Саймон Стивенс (р. 1971) — один из самых известных и востребованных драматургов Великобритании. Его тексты идут по всему миру, а сам он — обладатель нескольких престижных театральных наград, в том числе британской театральной премии Лоренса Оливье и американской премии «Тони». Он пишет про социальные и политические аспекты современной жизни — лондонские теракты 7 июля 2005 года («Порнография»), агрессию и стрельбу в школах Великобритании («Панк-рок») и про частную жизнь («Принцип неопределенности», «Харпер Риган»). Самой известной и коммерчески успешной стала его инсценировка романа Марка Хэддона «Загадочное ночное убийство собаки», по которой поставлено несколько спектаклей, в том числе в России (например, постановка на Другой сцене театра «Современник», 2015). Премьера новой пьесы «Падает свет» состоялась в октябре 2019 года в Манчестерском Королевском театре «Exchange» с оригинальной музыкой Джарвиса Кокера.

Стивенс переводил пьесы Чехова, Ибсена и Брехта, работал с ведущими мировыми театральными режиссерами в Европе, Азии и США, особенно активно сотрудничал с лондонскими театрами Lyric Hammersmith, Royal Court и Национальным театром, выпустил книгу «Рабочий дневник» и серию подкастов-интервью с британскими драматургами. Сейчас он преподает драматургию в Манчестерском университете.

Юлия Савиковская Саймон, почему вы начали писать пьесы?

С. Стивенс. Фото K. Cummins

Саймон Стивенс Интересно, не правда ли, почему писатель останавливается на одной конкретной литературной форме, а не на другой? Почему не поэзия, почему не проза?.. Однажды мне сказали, что драматурги либо воспитаны католиками и поэтому внимательны к ритуалу и драматическому потенциалу ниспровержения ритуалов, либо они дети алкоголиков. А дети алкоголиков, как правило, очень внимательны к тому, как люди поступают. Я с раннего возраста был как раз внимателен к поведению людей. А еще писатели пишут, потому что много читают, ведь чтение дает возможность получить знания об их месте в мире. Я всю жизнь читал рассказы, фантастику, поэзию, романы, которые меняли мое самоощущение и заставляли чувствовать себя не так одиноко. И я пишу пьесы, чтобы сделать это с другими. Мне нравится думать, что тексты могут сблизить людей, освободить их от одиночества. В самом начале моей писательской карьеры я понял, что писать диалоги мне нравится больше, чем повествовать от первого или третьего лица. Диалог — это контрапунктная система противоположных голосов, и, предлагая ее, я создаю новое интерпретационное пространство. Этот человек думает так, а этот так, что произойдет, если они будут интеллектуально и поведенчески противостоять друг другу? В таком пространстве интерпретации они, а также и мы, зрители, смогут узнать сами себя.

Савиковская Вы могли бы описать процесс работы над пьесой?

Стивенс У меня свой метод работы, который можно разделить на несколько этапов. Первый — это обдумывание пьесы. Я ничего не записываю. Когда у меня появляется идея, я держу ее в голове, веря, что если она хорошая, то сможет выжить. Я жду шесть месяцев, год, максимум три года и тогда записываю ее. Это время становится отличной проверкой идеи на прочность.

Следующий этап — исследование, изучение материала. Я ищу нужные мне факты, встречаюсь с экспертами или с людьми, которые пережили то, о чем я пишу. Мне могут быть интересны школьники, детективы, кто угодно — люди из различных областей знаний и с разным опытом. Помогает мне в сборе материала и чтение пьес, и просмотр фильмов.

Также я делаю писательские упражнения. Например, записываю десятиминутный поток сознания каждый день, заполняю блокнот, а затем печатаю все записи. И вероятно, где-то там проявится строка диалога, может быть, персонаж или нужное мне действие или событие. Это поиск золота. Его можно найти, только просеяв пятьсот фунтов другого вещества.

Еще для меня важен этап планирования. Я придумываю историю, строю сюжет, представляю себе, как будет идти повествование, и намечаю будущую структуру пьесы. Я решаю, сколько будет сцен, решаю, кто будет в каждой сцене, что произойдет, чего они хотят, что им мешает получить желаемое, что они делают, чтобы это получить. И только после этого я пишу диалог. Мой рабочий день диктуется тем, на каком этапе создания пьесы я в данный момент нахожусь.

Савиковская Ваша пьеса по роману Марка Хэддона «Загадочное ночное убийство собаки» имела невероятный успех. Как вы работали с этой книгой? Трудно ли было инсценировать ее?

«Загадочное ночное убийство собаки». Сцена из спектакля.
Национальный театр. Лондон. Photo © Brinkhoff-Moegenburg

Стивенс Роман Марка Хэддона я прочитал очень давно, чтобы исследовать проявления аутистического спектра. Тогда я как раз писал пьесу «Мотортаун», в которой есть персонаж с синдромом Аспергера. Потом я встретил Марка, мы подружились, а через несколько лет, в 2008 году, он спросил, не хотел бы я адаптировать его роман. С одной стороны, я понимал, что книга — международный бестселлер и, если я не наделаю ошибок, проект станет прибыльной работой. С другой стороны, Марк — мой друг и писатель, который очень уважает меня, а я никогда раньше не делал инсценировок. Я согласился делать адаптацию при условии, что мы не сразу пойдем к продюсеру, хотел иметь возможность сказать Марку: «Я сделал все, что мог, но у меня не получилось». Марк спокойно к этому отнесся. По сути, я написал эту пьесу для него и своих детей. Но, признаюсь, процесс был достаточно сложным.

Было несколько ключевых шагов в процессе этой работы. Как я уже говорил, разница между трудом писателя и драматурга в том, что первый последовательно развивает свою идею через размышления, воспоминания или наблюдения, а второй — через человеческое поведение. И все размышления и воспоминания должны быть выведены на сцену через него.

Способ мышления Кристофера — одна из самых интересных находок в тексте Марка. То, как Кристофер размышляет, вспоминает, наблюдает, выглядит настолько убедительно и правдиво, что я понял — если позволю себе быть слишком близким к оригиналу, то уйду от драмы. Поэтому я сделал две вещи: первое — составил список всего, что делает Кристофер, выделил события. Нужно было отвлечься от воспоминаний и наблюдений рассказчика, посмотреть на его поведение. А затем уже построить пьесу на основе этого списка. Второе — я написал текст на двадцать страниц со всей прямой речью из романа Марка. Мы с группой актеров прочитали его — там было то, из чего можно делать пьесу.

Но полностью потерять «голос» Кристофера было обидно, ведь роман о том, как он видит мир. Как правильно драматически построить текст и при этом заставить главного героя говорить? Заговорить с кем-то посторонним противоречит его личности. Я пробовал разные подходы, в какой-то момент даже думал о том, чтобы создать двух персонажей: говорящего и думающего. И однажды у меня случилось своего рода прозрение. Я понял, что Марк Хэддон заставляет нас думать, что его роман — это книга Кристофера. Но книга Кристофера — это его домашнее задание, полученное от учительницы Шивон. Есть три человека, которые читают ее: сам Кристофер, его папа и его учительница. Учительница, читающая книгу, была идеальна как повествователь. Я сам учитель, поэтому знаю, каково это — чувствовать связь между работой и знанием личности того, кто пишет. Эта энергия и волнение как раз и характеризуют весь роман, так что учительница была находкой. Ключевой момент пьесы — увидеть мир так, как видит его Кристофер Бун, и чтение книги учительницей было важным способом это понять. Мы видим всю историю с точки зрения Шивон, которая желает мальчику успеха. Роман заканчивается чувством надежды, однако это воображаемое будущее Кристофера, и автор знает: оно не будет легким.

Савиковская Спектакли по этой пьесе шли во многих странах мира, в том числе и в России. Что вам дал этот опыт? Как вы отнеслись к признанию пьесы и к получению, например, американской театральной премии «Тони»?

Стивенс Когда примерно шесть миллионов человек во всем мире посмотрели «Загадочное ночное убийство собаки», то вокруг твоей работы создается ажиотаж: деньги, слава, успех. Но ты пишешь пьесы не ради них. Надо уметь сказать самому себе: «Это все лестно, приятно и великолепно. Но в этом нет ничего настоящего. Это опасно, потому что отвлекает от настоящего — работы». Не беспокойтесь о том, чтобы ваши пьесы ставили, просто пишите, и только так вы сможете справиться с успехом.

Постановки были по всему миру: в Национальном театре и в Вест-Энде спектакль шел много лет. В силу того, что это история о подростке, для многих это был первый поход в театр, первый спектакль в жизни. Или первый спектакль по книге, которую они читали и уже полюбили. Вот что самое классное — слышать, как люди говорят: «Я никогда раньше не был в театре, мне чертовски нравится», понимаете? Вот это важно и трогательно!

Награды, шампанское, фотографии на красной дорожке — это все ерунда. Нет, конечно, это тоже очень классно, ведь я встречал людей, которые вызывают у меня восхищение. Аль Пачино пришел посмотреть этот спектакль. И Денни Де Вито. Но их мнение не более важно, чем, скажем, мнение сына моего друга. Да, теперь, возможно, мне несколько лет не нужно думать, чем прокормить своих детей. Это здорово.

Очень редко люди не из театрального мира узнают меня. Обычно подходят начинающие актеры, актрисы или режиссеры. Чаще всего здороваются люди, которым понравилась моя работа, и это чертовски приятно! Потому что причина, по которой я делаю то, что делаю, в том, что мне нравится работа других людей и мне нравятся люди. Я из семьи учителей. Моя мама — учитель, мой дедушка — учитель, моя дочь говорит, что хочет быть учителем, я работал учителем — и мне нравится учить.

Дж. Дженкинс (Кристофер Бун). Photo © Brinkhoff-Moegenburg

Савиковская Самое время обратиться к вашей педагогической работе. Вы вели курсы по драматургии, участвовали в молодежной программе по подготовке драматургов в театре «Ройал Корт», а также делали подкасты, интервьюируя других драматургов. Считаете ли вы, что писательское мастерство и знания можно передать, что этому ремеслу можно научить? Или — другой подход — вы только воспитываете талант, не вмешиваясь в процесс?

Стивенс Мне очень нравятся оба ваших определения — передача знаний и воспитание. Я думаю, что в основе воспитания лежит среда, в которой писатели могут думать и развиваться. Это может быть постановка новых вопросов или списки для чтения, вовлечение в беседу о способах понимания и создания текстов. С другой стороны, очень легко романтизировать невозможность передачи определенных знаний. Есть некоторые вещи, которые мы вполне можем передать другим. В каком-то смысле это своего рода самолюбование — сказать, что вот, мол, я не думаю, что можно научить драматургии, как можно научить делать операцию на сердце. Ведь хирург, делающий операцию, не скажет: «Я не могу этому научить, это надо почувствовать». В драматургии есть определенные фундаментальные структуры и правила, людей можно научить построению драматического действия, можно научить мыслить образами. Причина, по которой я сопротивляюсь романтическому представлению о невозможности преподавания драматургии, заключается в том, что пьесы могут писать не только какие-то определенные люди.

Я провел сорок разговоров с британскими драматургами в рамках программы подкастов, организованной театром «Ройал Корт». Исторически считалось, что только белые гетеросексуальные мужчины могут писать пьесы, тем самым поддерживались и сохранялись консервативные общественные позиции. С помощью этих встреч я хотел опровергнуть эту точку зрения. Я так и хотел сказать: «Знаете что? Это чушь собачья!» Позвольте мне рассказать вам, человеку, который еще не написал пьесу, как это сделать. Я дам вам набор навыков, которых у вас, возможно, нет. Это добавит вам уверенности. Среди моих собеседников были двадцать женщин-драматургов. Мы хотели, чтобы гендерное разделение было пятьдесят на пятьдесят и чтобы было этническое разнообразие. Это бесплатный курс для любого начинающего драматурга — наберите в гугле The Royal Court’s Playwriting Podcast и проведете сорок часов в компании сорока разных драматургов. Там не будет ни одного человека, который сказал бы: «Я написал свою первую пьесу, и ее тут же поставили, и она имела огромный успех».

Кстати, несколько слов о гендерных предпочтениях в области драматургии. На крупных встречах в индустрии театра я ни разу не слышал, чтобы художественный руководитель упомянул, что им нужно побольше белых мужчин-драматургов. Всегда было наоборот. Каждый художественный руководитель, с которым я когда-либо работал, активно искал женщин-драматургов. То есть явного исключения нет. Однако патриархат действует через структурные бессознательные вещи, и с этим очень трудно бороться. Потому что то, как люди, управляющие театрами, читают тексты, может исключить некоторые стили письма. Поэтому любой драматург, пишущий о необычном опыте (иная сексуальность, иной пол, иная раса или этничность), проявляет политический активизм. Я хочу видеть интересные пьесы, и мне совершенно неважно, откуда они. В мире есть драматурги, которые делают пьесы не так, как я, потому что они из другой драматургической культуры. Они предлагают возможности для драмы, о которых я не знал. Это интеллектуально напитает меня, и я побегу их смотреть.

Сцена из спектакля. Photo © Brinkhoff-Moegenburg

Савиковская Что самое приятное в карьере драматурга?

Стивенс Мне так много всего нравится в этой профессии! Та часть рабочего дня, когда я читаю книгу, смотрю фильм, обдумываю идею, сижу в моем обставленном книгами от пола до потолка кабинете, погружаюсь в свои мысли и представляю новые истории и другие миры. Это моя работа. Я совершаю путешествия во вселенные других художников, и это тоже моя работа. Работать с актерами и режиссерами — это снова моя работа, и я обожаю актеров, то, как они отдают себя без остатка… Я наблюдаю за тем, как люди вместе пытаются создать новое. Проходит момент, когда я один писал текст, и вот я в Нью-Йорке на Бродвее, и мы воплощаем это в жизнь. Невероятно. И так же потрясающе видеть зрительный зал в сорок, или сто, или четыреста, или две тысячи человек и понимать, что они затаили дыхание, чтобы увидеть, что произойдет дальше. Это удивительно. В театре я узнал о себе больше, чем где-либо еще. И возможность давать такой опыт другим — это самое главное, что движет мной.

Май 2021 г.