«Старость» представляется категорией достаточно очевидной и «естественной». Вот почему исследование того, как представляют «старость» в качестве социокультурной проблемы, сталкивается с препятствующими исследованию преградами.
Несколько лет назад мне случилось побывать на юбилейной выставке всемирно известной австрийской художницы — девяностолетней к тому моменту Марии Лассниг (Maria Lassnig). С большой фотографии на посетителей смотрела пожилая, с умным взглядом и едва уловимой улыбкой женщина, вполне конвенциональной приятной внешности. Несовпадение этого лица и многочисленных автопортретов, представленных здесь, было одним из самых сильных впечатлений. Но самым поразительным, из тех, что на всю жизнь, было все же только одно: автопортрет, который художница написала в 86-летнем возрасте, он называется «Ты или я». На нем сидит старая, обнаженная, с обвислыми грудями и раздвинутыми ногами, с остановившимся взглядом и полураскрытым косым ртом женщина; левой рукой она направляет револьвер в свой висок, в «я», в правой — другой, дуло которого смотрит прямо на «ты», на зрителя.

Исследователи пишут о творчестве Лассниг: «Принято считать, что художник изображает окружающий мир, который он наблюдает, мир извне. Мария Лассниг абсолютно отвергает эту традицию смотреть наружу из окна картины, она, наоборот, смотрит вглубь. Ее работы — это попытка изучить себя изнутри. Не то, какой/какая я есть по отношению к другим и окружающему миру, а рассмотреть свой внутренний мир буквально, изнутри тела. Отсюда эта ощутимая, почти мясная телесность ее полотен»1. И у меня нет ни капли сомнения, куда метит Старость «изнутри тела» художницы на этом автопортрете. Стариком (особенно старухой) в современном обществе быть нельзя, невозможно, самоубийственно.
Давно известно: люди живут не в обществе/природе, а в системе/совокупности своих представлений о нем/ней, что и является в собственном смысле культурой. А современному человеку выпало жить в такое время, когда происходит тектонический сдвиг этих представлений. И все базовые «естественные» характеристики человеческого бытия находятся в процессе, как пишут современные философы, «сдирания масок „природного“ с „историко-культурных“ образований». Так, нация оказывается не более чем «воображаемым сообществом», пол, обернувшись гендером, стал постепенно «рассеиваться», возраст перестает «существовать». Но это — легко сказать. Культура — устоявшаяся система традиционных представлений — сдает свои позиции с боем, оставляя глубокие раны как в самочувствовании, самоощущении, так и в межличностных отношениях людей.
И, поскольку «нация» и «пол» уже отвоевали многие позиции, может быть, именно «возраст» сегодня — в центре борьбы. Борьбы за переопределение своих базовых значений. А посмотрев на внутривозрастную шкалу, увидим, что если конец ХХ века был отмечен прежде всего такой горячей зоной, которую являли собой «подростки», то в ХХI веке ею стали «старики». Причем инициатором выступило, вероятно, примерно одно и то же поколение: те же бэби-бумеры, что с конца 1960-х отстаивали свои права на самостоятельное, альтернативное понимание адекватного с их точки зрения образа жизни, достигнув «пятьдесят-семьдесят плюс», в начальных десятилетиях нового века повели наступление на концепт старости.

Собственно говоря, на рубеже веков произошла «тихая», в отличие от молодежной 60-х, революция. Это благополучное, с хорошим здоровьем и большими пенсиями поколение заставило культуру, во-первых, разделить послепенсионный возраст на два. Введение широко сегодня распространенного понятия «третьего возраста», который предполагает счастливое соединение «уже» (не занят на работе, взрослые дети) и «еще» (есть силы, деньги и желания), привело к резкому изменению социальной конфигурации жизни пожилых людей. Мощный приток 50—70-летних на студенческую скамью в университеты, многочисленные спортивные проекты, возникновение специальных, нацеленных именно на потребности этого возраста, поддерживающих медицинских программ — стоит ли говорить, как возбудился рынок с появлением такой огромной платежеспособной таргет-группы — развлечения, организация досуга, индустрия телесного совершенствования, красоты… Массовая культура — один из главных индикаторов изменения социальных настроений — буквально взорвалась интересом к открытию того, как может быть привлекательна жизнь людей после пятидесяти. Пожилые модели, ставшие уже иконами стиля, возраст которых растет с ускорением (самой, кажется, старшей сегодня Дафни Селф вообще 91). Седые волосы стали признаком хорошего вкуса — «серебряная кудрявая грива» 63-летней Энди Макдауэлл, «сияющая белоснежная прическа» 75-летней Хелен Миррен, описания комментаторов звездного дефиле на красной дорожке этого года в Каннах по степени восторга уступают разве что до сих пор сводящим с ума эротичным морщинам на лице 63-летней Шерон Стоун («Я не хочу маскировать свой возраст. Я просто хочу быть женщиной, которая в свои годы выглядит настолько хорошо, насколько это возможно»). Наконец, появление в течение последних лет двадцати пожилых ведущих популярных теле- и радиопередач, многочисленные фестивали типа «Youngoldfest» или фильмы о самочувствии людей, приближающихся, между прочим, по возрасту к автору картины «Ты или я», как, например, в англо-американской мелодраме «Отель „Мериголд“: лучший из экзотических» (The Best Exotic Marigold Hotel) с британским актерским составом высшей лиги, — все это, можно сказать, отчетливые попытки «ответа» культуры на смертельное обвинение Марии Лассниг.
Возможен ли сам факт такого рода вызова «старости» в России? С одной стороны, кажется — почему нет? Тем более что старость в России женского рода не только по лингвистическим причинам, средняя продолжительность жизни мужчин и женщин в разных исследованиях не одинакова, но минимальная разница данных — десять лет. А женщины в России не только коней останавливают, они еще и «красавицы», каких в Европе поискать, и знают это, и ценят, и берегут. И индустрии женской красоты у нас востребованы по крайней мере не меньше. Но, поскольку речь о пенсионном возрасте, сможете ли вы воспользоваться бьюти-благами при доходе в 12 тысяч и даже (с приработком) 25?.. Дело, может быть, не столько в этом, по крайней мере наш предмет обсуждения в другой плоскости — в той системе представлений, которые до сих пор курсируют в российском общественном сознании.
Живущая в Лондоне социолог Анна Шадрина в своем докторском диссертационном исследовании «Бывшие советские женщины на пенсии в России и Великобритании: экономика возраста и пола», результаты которого она широко представляет в различных российских СМИ, замечает большую разницу в тех культурных императивах, которые вменяются пожилым женщинам двух исследуемых ею стран. В России чуть не единственная социально одобряемая идентичность женщины старшего возраста — «бабушка»: «Культура бабушек чрезвычайно сильна в России. По сути дела, это не только про семейную заботу, это идеология на все случаи жизни. Ролью бабушки женщины могут объяснять все что угодно. Например: „Я ушла с работы, чтобы сидеть с внуками“ или: „У меня же внуки, поэтому мне нужно продолжать работать, чтобы иметь возможность их поддерживать“. <…> В России институциональная политика и культура старения как бы говорят женщине пенсионного возраста: „Ты старая, отдыхай, развлекайся с внуками, секс закончился“». В то время как в Великобритании сегодня совсем наоборот. Исследовательница приводит такой пример: «Одна женщина из России рассказывала, что, может быть, и хотела бы нового партнера, но сказать об этом открыто нельзя: очень стыдно предъявить себя немолодой желающей женщиной. В то время как в Британии одна женщина, наоборот, рассказывала, что ей „ничего не надо“, но она все равно зарегистрировалась на сайте знакомств и ходит на спид-дейтинг, потому что „так надо“: все женщины вокруг делают это…»2.

Это, как свидетельствует автор исследования, редкий пример самоосознания разницы между тем, что человек чувствует, и тем, как он об этом рассказывает в соответствии с проторенными культурой дискурсивными тропами. Наверное, было бы интересно исследовать нарративные практики старости специально, но на первый взгляд, кроме, может быть, очень узкого круга людей творческих в собственном смысле профессий, о старости, по крайней мере женской, действительно принято говорить либо в матримониальном контексте матери-бабушки, либо в медицинском — о болях-недомоганиях и психологически-депрессивных состояниях, либо никак.
В отношении этого «никак» интересно обратиться к статье Ирины Савкиной, посвященной репрезентации нарративных стратегий описания старости в дневниках советского времени — исторической родины всех современных российских «стариков»: «Повествование о старости и старении, в частности в дневниковом дискурсе, также безусловно испытывает влияние исторического контекста, который навязывает пишущему определенные легитимирующие метанарративы, культурные коды и табу. При этом практики самоописания старости не так часты: старый человек редко выступает как субъект; о нем и о старости говорят другие, ее еще не испытавшие… <…> История старения, в отличие от истории взросления, оказывается гораздо менее артикулированной»3. Тем ценнее редкие артикуляции, обнаруженные исследовательницей в дневниках советских людей. Автор одного из них Нина Лапшина (1906–1990) — дворянка по происхождению, образованный человек, юрист, занималась литературным трудом (недолго работала в журнале «Крокодил») — дает в своем дневнике немало свидетельств самоощущения старости. В статье убедительно показывается, что суть процесса старения для автора дневника напрямую связана и с взрослением детей, и с постепенно возрастающим однообразием жизни, и, в конце концов, с чувством «величайшей трагедии»: «Надо смириться со старостью. <…> …Мы, родители, подходящие к 60-летнему возрасту, отступаем все дальше в тень… У каждого из моих детей своя жизнь. Я только прошлое. Так все и должно быть. А старики должны быть скромны, ненавязчивы, неназойливы, ничего не требовать от детей и тихо доживать в сторонке. Скоро мы с Вячеславом останемся одни, и это будет правильно и честно. Теперь и он уже на пенсии. Стареет, бедняга, и приход своей старости переживает, как величайшую трагедию»4.
Предлагаю задаться вопросом — является ли старость по-прежнему «величайшей трагедией» для самоощущения человека в современной России? Потому что — рассмотрим альтернативу — может ли роль бабушки спасти или хотя бы облегчить переживание этой «трагедии»? Утвердительно ответят на этот вопрос в России прежде всего те, кто не имел собственногоопыта исполнения этой роли. Не испытали ни ее болезненную кратковременность (внуки имеют свойство вырастать), ни зависимое от детей (мамы/папы) положение, ни, наконец, ту редукцию жизни, которую она почти с необходимостью с собой несет. Думаю, несмотря на все изменения (отдельные антивозрастные программы, отчетливо косметически-помолодевшие бабушки) — во внутреннем мире людей мало что меняется. И отсюда — то самое «никак», тайна умолчания ужаса старой жизни. О ней по-настоящему не пишут, не говорят, не ставят, не снимают. Речь, конечно, не о видении ее «другими» — о самовосприятии, из самого ее кипящего нутра.
По большому счету трагедия отличается от драмы тем, что противоречие, с которым сталкивается герой, не просто этического — онтологического характера. Эдип виновен онтологически, нравственно он безупречен. «Папа», как и его дочь, ее, в свою очередь, муж/друг из одноименной пьесы Флориана Зеллера, столкнулись с онтологической — сегодня остро осознанной человечеством — проблемой, когда никто не виноват, а жить невозможно. И история короля Лира, несмотря на все привходящие, это в главном трагедия старости как неизбежного бытийного отрезка жизни. И дело, вероятно, не только в физическом одряхлении.
По крайней мере современный мир бросает этим процессам ощутимый вызов: увеличивается — я бы даже заметила, катастрофически (превращаясь в самоцель) — продолжительность жизни, улучшается ее физическое качество, геронтологи говорят, что замена отработавших свое органов скоро будет доступна не только сверхбогатым людям, и т. п. Но есть процесс, который мой умный знакомый красиво сформулировал: «жизнь устает в тебе жить». Ирина Савкина, описывая цитированный уже дневник Лапшиной, замечает, что после выхода автора на пенсию «меняются и стратегии самоописания; дневниковый текст редуцируется, повседневные записи больше не нужны, так как старение связывается с рутинизацией жизни. „20.3.1962. Прошло полгода“; „Жизнь идет настолько однообразно, что достаточно изобразить один день, чтобы тем самым изобразить годы“ и т. п. Лапшиной еще нет шестидесяти, но один из лейтмотивов дневниковых записей — чувство исчерпанности жизни…»5. Моему знакомому, автору формулировки, около семидесяти, и жизнь его предельно разнообразна — не знаешь, в какой день в каком городе за каким занятием его в любую минуту застанешь, и вот тем не менее…
Может ли «чувство исчерпанности жизни», ощущение, что она «устала в тебе жить», быть восполнено культурными стратегиям «нового наполнения»? Думаю, отвечать на этот вопрос однозначно рано, но надо ценить то, что он вообще сегодня встал. И дело, конечно, не в индустрии развлечений и чудесах косметологии, хотя «производство желаний» масскульт освоил виртуозно. Дело в обретении нового экзистенциального измерения. Или, если выражаться более технологично, нового габитуса.
Это понятие, одно из самых частотных в современной социологии, означает, что в процессе жизни человек обретает определенные телесные, мыслительные и поведенческие навыки, которые, не являясь биологическими, становятся неотделимыми от его телесности естественными качествами. Оно призвано показать, что физические действия, которые представляются нам «естественными» и инвариантными для всего человечества, на самом деле осуществляются в различных обществах и общественных группах по-разному. Так, существуют техники юного тела, взрослого, старого, но благодаря «габитусу», этому концептуальному инструменту, обнаруживается, что эти техники — во многом результат социопсихофизиологического конструирования6. А раз так, значит, они подвержены и деконструкции.
Закончить этот разговор хочу примером, достаточно отчетливым, такого рода процесса деконструкции, попытки переопределения габитуса старости на поле русскоязычного пространства (которое, благодаря интернет-технологиям, охватывает всю Европу). Владимир Яковлев, основатель и главный редактор в свое время издательского дома «Коммерсант», изданий «Столица», «Сноб» и других, один из генеральных продюсеров фильма «Generation P», известный журналист, публицист и всю жизнь, как он сам себя в одном интервью обозвал, «гетерофоб», когда пришла пора 55+, придумал проект «Возраст счастья», а затем, чуть позднее, «Продолжение следует…». Для начала он изучил европейские теоретические исследования последних десятилетий, касающиеся физиологии и психологии старшего возраста, и написал несколько публицистических книг, где в популярной форме изложил эти новые идеи для русскоязычного читателя (например, «Уход за мозгом»). Кроме того, он «ездил по миру»: «…моя идея заключалась в том, чтобы поездить по миру, найти людей, которые живут после 60, 70, 80 и 100 активной, веселой, насыщенной жизнью, и попытаться понять, есть ли у них что-то общее. Если есть — в отношении к жизни, оздоровительных практиках, диетах, — это можно повторить. И это означает, что можно как-то влиять на качество возраста. Либо этого нет, тогда все объясняет генетика, и нужно просто расслабиться и ждать, что с тобой произойдет»7. Видимо, выяснив (и описав опыт встреченных людей еще в серии книг), что влиять можно, Яковлев и создал свои проекты, которые собирают многие сотни людей, как в оф-, так и особенно сегодня в онлайн-формате. Обоснование такое: «Жизнь после 50 лет — это единственный участок жизни, для которого у нас нет готового плана. Мы не знаем, как жить дальше. До нас в 50 лет никто не был столь молод. <…> …Начинается первопроходство и другой образ жизни. Это нелегко: надо найти в себе силы отказаться от прежних стереотипов и осознать, что жизнь продолжается, у тебя есть еще 25 лет минимум. Но проживать их нужно так, чтобы развиваться иначе. <…> После 50 лет система ценностей меняется… В этом возрасте радость и удовольствие человек получает уже в течение каждого дня, а не от карьеры. И именно это его развивает, что на деле совсем не проще, чем карьера, а, наоборот, намного сложнее. Сейчас я легко могу придумать себе издательский проект: я занимаюсь этим делом всю жизнь. Но оно не столь интересно, как было бы интересно в 35 лет, потому что для меня это повторение пройденного. Зато, например, придумать работу, от которой я буду получать удовольствие все время, довольно сложно»8.
И в своих многомесячных школах-проектах Владимир Яковлев со своей командой «первопроходцев» очень конкретно, очень технологично «учит» созданию «другого (своего, конечно, у каждого участника) образа жизни». Пока неизвестна реальная степень эффективности этих школ — восторженные отзывы показатель ненадежный, — но, так или иначе, они представляют собой осознанную попытку перезагрузки концепта старости, определения ее новых возможностей, того, что последняя треть жизни может стать чуть ли не самой «осмысленной и совершенной». А попытка в этом болезненном культурном поле — уже тектонический сдвиг, уже вызов, уже выстрел.
Август 2021 г.
1 Чекотовьска О. Мария Лассниг. Взгляд вглубь // Art Ukrainе. 2018. 19 нояб. URL: https://artukraine.com.ua/a/mariya-lassnig-vzglyad-vglub#.YQ5Tc0BN02w (дата обращения 02.08.2021).
2 Шадрина А. Как российские и британские женщины старше 60 относятся к сексу и как романтика связана с потреблением? // Гендерные перспективы. 2018. 7 мая. URL: https://www.genderperspectives.by/events/news/kak-rossijskie-i-britanskie-zhenshchiny-starshe-60-otnosyatsya-k-seksu-i-kak-romantika-svyazana-s-potrebleniem-rasskazyvaet-sotsiolog/ (дата обращения 02.08.2021).
3 Савкина И. Л. «А старость вот она, рядом»: репрезентации старости и старения в дневниках советского времени // Шаги / Steps. 2019. Т. 5. № 2. С. 190–191.
4 Цит. по: Там же. С. 195–196.
5 Савкина И. Л. «А старость вот она, рядом»: репрезентации старости и старения в дневниках советского времени // Шаги / Steps. 2019. Т. 5. № 2. С. 195.
6 Например, сексуальность, что, на первый взгляд, может быть более «неестественно» для старости? Чуть больше десяти лет назад на сайте NEWSru. com со ссылкой на израильские СМИ было опубликовано следующее: «Инцидент произошел в одном из дорогих домов престарелых в округе А-Шарон (Тель-Авив). Заглянув в неурочный час в одну из комнат, работница застала там нескольких постояльцев. Ее потрясло то, чем занимались старики. Спокойным настольным играм они предпочли групповой секс. Издание пишет, что всех участников оргии вызвали на воспитательную беседу к директору дома престарелых. Старики полностью признали свою вину и пообещали больше не устраивать шумных сексуальных вечеринок. СМИ при этом отмечают, что все провинившиеся давно перешагнули 90-летний рубеж. По следам этого происшествия администрация разослала письма родственникам, в которых содержалось напоминание о том, что в стенах дома престарелых запрещены занятия групповым сексом. А также содержалось предупреждение: после повторной оргии стариков „отчислят“ из дома престарелых» (https://newsland.com/user/4296706530/content/orgiia-v-izrailskom-dome-prestarelykh/3978968).
Кроме самого «инцидента», здесь особенно показательна репрессивная реакция и администрации, и самих оргиастов («признали вину») на это происшествие. Но не прошло и десятка с небольшим лет, как торговая марка Replens запускает кампанию «Секс никогда не стареет» (Sex never gets old), в рамках которой заказывает общенациональный опрос с горячим названием «Flames of Sex & Intimacy Survey» («Пламя секса и близости»), где выясняется, что, «несмотря на зачастую негативное отношение общества к сексу и близости среди людей старше 60 лет, многие пожилые люди становятся более уверенными и более непринужденными в отношениях, наслаждаясь связью и сексуальным удовлетворением на протяжении 60, 70 и старше». Говорят, на современных порносайтах, где возраст никогда не был предметом рубрикации (все по определению были молодыми), он им в последнее время стал, т. е. появились пожилые порнопары или один из партнеров. Наконец, совсем свежее: «Москва. 28 июня. INTERFAX. RU — Абсолютное большинство россиян (90 %) убеждены, что секс может быть после 50 лет (95 % среди граждан 45–54 лет и 94 % в возрасте 55+), свидетельствуют данные опроса ВЦИОМ, проведенного по заказу МТС Медиа» (https://m.interfax.ru/774184).
7 Владимир Яковлев: «Я знаю, как быть счастливым» // Новая газета. 2012. 10 дек.
8 Владимир Яковлев: «Что бы вы ни делали, научитесь делать для собственного удовольствия» //ECONET. URL: https://econet.ru/articles/180215-vladimir-yakovlev-chto-by-vy-ni-delali-nauchites-delat-dlya-sobstvennogo-udovolstviya (дата обращения 02.08.2021)
Комментарии (0)