонии, недалеко от Таллина, на острове, название которого переводится как «женский остров». Там живет известный дирижер, создавший артистическую резиденцию, где проводятся культурные мероприятия, и я как-то был его гостем и сделал там спектакль¹. Я вообще занимался site-specific театром, например, в дачных окрестностях Вильнюса шел мой «Вишневый сад». Но ведь границы можно ломать и в традиционном пространстве сцены. Спектакль «Просто киносъемка», который мы привезли сюда, тоже странный. Он выпущен Национальным театром Финляндии, где есть своя труппа, состоящая по большей части из финнов и играющая на финском языке спектакли по близким финнам темам. Местной драматургии у нас сейчас много. Но в «Просто киносъемке» заняты актеры, к этому театру отношения не имеющие. И они представляют другие страны и говорят на других языках, хоть и родственных финскому. Юхан Ульфсак — эстонец, Аннамария Ланг — венгерка. Оба очень известны в своих странах, но в Финляндии их вряд ли знают зрители; разве что Юхана, который и у меня был занят в спектаклях, и снимался в финском кино. Интересно, что такая модель сотрудничества возможна в национальном театре. И вообще, это ведь открытый вопрос — как должен существовать национальный театр, должны ли у него быть стандарты и какие, каким должен быть его актер…

В этом спектакле «сломан» язык. «Просто киносъемка» идет на английском, финском, русском, и ни один из языков не звучит «правильно», у актеров нет взаимосвязи со зрителем через звучащее слово, в прямом смысле — нет общего языка, и это рождает чувство одиночества как на сцене, так и в зале. Недопонимание — как раз одна из тем этого спектакля. Мы хотели, чтобы действие не было привычным, спокойным и комфортным.

Что меня, Юхана и Аннамарию связывает — это то, что каждый из нас когда-то создал свою театральную группу и они были известны, много ездили по миру. Однажды во время работы над проектом в Венгрии, где были собраны актеры из разных стран, у Юхана с Аннамарией возник сильный контакт, а у меня появилась убежденность, что мы втроем должны поработать вместе. На репетициях этого спектакля мы много разговаривали о кино, он и построен как череда эпизодов из разных фильмов разных жанров. Кто-то мог бы сказать, что в нем нет определенной структуры. Но это неверно. Там есть структура, но нет сюжета, это постдраматический театр. Это встреча двух актеров на сцене посредством разных кинокадров. Если кто-то будет там искать какую-то историю… (Смеется.) Ну, если найдет, пусть мне расскажет.

Авраменко По образованию вы драматург, режиссерское ремесло освоили на практике. Как в вас соотносятся эти две ипостаси?

Смедс Легко. Меня в первую очередь волнует, о чем я говорю зрителю, независимо от того, спектакль это, моя собственная пьеса или инсценировка чужого романа.

Авраменко Я видел спектакли, поставленные по вашим текстам другими режиссерами. Как вы относитесь к такого рода опытам?

Смедс Благожелательно, с моей стороны нет какого-либо воспрепятствования, потому что я первый ставлю свои пьесы и убежден, что мне как драматургу важно развязать руки режиссеру и его группе: на месте режиссера я именно так работаю с текстом. И мне бы не понравилось, если бы пришел автор и сказал: нет, так не пойдет… Прекрасно, когда возможны разные подходы к тексту. И потом, как драматургу мне совсем не обязательно, чтобы мне нравились спектакли по моим текстам в чужой постановке. Это уже не моя ответственность как автора. Главное, чтобы мне нравились мои собственные спектакли, под которыми я могу подписаться, где я говорю о том, что мне важно в этом мире. В театре текст — один из шагов к результату, толчок к чему-то новому, этакий бензин, помогающий машине ехать.

Авраменко Судя по списку ваших работ, вас притягивает проза, русский роман, Достоевский… Что это вам дает как режиссеру и драматургу?

Смедс Я также много ставил Чехова. И каждый раз очень сильно изменял первоисточник. Классические тексты настолько прекрасны, что их невозможно испортить, даже если ты все переставишь. С ними безопасно работать, там — залог качества. Работая с классикой, неважно, русская она или нет, всегда сталкиваешься с вопросом о традиции, о том, как правильно с ней обращаться. И поскольку я не сторонник «правильных» традиционных ценностей, то стараюсь вставить свои вопросы. И, скажем так, не подчиняться силе прошлого. Когда кто-то всерьез думает, что классика, будь то Ибсен, Шекспир или Чехов, — это Святое Писание, у меня возникает чувство, что мы находимся в опасных водах. В мире происходят вещи похуже, чем надругательство над «священным» текстом. Питер Брук сказал, что в театре правда всегда в движении. Понятие это постоянно меняется.

Конечно, писать пьесу с чистого листа — огромный труд: нужно сочинить целый мир, выстроить отношения героев… Это как создать свою планету. Пьеса пишется очень сложно и очень медленно, во всяком случае, для меня. Поэтому с классикой работать легче в том смысле, что там уже прекрасно прописаны персонажи и отношения между ними, ясные и глубокие. И конечно, это очень полезно для работы с актером.

Авраменко Вы из тех редких режиссеров, кому сегодня интересен актер…

Смедс Да, я люблю актеров и представляю тот театр, в котором они очень важны. Я считаю, что у актеров должны быть своя свобода и ответственность за то, что они делают. Я сейчас профессор в Театральной академии в Хельсинки, которую и окончил как драматург, но год назад я начал учить актеров.

Авраменко Последнее ваше русскоязычное интервью выходило несколько лет назад. Что с вами произошло за это время?

Смедс У меня была компания, которая называлась моим именем, просуществовала она семь лет, мы сделали очень много международных проектов. Я остановил эту работу в 2014 году: понял, что не хочу больше так много работать за границей. И тогда подписал договор с Национальным театром Финляндии на три года. Выпускал по спектаклю в год, включая «Просто киносъемку». Меня часто приглашали работать в другие страны: и в Россию, и в Исландию, и в Германию, но я хочу остаться в Финляндии. Как тихий патриот. (Смеется.) Но не в идеологическом смысле, просто путешествия отнимают очень много сил. Меня вовсе не прельщает перемещение по городам и странам. Каждый раз передо мной встают философские вопросы: а что я здесь вообще делаю, почему работаю с этими людьми, у нас ведь нет общего языка? Они-то после репетиции идут к себе домой, а я — в какую-то гостиницу, зачем-то там сижу… Некоторым такое нравится, а я не люблю. Наверное, сейчас такой период, когда я вообще не хочу много ставить. Я сосредоточился на преподавании, и это еще будет продолжаться какое-то время.

Авраменко У нас в России сегодня много обсуждают, каким должен быть национальный театр. И со стороны не кажется, что режиссер чувствует себя свободным в национальном театре. Это касается и цензуры, и необходимости соотносить свое видение с идеологическими установками. Как с этим в Финляндии?

Смедс У нас нет такой проблемы. Я убил президента в своем спектакле, и ничего такого не произошло². В нашем демократическом государстве возможно все что угодно. Конечно, в абсолютной свободе тоже свои проблемы. О чем действительно нужно говорить, если нет табу, нет энергии противостояния? Самовыражение ради него самого? Но ваши сложные вопросы отличаются от сложных вопросов в Финляндии или в Западной Европе. Их невозможно сравнивать, ставить рядом. Это разные вопросы. Однако если отбросить политику, то самый главный вопрос, пожалуй, в том, какова система социума и задача в нем художника.

Авраменко Вам же, кажется, запретили в «Неизвестном солдате» расстреливать Муми-маму? То есть какие-то запреты у вас все же есть. Или это был единственный запрет, с которым вы столкнулись?

Смедс Муми-мама ведь авторства Туве Янссон, а все ее творчество находится под зорким надзором правообладателей. Расстрелять не получилось, но Муми-мама отдавала у нас нацистский привет. Она начала войну и ушла. Это начало «Неизвестного солдата».

Авраменко Интересно узнать о вас как о человеке. Какой вы в жизни? Чем увлекаетесь, как живете?

Смедс Ничего особенного. Последние годы почти каждое лето я проводил на севере Финляндии. Природа, рыбалка. (Улыбается.) Добывал золото.

Авраменко И много добыли?

Смедс Жестом показывает: чуть.

Авраменко У вас есть семья?

Смедс (задумавшись) Да.

Авраменко Она связана с театром, искусством?

Смедс И да и нет. (Протяженная пауза. Смеемся.) Я отделяю свою частную жизнь от рабочей. Я очень закрытый человек.

Авраменко Вот передо мной буклет фестиваля, где написано: «Смедс — это лицо финского театра сегодня, режиссер, сумевший преодолеть географические и языковые границы, но сохранивший при этом в своем творчестве родовые черты финского театрального искусства».

Смедс (смеется) Звучит так, будто я принадлежу центристской партии, левой и правой одновременно. Очень хорошо! Думаю, в этом что-то есть: я ведь всегда делал ультрарадикальные, экспериментальные спектакли — говорю сейчас немножко с иронией, — но вместе с тем я всегда стремился выйти на большую зрительскую аудиторию, я не стал элитарным режиссером. В этом, наверное, и есть мое странное сочетание. Мне всегда важно находить контакт, возможность общения с финской публикой. И я всегда это сильно ценил.

Говорить о традиции финского театра сложно, наша театральная история пока еще короткая. Финский театр родился как часть рабочего досуга, он произрастает из театра непрофессионалов. Другая особенность нашего театра заключается в тесной сцепке с финской драматургией, у нас всегда были хорошие авторы, как мужчины, так и женщины. Мне кажется, история театра Финляндии — это история пока не столько режиссуры, сколько творческих отношений актеров, в том числе непрофессиональных, с драматургами и писателями. Отчетливое появление финского режиссерского театра в 1960–1980-х связано с соответствующими процессами во всей Европе и не является каким-то финским чудом. В общем, не могу рассуждать о себе по отношению к нашей театральной истории, во всяком случае, как режиссера я себя к ней не отношу.

Авраменко Тем не менее в России Смедсвидится самым известным и крутым театральным режиссером Финляндии. А как вы это ощущаете изнутри?

Смедс Ну, когда я просыпаюсь утром, не могу сказать, что это первое, что мне приходит в голову. (Улыбается.) Я не могу оценить себя сам. Но думаю, что самое главное, что я сделал для театра Финляндии, — это вывел его на международную арену. Я знаю, что помог нашему театральному сообществу понять, что оно может быть интересно не только в своей стране. А сейчас главное для меня — передать мои знания молодому поколению. Я чему-то учу этих ребят, они учат меня, рассказываю такое, о чем я и представления не имел. Они совершенно другие. Их время — другое. Это очень обогащающий процесс, по крайней мере я это так вижу. Не знаю, что видят они. Надо у них спросить.

Июнь 2019 г.

1 Имеются в виду остров Найссаар и Тыну Кальюсте, организовавший там музыкальный фестиваль, особый смысл которого в том, чтобы к местам проведения мероприятий можно было попасть по морю.
2 В финале «Неизвестного солдата» расстреливали портреты известных деятелей Финляндии, включая портрет тогдашнего президента Тарьи Халонен.