Наверное, незамеченная в суете многочисленных родственников, над колыбелью новорожденной склонилась вечно юная Фортуна, и беспечной улыбкой божества дарована была девочке счастливая жизнь.

Четыре дочери появились на свет в семье знаменитых артистов В. М. Самойлова и С. В. Черниковой-Самойловой вслед за первенцем — Василием. Любовь, Мария, Надежда, Вера. Четыре судьбы.

Старшей сестре, Любови, не суждено было выйти на сцену: помешала неподходящая для артистической карьеры внешность. Обладая тонким вкусом и художественным чутьем, Любовь стала чем-то вроде домашнего театрального педагога младших сестер, их безвестной верной помощницей.

Хорошенькая Мария блистала на сцене менее десяти лет и, выйдя замуж, стала затворницей в роскошном доме богатого и ревнивого мужа, купца Загибенина. После его смерти Мария Васильевна за полгода потеряла полумиллионное состояние, пережила смерть дочери и зятя. Оставшись одна с внучкой и правнуками, зарабатывала на жизнь вышиванием.

Самая младшая, Вера, провела на сцене около двенадцати лет и покинула театр, став женой офицера. Долгие годы семейной жизни (тоже роскошной в начале и очень скромной в конце) она испытывала беспокойную, неутоленную жажду сценической деятельности. Редкие благотворительные концерты и частные уроки не могли заменить напряженного ежедневного творчества на сцене.

Надежда же сумела быть счастливою во всем. Радостное детство, радостное начало самостоятельной жизни, когда исполнилось первое серьезное желание — ее приняли в театр. Немедленное признание критикой и зрителями. Двадцать лет шумного успеха. Спокойное прощание с театром. Счастливое замужество, небогатая, но очень обеспеченная семья, веселое, деятельное житье в кругу многочисленных друзей и почитателей. Идиллически-спокойная старость в светлом гатчинском домике. Семьдесят восемь лет жизни доставили Надежде Васильевне решительно все удовольствия, которые может пожелать себе женщина-актриса. Ей повезло во всем, начиная от окружавших ее людей и заканчивая временем, театральным вкусом той эпохи. Для репертуара 40-х — 50-х годов XIX столетия талант Надежды Самойловой был бесценным подарком. Для нее же репертуар стал уникальной возможностью блеснуть каждой черточкой дарования и стать кумиром публики.

Музыка и пение, увлекавшие Надежду Самойлову с детства, модные танцы, доставлявшие ей наслаждение, задорные маскировки и переодевания, легко дававшаяся имитация — все это стало ее работой, работой-игрой, работой-радостью. За двадцать лет на сцене Надежда Васильевна отдала театру все силы и талант без остатка — но разве она сама не желала этого? «Надежда ворвалась в театр с какой-то ненасытной жадностью и ушла из него, как от тяжелого труда, с которым рада развязаться.

— В мой прощальный бенефис <…> я не знала, как дождаться конца спектакля. Ни овации, ни исполнение — ничто меня не тешило. Когда кончился спектакль, я с удовольствием ушла из театра; передо мной как бы занавес опустился навсегда. Я словно перегорела»*.

*Крылов В. А. Сестры Самойловы: Из театральных воспомина¬ний // Исторический вестник. —1888. — янв.-февр. — С. 140 (Эта статья — единственная попытка собрать услышанные и прочитанные факты биографии Надежды и Веры.)

Актриса принадлежит одному времени, одним ролям, одной теме, совершенна в своем роде. Для Н. В. Самойловой идеальными ролями были юные, лукавые и звонкоголосые особы. Ей не пришлось долгие годы ожидать заветных ролей. С первых же минут на сцене она обрела свою стихию и ушла, когда эта стихия стала вчерашним днем театра. Кроме театра, много радостей еще ожидало ее в жизни. Она не пожелала удерживаться на сцене во что бы то ни стало, занимая чужое, не свое место. Не пожелала на сцене ожидать забвения, отстав от театрального времени, простившись с молодостью — непременным условием ее любимых ролей.

Н. В. Самойлова в роли Кеттли.
Литография из архива СПб музея театрального и музыкального искусства.
Фоторепродукция В. Красикова

Выросшая в большом веселом доме, в гаме птичьего щебета и детской беготни (четыре дочки и три сына подрастали у почтенной актерской четы), Надежда была бойкой, здоровой и поразительно музыкальной, в отличие от болезненной и тихой «плакучей ивы» Веры. С детства девочка мечтала о сцене, твердо уверенная в своем театральном будущем. Надежда окончила пансион, прекрасно читала стихи и пела. Девочку хотели серьезно готовить в оперу, но ей не терпелось поскорее выйти на сцену, хотя бы раз. «Ей было всего шестнадцать лет, когда, имея в виду бенефис ее матери, ей дали в руки роль в пьесе „Матушкина дочка“* и сказали: „Выучи роль, никого не спрашивая, как сумеешь“. Жадно схватилась девочка за ученье. Через несколько дней отец, мать и старшая сестра Любовь Васильевна — все торжественно засели в гостиную. Любовь Васильевна читала по книжке реплики, Надежда исполняла свою роль»**. Взрослые решили: можно попробовать. Еще целый месяц Надежда проходила роль с Любовью Васильевной, то дома, то, чтобы привыкнуть к сцене, ранним утром в Большом театре, где выступал ее знаменитый отец. Наконец дебют был назначен. 31 августа 1838 года, в бенефис своей матери, Надежда Васильевна впервые вышла на Александринскую сцену.

*Водевиль в 2 д. П. И. Григорьева «Матушкина дочка, или Суматоха на даче».

**Крылов В. А. Сестры Самойловы: Из театральных воспоминаний // Исторический вестник. —1888. — янв.-февр. — С. 121–156.

Три пьесы бенефиса прошли незамеченными, но «Матушкина дочка» с «девицей Самойловой» была встречена одобрительно. Четыре вызова за пьесу — неплохо для молоденькой дебютантки. Рецензенты великодушно прощают ей смущение, «неразлучное с первым появлением перед партером», и отмечают лишь положительные моменты: «Голос новой дебютантки обширен, чист, звучен; она может, со временем, занять блистательное место между оперными артистами. Лицо у ней сценическое: черты резкие, черные глаза очень выразительны, талия стройная. Если она останется на сцене, Александринский театр получит значительное приобретение. Г-жа Асенкова не может играть одна всех ролей. Девица Самойлова вовсе не похожа на г-жу Асенкову по роду характера: в первой преобладает французская вертлявость и живость, а во второй — немецкое простодушие и наивность. Роли будут разделяться между ними с величайшими удобствами, сами собою»*. О поступлении в театр говорилось как о деле почти решенном — так удачен дебют. И через месяц Самойловы получили запрос директора императорских театров А. М. Гедеонова о поступлении на сцену Надежды Самойловой. Согласие родителей, вызванное энтузиазмом дочери и практическими соображениями, положило конец планам оперной карьеры.

*Александринский театр. Бенефис г-жи Самойловой // Север¬ная пчела. —1838. — 14 сент. — № 206.

По-прежнему в газетах печатались восторженные рецензии об Асенковой, но с 1839 года все чаще хвалили и семнадцатилетнюю Самойлову. В водевиле П. И. Григорьева «Заемный муж, или Затейница вдова» Н. Самойлова (пока еще Самойлова-2, после матери) «пела итальянскую арию превосходно и играла так ловко, умно и мило, что, право, трудно поверить, чтоб она была только два месяца на сцене»*. Самойловой так удаются маленькие рольки, что журналист не сомневается: «В значительной роли она очарует каждого зрителя со вкусом и любовью к искусству»**. Порой критики подмечают небольшие недочеты в отдельных ролях, вполне оправдывая их неопытностью актрисы. А опыт накапливается быстро: за сезон 1839/40 годов Н. Самойлова сыграла 43 роли! Сравнивая игру Н. Самойловой и В. Асенковой, критики уже не всегда признают Асенкову победительницей: «В роли Сусанны мы видели двух артисток-соперниц — г-ж Асенкову и Самойлову-2. В первом акте пьесы победу унесла г-жа Асенкова своей оживленной, наивной мимикой; во втором пальма первенства принадлежит г-же Самойловой, которая веселостью, умною, скромною игрою и непритязательностью восхищала зрителей»***. Определилось место Н. Самойловой в труппе — «она заняла амплуа первых любовниц в водевиле и успела в самое короткое время сделаться любимицею публики»****. К этому времени относится один из сохранившихся портретов актрисы — с розами в черных волосах. Плотно сжатые губы, крупный нос, трезвый внимательный взгляд больших темных глаз под длинными дугами бровей. Черты лица слишком крупные и резкие, чтобы ее можно было назвать хорошенькой. Похоже, что А. И. Шуберт довольно точно описала актрису: «Черты ее лица были очень некрасивы, но это скоро забывалось — так много в ней было огня, прекрасные глаза и восхитительный голос»*****.

*Кони Ф. А. Бенефис г-на Брянского (Алекс. театр) // Северная пчела. — 1838. — 16 янв. — № 12.

**Бенефис П. Григорьева (Алекс. театр) // Северная пчела. —1839. — 5 мая. — № 98.

***Кони Ф. А. Алекс. театр // Северная пчела. —1840. — 17 февр.— № 39.

****Зотов P. M. Хроника Петерб. театра // Репертуар русского театра. —1840. —Ч. 2. —С. 42–43.

*****Шуберт А. И. Моя жизнь. — СПб., 1913. — С. 37.

Надежда Самойлова обладала замечательной способностью ко всякого рода имитациям и подражаниям, как, впрочем, многие представители этой актерской династии. В начале 40-х годов эта ее способность нашла блестящее применение: стали модными водевили с переодеванием. «П. С. Федоров и П. И. Григорьев смастерили две пьески с переодеванием: „Хочу быть актрисой“ и „М. А. Губкин“ — ради оказавшейся у Самойловых (Василия Васильевича и Надежды Васильевны) необычайной способности гримироваться и копировать семинаристов, жидов, цыган, греков и прочие типы»*. Самойлова с равным успехом играет и семнадцатилетнюю девушку и ветхую старушонку. Все чаще и чаще она берется за мужские роли.

*Вольф А. И. Хроника Петерб. императ. театров. — СПб., 1877.— С. 86.

После ранней смерти Асенковой Н. Самойлова стала незаменимой. «Теперь вся наша надежда на юную артистку Н. В. Самойлову»*. К ней перешли многие роли Варвары Николаевны. «Она играет и в драмах, и в комедиях, и в водевилях; ловкая, умная актриса, <…> она в прошедшем году (1841 г.) приобрела себе целый ряд успехов, где игрой, где пением, а где и танцами»**. Танцы приносят ей огромный успех в сезоне 1844/45 годов, который, по словам А. И. Вольфа, «отличался плясовым характером». Петербуржцы без ума от польки и от вальсов господина Кажинского. Влюбленная в вальсы Кажинского, Самойлова сама начинает сочинять вальсы, и весьма успешно.

*Соврем, хроника русского театра // Репертуар русского теат¬ра. —1841. —Т. 1. —Кн. V. —С. 30.

**Репертуар. Театр. Хроника // Репертуар русского и пантеон всех европейских театров. —1842. —Кн. 1. —С. 43.

Конечно, не одни только танцы занимали петербуржцев. В 1844 году Петербург аплодирует московскому гостю М. С. Щепкину и его очаровательной петербургской партнерше Надежде Самойловой. А в следующем году Надежда Самойлова приезжает на гастроли в Москву, чтобы новыми успехами подтвердить свое звание королевы водевильной сцены.

Репертуар Надежды Самойловой необычайно разнообразен: от живых картин и концертов до драмы в пяти действиях («Материнское благословение», пер. с франц. Н. А. Перепельского) и настоящей оперы («Дочь полка» Доницетти). Оперу «Дочь полка» Н. Самойлова сама выбрала для своего бенефиса, не боясь сравнения с итальянской примадонной г-жой Маррой (опера только что прошла на итальянской сцене). Решительно все рецензенты признали, что Самойлова и спела, и сыграла свою роль лучше, чем ее соперница-итальянка. Оставалось только пожалеть, что прелестное сопрано Надежды Васильевны отдано не русской опере, а водевилю.

Н. В. Самойлова.
Литография В. Погонкина. 1840 г.
Фоторепродукция В. Красиков

Ролей Н. Самойлова играет множество, больше, чем любая актриса Александринской труппы, из актеров уступает обычно лишь Мартынову и Григорьеву-1. В конце 1840-х годов ее репертуар составляет примерно 50 ролей в год (около 20 — новые), 120–150 спектаклей в год идут с ее участием. Она получает очень большое (для актера русской труппы) жалованье — 1142 рубля серебром в год и сверх этого поспектакльные за всякое сыгранное в казну представление — 13–15 рублей. Согласно контракту, Дирекция доставляла актрисе характерные костюмы, а городской гардероб актриса содержала сама. О костюмах Надежды и Веры заботилась Любовь Васильевна, и благодаря ей туалеты сестер были образцами изящества и вкуса.

Жили сестры очень скромно и уединенно, почти никого не принимая, все силы и все время отдавая работе. Своих будущих мужей и Вера, и Надежда встретили в открытом и гостеприимном доме своего брата, В. В. Самойлова. В 1848 году Надежда стала женой гвардейского офицера Макшеева, по такому случаю спешно подавшего в отставку и перешедшего на гражданскую службу в министерстве внутренних дел. Он быстро занял хорошее положение на службе, легко вошел в круг театральных интересов Надежды Васильевны. Дом в Кузнечном переулке стал свидетелем деятельной и радостной жизни супругов. Петербургским театралам оставалось лишь благодарить провидение за то, что чуть раньше Надежда Самойлова не стала женой богатого помещика (вернее, водевилиста и сына богатого помещика) Н. А. Коровкина (уже готовую свадьбу расстроил отец жениха — человек строгих правил, которому не пришлась по душе профессия невесты). Будущей супруге Коровкина предстояло играть в частном коровкинском театре, который жених обещал выстроить для нее в глухой степи. На десять лет раньше покинула бы Надежда Самойлова императорскую сцену, где играли ее постоянные партнеры и друзья — А. Е. Мартынов, М. Максимов, П. И. Григорьев, где рукоплескала ей публика и удостаивал своим вниманием и расположением высочайший театрал империи — государь Николай Павлович.

1850 год вписан в биографию Надежды Самойловой золотыми буквами небывалого триумфа. 18 января в свой бенефис она сыграла в двух новых пьесах Н. И. Куликова, написанных специально для нее, — «Бедовой девушке» и «Цыганке». Эти роли, наряду с «Кеттли» и Матушкиной дочкой«, стали ее коронными ролями. В «Бедовой девушке» она была воспитанной в Петербурге восемнадцатилетней проказницей Катенькой, которая ловко устраивает собственное замужество с любимым человеком, притворством и хитростями заставив старого богача отказаться от притязаний на ее руку. Лучшей роли для Н. Самойловой не придумать. «Воображение не может представить ничего совершеннее, как слияние этой наивности с хитростью, т. е. двух противоположностей, образующих особый характер, созданный Надеждою Васильевною»*. В «Бедовой девушке» артистка исполнила прославивший ее номер — арию попурри, в которой она блестяще представила первых артистов петербургских театров — Гризи, Марио, Фрецолини, Плесси, Вольнис, Эльслер. Ловкость имитации была выше всяких похвал.

*Булгарии Ф. В. Заметки, выписки и корреспонденция Ф. Б. // Северная пчела. —1850. —22 февр. —№ 45.

В «Цыганке» Н. Самойлова исполнила роль очаровательной молодой цыганки, вышедшей замуж за русского барина Горского. Она завлекает старых волокит и картежников притворной благосклонностью, а потом разоблачает перед мужем их карточные мошенничества. Олинька — Самойлова окончательно покоряла сердца, когда пела с цыганским хором.

Обе пьесы были приняты удивительно. Счастливый автор, Н. И. Куликов, рассказывал в письме: «Вчера шло „повторение“ бенефиса Н. В. Самойловой-Макшеевой и, несмотря что это повторение шло в 12-й раз, театр все-таки был полон, как и каждое представление оных пьес, а в бенефис она собрала больше 2000 серебром. <…> Государь император подарил фермуар в 1000 рублей серебром. Бенефициантка вышивает мне в подарок огромный ковер. Так как я отказался от всякой благодарности, но она хочет и меня подарить трудами рук своих, от чего я, конечно, не откажусь»*.

*Куликов Н И. Дневник режиссера. Из записок Н. И. Куликова, бывшего режиссера Императорского Александринского театра и драматического писателя // Библиотека театра и искусства. —1913.—Кн. 3. —С. 17.

Сестры Самойловы, любимицы публики, заслужили праздник, который и устроили благодарные зрители 4 марта, на Масленице. Вера играла в драме «Окно во втором этаже», Надежда — в "Бедовой девушке«.Обе они получили венки и золотые браслеты с вензелевыми именами артисток из алмазов. Для такого подарка была сделана подписка с участием высоких особ: графа Воронцова-Дашкова, графа Орлова-Давыдова, графа Строганова, князя Щербатова, князя Урусова, княгини Голицыной, множества офицеров, обер-секретарей сената и проч. Каждый браслет стоил около 2000 рублей. Когда по ходу пьесы «Дядюшка в хлопотах» (перевод с французского Надежды Самойловой) В. В. Самойлов вышел на сцену с обеими сестрами, «они были приветствованы громом рукоплесканий, и из оркестра каждой сестре поданы были букеты в богатых портбуке с алмазными кольцами». А. М. Максимов прочел стихотворение графа В. А. Соллогуба, посвященное сестрам:

Алмаз и жемчуг русской сцены!
Благодарим вас всей душой,
Что вы возвысили собой
Значенье русской Мельпомены…*

*«Окно во втором этаже» — драма в 3 д. Ю. Коженевского. Переделка драмы Э. Скриба «Une faute».

«Это было такое торжество на русской сцене, какого никогда еще не бывало»*. Путь сестер в тот день был в прямом смысле усыпан розами: «Когда после окончания спектакля даровитые сестры возвратились каждая в свое жилище, они вошли по лестнице и в комнаты, убранные самыми дорогими живыми цветами»**.

*Куликов Н. И. Дневник режиссера. Из записок Н. И. Куликова, бывшего режиссера Императорского Александринского театра и драматического писателя // Библиотека театра и искусства. —1913. —Кн. 3. —С.19.

**Булгарин Ф. В. Заметки, выписки и корреспонденция Ф. Б. // Северная пчела. —1850. —8 марта. —№ 55.

Чем бы ни занималась Надежда Самойлова — играла ли, пела ли, танцевала ли, сочиняла ли вальсы, в ответ раздавались похвалы и аплодисменты, летели цветы. Она делала все для современности, желая успеха сейчас и немедля, и успех всегда был к ее услугам. Она не делала ничего для будущего, ничего, что могло бы сохраниться в веках, и будущее от нее отвернулось. Любимица минувшего времени, забытая временем наступающим, властительница сердец, но не умов и не людской памяти — Надежда Васильевна Самойлова.