Познакомился я с Марией Ивановной Бабановой вовсе не в театре.

Детство и юность мои в значительной мере проходили в семье гимназического товарища отца, профессора-теплотехника Георгия Федоровича Кнорре.

Я рос с его детьми, а их было семеро, все красивые и талантливые люди. Позднее они стали академиками, членкорами, докторами и кандидатами разных наук, просто гуманитариями. Три сестры Кнорре, Ксения, Глафира и Марианна Георгиевны, будучи весьма привлекательными женщинами, будоражили мужское воображение в Ленинграде, а потом и в Москве.

В столице жил брат Георгия Федоровича Федор Федорович Кнорре, известный писатель. Его женой одно время была Бабанова. В те годы и произошло наше знакомство. Я был тогда настолько моложе Марии Ивановны, что поначалу она серьезно ко мне, конечно, не относилась. То время было расцветом ее славы. Я же, оканчивая в Москве ГИТИС им. Луначарского, смотрел все спектакли с ее участием — увы, их имелось совсем немного.

В ноябре 1995 года Бабановой исполнилось бы 95 лет. Зная ее, представить это себе немыслимо. Она не понимала старости, не принимала ее, не могла играть возрастных ролей, не умела найти себе места в кругу возрастных проблем жизни. Так началась и нарастала ее творческая драма.

…Второй и, увы, заключительный период наших отношений начался значительно позже, в конце 50-х годов. А переписка, как ни странно, зародилась, когда Мария Ивановна находилась как раз в Ленинграде и жила в гостинице «Европейская», в нескольких километрах от нашего дома. Моя жена, артистка Марина Ракова, естественно вошла в круг нашей сердечной дружбы. Перечитывая сегодня письма Бабановой, с горечью и острым состраданием воспринимаешь главную тему ее откровенных признаний: горькое чувство одиночества, ранимость от несправедливости судьбы и людей, особенно людей, горячую жажду найти в ком-либо хотя бы слабый отклик своим переживаниям. Наверное, поэтому вполне нормальные и естественные проявления нашей симпатии, живого участия, восхищения ею и ее огромным талантом Мария Ивановна воспринимала как некое небывалое благодеяние и благодарила за них так горячо и взволнованно, как будто мы с женой и в самом деле могли внести в ее жизнь какую-то спасительную светлую струю. Драма артистки видна в этих письмах, хотя и утоплена в чисто личностных эпизодах.

Творческие проблемы сквозят во всех ее письмах ко мне, кроме, разве что, самого первого. Оно занимает особое место в нашей переписке, открывает ее страстным, взволнованным аккордом. И смысл его, разумеется, не в непомерно восхищенных словах в наш адрес, ради них не стоило бы публиковать такое письмо, сколько в том, что сквозь розовую завесу восклицаний, признательности, горячности видна сама Бабанова искренняя, несчастливая женщина, для которой любой пустяк, если он касался ее со знаком плюс, казался великим приобретением, даже вспышкой счастья…

Это первое письмо нуждается в пояснении.

Мария Ивановна приехала тогда, зимой 1956-1957-го годов, в Ленинград и поселилась в гостинице «Европейская». И вот вскоре после Нового года Мария Ивановна позвонила нам с волнующим сообщением: в Ленинград впервые приехал со своим концертом Ив Монтан! У нее имеются два билета во втором ряду партера!! И она приглашает одного из нас пойти вместе с нею!!!

Жена проявила великодушие и убедила сопровождать Марию Ивановну меня.

Бабанова предупредила:

Юрочка, имейте в виду, я человек очень беспокойный и выхожу в театр за полтора часа до начала, если иду смотреть спектакль, и за три, если играю. Так что, пожалуйста, приезжайте за мной на такси за полтора часа, я буду стоять в вестибюле гостиницы. Не заставляйте меня волноваться!.

Про себя я подумал: от гостиницы до Дворца культуры промкооперации, где был назначен концерт, езды максимум десять минут. Что мы будем делать в пустом зале больше часа?. Но, конечно, возражать не посмел.

Из дома я вышел вовремя и пошел на стоянку такси. И вдруг острая боль согнула меня пополам. Не мог, что называется, ни вздохнуть, ни охнуть. Боль не проходила. И когда подошла машина, поехал в ближайшую поликлинику. Там определили почечную колику, сделала обезболивающий укол, предложили немедленно лечь в стационар. Я решительно отказался.

Был субботний вечер, театральное время. Когда я наконец подъехал к гостинице, портье и швейцар сообщили мне, что Бабанова долго стояла, ждала, потом заплакала (!!!) и уехала.

В ужасе помчался я к Дворцу культуры. Времени еще оставалось достаточно, и я надеялся, что на контроле найду билет со своей фамилией. Но здание было оцеплено двойным кольцом милиции (приезд Монтана стал сенсацией), и прорваться сквозь него, да ещё в моем физическом состоянии, не удалось. Домой я вернулся убитым, воображая себе во втором ряду одинокую фигурку Марии Ивановны, пустое кресло рядом и ее настроение, какое вряд ли давало ей возможность с ее-то характером! радостно воспринимать французского шансонье.

И тогда мы с Мариной написали Марии Ивановне письмо, каждый от себя. Утром я отправился в гостиницу с таким расчетом, чтобы Мария Ивановна уже ушла на репетицию. К проникновенным монологам мы приложили какие-то таблетки и порошки от простуды — она просила их достать.

И замерли в ожидании, что же будет дальше.

А дальше пришло первое из публикуемых писем. В нескольких местах оригинала чернила размыты: сюда капали слезинки…

Европейская гостиница, № 324

12 часов пополуночи

Дорогие мои

ненормальные, сумасшедшие и замечательные Марина и Юра —

простите, что так называю вас, но мой возраст, а главное, мое отношение к вам обоим заставляет меня так сейчас вас назвать.

Пришла из театра и получила ваши дорогие мне письма и порошки.

Тронута до слез. А письма просто довели до состояния, которого я очень давно не испытывала.

Господи, какое счастье знать, что бывают такие люди на свете, значит, стоить жить! Право, я впадаю даже в несвойственную мне сентиментальность, до того довели вы меня оба.

Если хотите знать, то я счастлива, что был вчерашний злосчастный день, и нисколько не жалею о своих нервишках, они уже получили такую компенсацию сегодняшними письмами.

Все хорошо, когда главное хорошо, все не страшно, когда люди есть, настоящие люди — ведь это самое нужное сейчас, и не скрою, это одно из самых больных моих мест.

Поэтому, когда я встречаю таких, как вы, испытываю чувство благодарности к жизни и чувство обретения чего-то, что я считала безвозвратно потерянным.

Я очень изверилась в людях и очень от этого страдаю.

Спасибо вам, мои дорогие, мои родные теперь, что вы оказались способными за такие короткие встречи так мне много дать тепла и радости.

Буду надеяться и ждать, что мы все же встретимся, и посидим, и отведем душу, и вы согреете меня, замороженную и ожесточенную. Спасибо вам бесконечное. Обнимаю вас обоих.

Выздоравливайте же и дайте о себе знать, когда у вас все будет в порядке. Да? Да!

Ваша М. Бабанова

8. 1, 1957

4. 2,1958

Дорогие мои Марина и Юра —

бесконечно рада была получить от вас весточку. Рада, что помните, рада, счастлива, что у вас «новая жизнь», очень понимаю эту радость и ужасно радуюсь вместе с вами, дорогие дети. Что касается «моих успехов», то все это крайне преувеличено, и я спешу вас ввести в верный курс дела.

«От хорошей жизни» не возьмешься за роль Бережковой, сами понимаете. Кроме того, что мне ее предложили через 1/2 месяца после начала работ, когда оставался последний этап планировки на сцене. Повторяю, все только от отчаяния, ибо не могу просто дышать, если ничего не делаю. Шла, как на эшафот, 70 лет, характерная старуха, не знаю и не умею ничего этого. Кстати, так и не играю ни возраста, ничего, просто, как ряженая, надела парик белый и очки и не потрудилась даже загримироваться.

Все преувеличено «друзьями» и необъективными лицами. Особенно отличается этим Полина Мелкова. Все отбросьте, дорогие, и не «мечтайте» о приезде нашего театра в Ленинград — ошибаетесь, кстати, театр и не собирается к вам пока.

Спектакль имеет «нездоровый ажиотаж» по известной вам причине: на копейку правды о театре и на гривенник юмора в мужских отрицательных ролях, нет, в них, м. б., и побольше, чем на гривенник, но все это от бедности не больше.

Роль, конечно, не утоляет никак жажды и голода по работе. Её ищу, но не нахожу. Режиссура пугает, и почему-то не хочется, нет сил на это громоздкое дело, а ролей, сама не знаю, каких и искать. Старых не умею, молодых не имею права — одно горе. Впрочем, об этом не стоит и говорить.

Мне очень было хорошо, когда я читала ваши строчки и видела ваши симпатичные и умные и милые лица, рада, что вам хорошо живется вместе. Дай Бог, чтобы это было так всегда. Еще желаю здоровья и денег, побольше денег, остальное все у вас есть.

Когда будет готова моя рожа в кресле, вышлю, чтобы вы поняли меня лучше.

Крепко вас обоих обнимаю.

Ваша М. Бабанова

P. S. А где эта улица, где этот дом? Красная конница? Я не знаю.

Примечания:

«Новая жизнь» — выражение относится к нашему очередному квартирному обмену.

Роль Бережковой — водевильная роль актрисы в комедии-водевиле Д. Б. Угрюмова «Кресло № 16».

Полина Мелкова — П. В. Мелкова (1911-1985) переводчик; у нее в доме Бабанова иногда останавливалась.

Красная конница название улицы, на которой мы тогда поселились.

26. 12,1958

Дорогой Юрочка —

бесконечно тронута Вашим письмом. Думала, что уже забыта. Впрочем, теперь все такие вещи становятся естественными, таково бурное течение нашей жизни.

Очень благодарна за Ваш очерк. Сама себя уже причислила к тем, кто более не существует (да и существовал ли когда?). Работы нет, поэтому нет ни радости, ни жизни.

Предстоит японская пьеса с «главной ролью» от 17 до 57 лет включительно, отказ не принимают — придётся еще раз опозориться, впрочем, что терять? С января, кажется, начнем. Пьеса слабоватая, да еще «тот» фольклор! Не знаешь, как они двигаются, говорят и думают и что думают?

Вот и все в моей так называемой жизни.

Что делает Мариночка? Она ведь такая неугомонная и деятельная, почему о ней ничего не написали.

Надеюсь все же, что хоть в Вашей жизни есть светлые минутки, а это уже много.

Ваше письмо доставило мне именно такую же светлую но, увы, минуту. Вы пишете о своих «паршивых» делах. А у кого они не паршивые? Позвольте Вас спросить? Впрочем, исключения есть, но… не всегда захочешь быть на их месте. Будьте тем, кем Вы есть, это не так мало и надо быть благодарным жизни за то, что она сделала Вас не бездарным прохвостом, а умницей с живым и чутким сердцем.

Очень вас люблю обоих, еще раз благодарю за все и крепко обоих обнимаю.

В Ленинград театр собирается приехать в марте тогда е. б. ж., как говорил Толстой (если буду жив), увидимся непременно.

Ваша М. Бабанова

13. 4,1959

Дорогой Юрочка —

очень благодарна за письмо и за статью, но… найти № 3 журнала «Театр» так мне и не удалось. М. б., у Вас найдется лишний экземпляр, мне мог бы привезти Головашенко, кот. должен приехать в Москву, или Вы сами, если будете здесь. Мне даже не удалось ее прочитать, правда, это в связи с напряженным фазисом работы над мучительно трудной японской пьесой. Она претендует на психологизм, но состряпана не очень умело, хотя и не совсем безнадежна. Заел «фольклор», кот. неведом и абсолютно противоположен российскому. Мне особенно. Я только теперь поняла, насколько я «русская», раньше как-то об этом не думалось. Не все ли равно? Никогда не придавала значения национальности, но, видимо, все мы только люди своей земли до некоторой степени. В общем и целом трудно, очень много нагрузки, и режиссерской и актерской, нет ниоткуда помощи и предвижу «финал», деваться от него некуда. Вот и «все о себе».

Как здоровье Мариночки? Бедняжка, надо же такое? Надеюсь, хоть теперь-то все в порядке? А Вы как, ничего? Примите мою неизменную симпатию и уважение и благодарность и все, что есть хорошего на свете.

Ваша М. Бабанова

Примечания:

Речь идет о моей статье «Театр без билетов», посвященной работе некоторых актеров на радио; говорилось там и о Бабановой.

30. 4,1960

Дорогие Марина и Юра!

Спасибо вам за редкое, дорогое письмо. Оно пришло без меня, я была на гастролях в г. Горьком с японской пьесой, вернулась 20-го и только сегодня встала с постели, провалявшись 10 дней с воспалением желчного пузыря (Pardon!).

Дети! О чем вы пишете? О Соловье и Розе! Боже, да когда это было?

В позапрошлом веке! Правда, я не могу похвастаться большим количеством работ, даже и на радио, но все-таки после этого было что-то. Читали ли вы рассказы английской писательницы Кэтрин Мэнсфилд? Мне посчастливилось читать по радио один ее рассказ «Чашка чаю», вторично он будет передаваться после 10-го, вероятно, но пусть Марина найдет этот сборник и, м. б., ей тоже что-нибудь для себя понравится? Сейчас готовлю Андерсена «Гадкий утенок» и, м. б., еще один американский рассказ Паркер. Но еще не наверное, а раз написала, значит, наверное не выйдет.

В театре нет ничего. Арбузов заполнил все и вся свой «Иркутской историей». Пьес нет. Ролей тоже. Здоровья тоже, настроение хр… фр… и бр…

Ну вот и все о себе. Немного? Но вы и этого о себе не написали, как будто мне интересно читать о себе! Я достаточно сама себе надоела за то количество лет, кот. я провела на этой планете. Надеюсь, что у вас поменьше «холеры», чем у меня. В Ленинград театр, к великому огорчению, не собирается из-за юбилея Охлопкова. Театр июнь и май в Москве, июль в Свердловске, август в Перми, сентябрь в братской могиле (отпуск!).

Врачи гонят в Карловы Вары, лечить печенку, не знаю, выйдет или нет. Спасибо, Юрочка, за тонкую и приятную рецензию, я знала, что Вы и добрый и умный у нас, и еще раз убедилась в этом. Марину также благодарю за милую приписку, обоих вас обнимаю и еще раз благодарю.

Ваша М. Бабанова

Москва, 30 апреля 1960 года.

9. 3,1961

Дорогой Юрочка —

очень благодарю за Ваше письмо и за то, что в нем написано.

С оценкой, правда, согласиться не могу. Какая-то петрушка происходит в окружающем нас мире. Почему меня до сих пор держат на детях и мальчиках, и все, что мне хочется читать, отвергается почти всегда. Были изумительные вещи английской писательницы Мэнсфилд, Дороти Паркер, и все «не подходит». Грустно, дорогой, очень грустно и обидно.

Записала на пластинку сказку Андерсена «Гадкий утенок», но не скажу, чтобы очень хотелось, это «их предложение», но придется принять, ибо все-таки Андерсен и все-таки работа. Сейчас работаю над двумя пустяковыми сказочками. Я поискала и ее запишу на пластинку, старый свой рассказ Д’Амичиса, опять же о мальчике. Доколе, Господи!

А что читает Марина? Я тоже полюбила чтение, но, конечно, не с эстрады.

Театр обещает поставить «Мать» Чапека, но, во-первых, это не моя роль, и я боюсь не без оснований, а, во-вторых, м. б., и не поставят. Как «барин» рассудит. А он в очень плохом настроении, не получив премии, на кот. рассчитывал. Горе нашим честолюбцам! Хорошо вообще не иметь этого качества, здоровее будешь.

Надеюсь, что Ваша жизнь усыпана розами без особенных шипов, и от души желаю оных не иметь совсем, а розы всем желательны.

Еще раз спасибо. Привет Мариночке.

Ваша М. Бабанова

Примечания:

«Барин» руководитель театра им. Маяковского Н. П. Охлопков.

21. 4,1961

Дорогой Юрочка —

Ваше письмо я получила, когда лежала в жесточайшем холецистите (если не знаете, что это за хворь, то тем лучше!). Сегодня я первый день встала. Очень тронуло меня и взволновало Ваше дорогое мне письмо. Спасибо, дорогой! Пока не вижу, как можно реализовать это. У меня ничего нет готового. А сделать не знаю что. Если бы радио, то возможности большие, а телевидение это уже ограничение ролями, а их и так немного. Вокруг сплошные заграждения! Но во всяком случае я буду думать об этом, впереди целое лето, а если Вам что придет в голову, черкните. Буду думать. Мне радостно сознание, что есть на свете люди, подобные Юрочке, которые еще не обросли слоновьей шкурой и способны думать и болеть не за себя только. За это я Вам еще более благодарна, пусть даже нереально все это. Как хороша была бы жизнь, если бы люди были настоящими людьми, каковыми им полагается быть.

Кстати, не так давно был юбилей Бирман в ВТО, и те, кто там присутствовал, сказали мне, что от театра Маяковского не было никого, а была телеграмма, подписанная Охлопковым, а посланная театром и за счет театра. Из-за болезни я не знала об этом юбилее, и мне пришлось испытать унизительное чувство стыда за театр, хоть и не мой он, и написать ей горячее извинение и т. д. Вот так и живем. Написала я это, чтобы Вам были понятны мои чувства после прочтения Вашего письма.

Еще и еще раз благодарю и крепко обнимаю вас обоих.

Ваша М. Бабанова

P. S. М. б., сделать монтаж из сцен пьесы «Зыковы»? Я очень сожалею, что стараниями главрежа эта пьеса сошла со сцены, да и не я одна.

Примечания:

В начале письма речь идет о моей идее сделать на ленинградском ТВ монографическую передачу, посвященную Бабановой.

9. 1,1962

Дорогие Юрочка и Марина —

спасибо за память. В середине мая театр предполагает быть в вашем Ленинграде, м. б., сумеем встретиться. О себе сказать нечего, вернее, можно только одно плохое. Предпочитаю молчать.

Надеюсь, что ваша жизнь налажена более удачно, и желаю от всего сердца поменьше сталкиваться со злом во всех его видах. Да еще здоровья!

Да еще денег! Остальное у вас есть.

Ваша М. Бабанова

20. 4,1971

Дорогой Юра —

простите, что так долго не смогла ответить на Ваше дорогое для меня письмо. Я долго болела и физически и психически от этой злосчастной передачи. Она чудовищна. Я долго-долго сопротивлялась энтузиастам этого дела, потом сдалась и горько сожалею об этом.

Не говоря уже о том, что мне было твердо обещано не давать крупных планов, меня обманули и сняли до того небрежно и невыгодно, что с того момента я нахожусь в конфликте с Крымовой Н. А. Далее она пренебрегла моей просьбой, чтобы Львов-Анохин говорил о роли Софьи в «Зыковых», о кот. он написал вернее всех. Она это не сделала, и вышло вообще, что после 30-х гг. я лет на 40 выбыла из строя. Я, правда, выбыла благодаря Охлопкову, но все же не настолько. Все эти «мелочи» делают все же «погоду» печальной, безотрадной и скучной.

Я буду просить телевидение или снять ее вообще, или привести в более пристойный вид. Не знаю, что будет. Простите, что пишу Вам об этом прошлогоднем снеге, но для меня это боль настоящего дня до сих пор.

Все же благодарю Ваше доброе умное сердечко за все, что всегда шло от Вас ко мне.

Марине большой сердечный привет.

Ваша М. Бабанова