МО СКВ

В подбитом броней сарафане,
во всем неизменно права,
раскинулась левиафаном
красавица наша Москва. Столица!

Сторыла, сторожа,
стоуха, сторука, жадна,
В Европу, похоже, не вхожа,
а Африка ей не нужна.

Никто ей на свете не нужен,
сама лишь собой дорожит,
вбирая, как вязкая лужа,
что плохо стоит и лежит.

Особо не сеет, не пашет,
лениво-привычна к дарам,
на кровные ваши и наши
отгрохает грохнутый храм.

И не для спасенья, не в страхе,
не ради поклона Христу,
но выпятит крест на рубахе,
чтоб всем увидать за версту.

Цветет всероссийской малиной,
плюется разбойным свинцом,
на дочку генсека Галину
заплывшим похожа лицом…

Вот фига из желчи и стали,
что шлет тебе бывший вассал.
………………………………………………….
В Москву что-то звать перестали,
иначе б не так написал.

25.10.96.

Звезд рассыпаны горошки,
ночь черна, как антрацит,
по садовым по дорожкам
ходит дядька Суицид.

Неприметен, неприветлив,
он вершит свой давний труд:
а крепки ли, смотрит, ветви,
а глубок ли старый пруд?

Незаряжено? Зарядит.
И рукою деловой
вырвет листик из тетради
для записки роковой.

Пригорюнится, присядет
на крылечко ли, пенек.
Вспыхнет спичка.
Темный садик, папиросы огонек.

Где-то закричит гармошка
от удара по ладам…
Он уйдет своей дорожкой
по другим бродить садам.

15.09.96.

Вновь расцветают яблони и груши,
и над рекой туманы в час ночной,
но у Отчизны золотой нарушен
баланс ее кислотно-щелочной.
Салютно-трудовое равновесье,
почти обилье сказочной еды,
но пребывают города и веси
в тяжелом ожидании беды.
И новый дух ширяет по просторам,
малютный и валютно-сволочной,
и оползень заваливает горы,
и ряска затмевает зрак речной,
и кровью заплывает поднебесье…
Но места жизни не переменить.
Нарушено,— реку я,— равновесье,
порвалась дней связующая нить!
Зачем же он по-прежнему приятен, сей,
стелющийся из трубы печной,
дым Родины, когда нарушен, братья,
баланс ее кислотно-щелочной?

22.10.96.

Свой бег завершая, итоги
подводит двадцатый наш век…
По шпалам железной дороги
красивый идет человек.

Вглядись, и покажется странным
виденье, но это не сон.
Да! Это Каренина Анна —
прическа и платья фасон,
и очи, как темные грозы,
изящные руки… Постой!
Ее же убил паровозом
безжалостный киллер Толстой!

Не вышло! За годы в привычку
вошло все идти и идти.
И хоть бы одну электричку
она повстречала в пути!

Куда там курьерский, дрезина—
и то не остаться в живых!
Вокруг лишь качанье озимых
да радостный шум яровых.

То солнце на рельсах, то иней,
шаги героини легки…
Не знает она, что вдоль линий
летят телефонов звонки!

И мудрый, как Тэтчер, диспетчер
тяжелую трубку берет,
путей дальновидный разметчик
пускает составы в обход!

С тобою сразиться готовы,
недобрый писатель Толстой!
«Товарный до Брянска? К Ростову!
Почтовый в Саранск? На шестой!»

Здесь точность нужна без пристрелки,
нельзя и в безделке спороть!
Веселые крутятся стрелки,
грохочет железная плоть.

А вечную Анну беспечно
ведет и ведет колея,
она даже слова «диспетчер»
не знает. Да Бог ей судья…

Хозяин железной дороги
бессменно стоит на часах:
«У ней же мальчишка, Серега…» —
И прячет улыбку в усах.

16.09.96.

Лунных лучиков булавки
протыкают небосвод.
Из реки всплывают мавки,
мавки водят хоровод.

Что таят? О чем мечтают?
Средь полнощной темноты
груди белые сияют,
плещут мощные хвосты.

Чают путника привадить
красотою неземной
и на дно его спровадить,
где их дядька — Водяной.

Все девчата как девчата,
дочки матушки реки..,
Но одна из них — мохната!
В пасти белые клыки!

Как волшебная ошибка,
непостижная уму,
полусучка-полурыбка
легендарная Муму!

Миг, когда большие руки
над водой разжал немой,
миг со всем земным разлуки,
встречи миг с холодной тьмой

все ей помнится.. Все мнится
страшный жест хозяйских рук…
И она не веселиться
средь играющих подруг.

Но когда, призывным лаем
оглашая сонный плес,
от желанья изнывая,
к камышам приходит пес,

враз она преобразится
в страсть саму, любовь саму,
к Дон Полкану устремится
грациозная Муму.

Заискрится звездной влагой,
гибкой змейкой потечет…
И, конечно, бедолагу
в мутный омут увлечет.

Доберманы, таксы, шпицы —
сколько сгинуло их тут!
(Всех русалки-озорницы
б у л ь — терьерами зовут.)
Мертв лохматый Казанова.
Так и в наш гуманный строй
эхо рабства крепостного
отзывается порой.

21.09.96.