Если бы А. Н. Островский был нашим современником и каждое лето ездил в костромское имение Щелыково через Сибирь, в классических пьесах об актерах обязательно появились бы два положительных и колоритных персонажа: его звали бы Евграфыч, ее — Гавриловна, они содержали бы частный буфет за кулисами Омской драмы и находились бы в постоянной конфронтации с господами Мигаевыми… Гавриловна пекла бы пироги да пиццу, а в свободную минуту пила бы с поварихами чай в буфете, а Евграфыч принимал бы вечерами гостей Омского театра, потчевал их за столиком в левом углу салатом из печени да жареным лососем, при случае, уже под утро, поддерживая затухающую беседу об искусстве. И обязательно рассказывал бы, как угощал Вишневскую и кормил Смоктуновского…

Если бы я была Великатовым… нет, Васильковым и хотела бы честно делать большие (но не бешеные) деньги, я предприняла бы промышленное производство водки под названием «Актерская» («ЕВГРАФЫЧ») — и она точно могла бы конкурировать со знаменитым «Ерофеичем». Может быть, со временем появилась бы и ядреная настойка «ГАВРИЛОВНА» (специально для драматических актрис). Не исключено, что со временем мы с Евграфычем и Гавриловной даже взяли бы в дело директора Омского театра Б. Мездрича и сделали бы его управляющим на нашем ликероводочном производстве. Взяли бы не потому, что там что-то… а из чистой благодарности, потому что именно он раскопал три года назад в Омске технических работников Алексея Евграфовича и Людмилу Гавриловну, давно «ушибленных» театром («С 1948 года болен. Болен!» — признается Евграфыч) и вверил их рукам, деньгам и душам закулисный буфет. К этому времени они уже твердо знали: если до сих пор место актеров было на сцене, то будет — в буфете!

Меню и цены этого буфета с домашней едой, пирогами, супами и салатами я не стану публиковать из гуманных соображений: ведь их прочтут и оценят актеры других театров России. Во-первых, им станет больно. Во-вторых, они могут ринуться в Омск (особенно если узнают, что здесь еще кормят и в кредит. Неограниченный). В-третьих, их голодные души смутятся традиционными российскими вопросами о справедливости… В Омской драме можно роскошно пообедать за три-четыре тысячи нынешних рублей (все-таки не выдержала, проболталась).

Есть от чего и отдохнуть. Как-то Евграфыч заговорщицки отвел меня в каморку при выходе из буфета. Не знаю ее функционального назначения, но мне показалось, что придумана она как место, где можно развешивать афиши. От пола до потолка по стенкам лепились афиши с прочувствованными надписями тех, кто за эти три года успел поставить что-то в Омске. «Смотри, сколько спектаклей вышло, пока мы тут, — говорил Евграфыч. — Пятнадцать! Пятнадцать спектаклей выкормили!» И это так. Я попала в Омскую драму не только в начале поста, но и в тот момент, когда труппе выплатили зарплату, не плаченную до этого два месяца. Денег не было совсем, а буфет все это время кормил огромную труппу «под запись». Мне совершенно серьезно говорили, что нормальная работа и жизнь были спасены именно Евграфычем и Гавриловной. «А где еще кормят под запись, скажи? Мне режиссер Васильев (Юру Васильева знаешь?) говорил, что он такое видел только в Париже. Но там нужно из театра выйти и улицу перейти, а у нас и переходить не нужно!»

Я не стала уточнять, как раньше шла их жизнь. Поняла, что буфет прибыли им не приносит, напротив, чтобы держать такие низкие цены, они занимаются туристским бизнесом. Там — дело, здесь — душа… «Девчонкам своим».

Теперь собираются с театром на гастроли в Германию.

«Выйду на пенсию — буду мемуары писать», — планирует Евграфыч. Полагаю, это случится не скоро, уж больно силен в нем ежедневный интерес к театру, любопытство, азарт, чувство сопричастности тому, что происходит на сцене. «Если ты, Юрьевна, завтра вместо Малой сцены пойдешь на большую, я приду, заверну тебя в брезент и перенесу на Малую. Потому что тебе надо посмотреть то, что на Малой, поверь!»

Они очень красивые люди. В пятидесятые годы могли бы стать типажами советского кино: и Евграфыч с его кудрявым чубом, и Гавриловна с ее женской статью и силой. «Не пустили меня в театр с одного хода — я с другого зашел», — проговорился Евграфыч, и я догадалась, что, конечно, в молодости он хотел стать актером, «проболел» театром всю жизнь — и вот служит ему на другом, я бы сказала, центральном по нынешним временам, месте. Экономическая ситуация к лучшему не меняется, а питаться нужно, и сегодня уж точно — «место актеров в буфете», причем в этом, омском. Потому что они занимают в нем центральное место.

Но дело не только в ценах. «Юрьевна, у нас когда Стукалов „Игрока“ репетировал (Стукалова знаешь?), он же до двух часов ночи актеров не отпускал. Стукалов мужик суровый, но я ему говорю: „Я буду к вам на репетицию в двенадцать ночи приходить и требовать перерыва на ужин. Иначе дело не пойдет“. И приходил. И делали перерыв, ели, а дальше — они снова репетировать, а я спать. А ты как думаешь? У нас музыкальный руководитель — и талантливый, и человек хороший, а здоровья-то нет, диета ему нужна. И кто же, кроме нас, об этом позаботится? Ведь все у нас происходит здесь, в буфете. Ты чувствуешь?»

Конечно, я почувствовала. И индивидуальный подход Евграфыча и Гавриловны к гастрономическим запросам труппы видела воочию. Я попала в Омскую драму началом Великого поста, и печеночный салат, а также здоровенный кусок говядины (свинины) с гарниром за полторы тысячи стал серьезной проблемой для части труппы, соблюдающей постные дни… Гавриловна была в отъезде, и потому я то и дело слышала: «Надо сказать Евграфычу. Он что, забыл, что постное нужно готовить? Опять есть нечего…» И в меню появлялись капустные пироги, пицца без мяса, дополнительные салаты-винегреты и гороховый суп…

Появились они, впрочем, только тогда, когда приехала Гавриловна. Поскольку она — главная (так говорят). Евграфыч сразу куда-то исчез с наших ужинов и вообще исчез, а красивая, «ясноокая» — сказали бы в старину — Гавриловна на мой наивный вопрос, где Алексей Евграфыч, сурово и кратко произнесла: «Отдыхает».

На «Пучину» сегодня ведро цветов отнес, «Девчонки»! Псаревой — семьдесят пять, Романенко — семьдесят, Надеждиной — семьдесят… Какой состав! И главный герой гоже неплохой, и душа у меня волнуется, но я ему говорю: «Милый, ну поднажми еще так, чтобы слезы у меня от души до глаз дошли и брызнули, чтоб я заплакал! Ну, пройди ты по мне это небольшое расстояние!» Не выжимает слез, не плачу. Хотя хороший актер, хороший, ты не подумай. У нас плохих нет вообще«.

Существуют эпизоды, которыми Евграфыч не без основания гордится особенно. Как пришел к нему Мездрич и говорит: «В Омск едет Смоктуновский. От того, как примешь, зависит, будут у нас гастроли МХАТа или нет.» Конечно, Евграфыч ощутил свою ответственность в полной мере. И не только кормил Смоктуновского так, что мхатовские гастроли состоялись, но и налил ему перед концертом, для поддержки, кофейную чашечку коньяка. Тот выпил — и «Юрьевна, ты не поверишь, полчаса на сцену не мог выйти! Публика ждет, а он не идет… Но уж как вышел и начал читать! Три часа без остановки и без запинки! Ни разу не сбился и ни слова не забыл!»

Или вот. Приходит Мездрич и говорит: «Театр едет в Москву, вы поедете тоже, нужно в Представительстве Омской области фуршет сделать для гостей спектакля». Ну, а дальше, как водится, они с Гавриловной приезжают и видят полное отсутствие условий, как то: ножей, вилок, посуды… Они — по Москве! И, конечно, нашли, накрыли, накормили, все — как полагается. В Представительстве Омской области. В Москве.

Евграфыч и Гавриловна свято уверены, что все важнейшее совершается именно здесь. И знают обо всем. Прощаясь, я услышала от Гавриловны: «Приезжайте еще» и вежливо ответила незначащее: «Ну, если позовут…» Гавриловна наклонилась ко мне через стойку и конфиденциально, но уверенно произнесла: «Позовут. Они же после обсуждения все здесь сидели, я все слышала. У нас здесь место — главное. Позовут. Так что — до встречи».

Признаюсь: я пишу об этих людях из чистой корысти. «Юрьевна! Ты у нас так „Пучину“ и не посмотрела, эх ты! Такого состава еще лет пять не будет! А ты на „Пиранделло“ пошла… Нет, „Пиранделло“ тоже хороший спектакль, но „Пучина“! Юрьевна! Я тебе следующий раз дорогу на „Пучину“ от буфета оплачиваю!» — говорил мне при нашем расставании Евграфыч. Заманчивая перспектива — впервые в жизни поехать в командировку по приглашению… буфета — и движет, естественно, моим корыстным пером…

Марина ДМИТРЕВСКАЯ
Фото В. Шевырногова