Никто не верит, что я — клоун. С первого взгляда я выгляжу нормальной.
Вне всякого сомнения, Наталья Ивановна Василиади — выдающийся клоун. В самом высоком понимании той клоунады, которая состоит не только в точности реприз и умении снайперски управлять залом. Которая — настоящий драматический гротеск, эксцентрическая печаль и тотальное ироническое отстранение.
Вот, например, Евдокия из «Времени женщин» (режиссер Алексей Крикливый). Вся в черном, громоздкая старуха в платке и грубых очках, командир и «поперечник», подлинная в каждом своем бытовом движении и больше всех других бабушек этого спектакля приспособленная к жизни и тяжелому быту. И вдруг при встрече с телевизором эта Евдокия принимается пристально разглядывать его заднюю стенку: что там такое спрятано, что позволяет передавать довоенный парад, когда еще все были живы, в том числе ее семья? В этот момент за всей социальной определенностью деревенской Евдокии, за зоркостью и прагматическим взглядом на вещи вдруг проглядывает некий «выход вон из данного средоточия», как объяснял в своем словаре эксцентрику В. И. Даль. Не раз уже повторяла это определение, оно мне нравится: экс-центр, упраздненный центр, нарушение базовых связей главенства, сюрреалистский сдвиг от психологической правды в сторону трагикомической аномалии, которая и есть — настоящая клоунада. Слава Полунин называет клоунами тех, кто признает за собой «право выходить в окно». Наталья Василиади почти всегда выходит в окно. Чаще — вылезает в форточку, это еще больше обостряет «предлагаемые». Она «вылезает в форточку» во всем: в язвительных комментариях по поводу всего, в «отдельности» реакций, в прищуренном недоверии к собеседнику — будь то режиссер, критик, зритель. Она из-под очков «проверяет на вшивость» и роль, и партнеров, не исключая и себя: внутренняя ирония — непременная часть ее дара.
И делает она все это азартно, на веселом глазу, даже если роль предельно драматична — ну хотя бы та самая бабушка Евдокия из моего любимого «Времени женщин», одна из трех божественных старух, вся любовь которых направлена на немую девочку Сюзанну-Софью. У них погибли все родные, и иногда сварливая Евдокия начинает просто-таки голосить по своим, но быстро унимается. Потому что не только Сюзанна — смысл ее жизни, у Евдокии под очками читается еще и другая мстительная цель: ей, набожной диссидентке «из народа», хочется дожить до краха коммунистического режима. Евдокия громкоголоса, тяжела походкой, безапелляционна, а на самом деле в ней глубоко спрятана тайна трагической прошлой жизни. Глаз не оторвать.
Евдокия — как бы противоположность героини Василиади из спектакля «Время сэконд хенд» (режиссер Дмитрий Егоров), за которую недавно актриса была номинирована на «Золотую маску». Здесь та же железная убежденность, но с обратным знаком: интонационно резкая и тоже безапелляционная, эта пожилая советская служащая свято хранит в сердце слово «товарищ», размашисто пишет в воздухе рукой «СССР», и как Евдокия надеется на конец СССР, так эта дама — на реставрацию режима.
Глядя на Василиади—Евдокию я воочию вижу «бабушек» из нашего вологодского общежития, где жили и студенты, и преподаватели, и вышедшие на пенсию лаборантки, кладовщицы, уборщицы. Конечно, по малолетству я не знала их судеб, но помню грубые кожаные тапки, толстые чулки на круглых резинках под длинными темными юбками, помню свои пионерские споры с соседской бабушкой Марьей Дмитриевной (я вела в ее рядах атеистическую пропаганду)… А глядя на героиню «Секонд хэнда», отлично представляю себе нашу школьную завучиху Черепахину, изнурявшую нас ленинскими уроками и ставившую мне четверку по поведению — как отпетым хулиганам. Я встретила ее недавно, восьмидесятилетнюю, но по-прежнему несгибаемую: «Я, Дмитревская, конечно, недооценила тебя когда-то и перегибы свои осознаю, но с преподавания не ухожу. Только не преподаю теперь историю ХХ века: я своих взглядов не меняю». Интонационно — чистая Василиади в монологе от Алексиевич.
Забавно срифмовалось: в двух спектаклях со словом «время» в названии актриса сыграла полюса советской эпохи, сыграла два «осколка» ХХ века.
Василиади всегда очень отчетлива, ее манера — стаккато, в каждую роль вшита ее актерская ироническая иголка: ну-ну, вы мне сейчас верите, а я дурака валяю, и у меня в запасе сорок три прихвата… Играет с только ей присущим куражом, часто партнерствует сама с собою: что-то там бормочет, придумывает, вечно чем-то занята, любит мелкое вышивание и дробность стежка.
Вот я и говорю — клоунесса. Только из роли в роль никак не удается определить — какой же точно она клоун, белый или рыжий. В Омском театре драмы вообще много клоунов. Скажем иначе: в ней много прекрасныхартистов, способных быть клоунами. Тем эта труппа и замечательна.
Наталья Василиади в 1970 году окончила Саратовское театральное училище (школа, как вы понимаете, прекрасная), недолго поработала в Волгоградском ТЮЗе, помоталась по Дальнему Востоку (Владивостокский драматический, Южно-Сахалинский драматический, Хабаровский драматический…). А в 1980 году стала актрисой Омской драмы и одной из ее легенд. Во Владивостоке Наталья и сменила веселую фамилию Потасуева на Василиади, поскольку встретила Моисея. И, собственно говоря, долгие годы в Омской драме было двое легендарных Василиади, пока прекрасный русский грек Моисей Филиппович несколько лет назад не решил оставить сцену и уехать в родные места, ближе к солнцу и морю — за продлением жизни и покоем. Театру до сих пор не хватает его основательности, лирического тремоло, комедийной серьезности, драматического объема. В Омске бывает, но на сцену не выходит.
А Наталья Ивановна продолжает играть. И за годы и годы переиграла столько! Редкой актрисе выпадет такое количество первоклассных ролей — от Островского до Арбузова. Конечно, я видела не все. И, пожалуй, первым слепящим фейерверком была для меня роль Цецилии Ц. в «Приглашении на казнь» Олега Рыбкина. Это и жанрово был цирк-цирк-цирк, и мелкая барабанная дробь психологического гротеска Цецилии правила манежем. Роль стала триумфальной: на Первом «Сибирском транзите», помню, мы давали Наталье Ивановне приз за лучшую женскую роль, а потом явилась и «Золотая маска». Совершеннейшим клоуном была и ее Дотти Отли, которая играет миссис Клакетт («Театр» в постановке Владимира Петрова), коверное существо в широких шароварчиках и с накладной попой. Смешным Пьеро была и Геня Гелернтер в белой рубашке печального клоуна и с нелепыми косами на пожилой голове («На чемоданах», режиссер Александр Баргман).
Азарт коверного проявляется у Василиади и в ролях, казалось бы, жизнеподобных, почти бытовых. Помню эпизод на открытии питерских гастролей. Дело было в БДТ. Играли мою любимую «Зеленую зону» Евгения Марчелли (да, в Омской драме у меня довольно много любимых спектаклей — и что?). Зал был наполовину пуст. И вот выходят Наталья Василиади — Клава и Валерия Прокоп — Паня — и я как будто слышу их внутренний текст: «Значит, так, вы тут сидите, вянете… Ну, погодите!» И они начали давать стране угля! Это были уже не клоунессы, это укротители вышли дрессировать зал. Шел блистательный партнерский поединок двух прославленный мастериц (кто кого переиграет), они яростно соревновались в реакциях и репризах, брали зал своими крепкими ручками и с внутренним повизгиванием тискали, мяли, провоцировали и кидали зрителей, чувствуя свою полную власть над ними. И я с восторгом реально ощущала, как поднимается зрительская температура. Она поднялась в тот вечер до оваций, а дальше на гастрольных спектаклях негде было яблоку упасть. Но актерский темперамент никак не заслонял Клавину тоску по погибшему мужу.
С одной стороны, есть в героинях Василиади что-то от староверок, от «боярыни Морозовой»: и истовость, и энтузиастический скрытый огонь. С другой, ей как никому присущ сценический юмор, его тонкое чувство. Все роли (сыгранные легко, без натуги, и это очень важно) окрашены кокетливым скепсисом относительно происходящего вокруг. Взгляд Василиади из-под очков или поверх них — это что-то особенное, это как будто она тут вообще ни при чем и случайно здесь оказалась. В ее взгляде всегда есть некоторая издевка, есть и «прикид» (я тут валяю дурака, а вы вот пишете…). Ее игра — тотальна, и никогда не поймешь — это она всерьез или дурачит тебя и сейчас выйдет в форточку? Или вылетит, ибо инфернальный блеск проскальзывает в глазах ее героинь.
А еще у нее часто играют руки, кисти и пальцы. И часто она так изящно и играючи выставляет указательный пальчик, что кажется — именно им хочет указать на суть роли. Или шутливо погрозить. Или пощекотать кого-то в воздухе сцены…
Июнь 2019 г.
Комментарии (0)