Создатели Pop-up театра — о свободе творчества и финансовых альтернативах, о виртуальном искусстве и театральных сталкерах.

Полина Лесникова Расскажите, как создавался Pop-up театр?

Семен Александровский Я поставил спектакль «Топливо», и, когда стало понятно, что в Петербурге нет площадки, которая готова его принять, мы с Анастасией решили, что будем делать что-то свое. Эта ситуация подтолкнула нас к тому, чтобы максимально дистанцироваться от поддержки государства, потому что мы всегда занимались экспериментальным театром, были увлечены поиском своей специфики. Мы решили собрать независимые силы, позвали наших друзей — театр post, Театр. doc, театр ТРУ. Получилась большая программа из тридцати названий. Открыли проект перформансом Веры Мартынов и Алексея Коханова «Интериоризация». Правда, после окончания нашего проекта арендаторы собирались строить на месте той площадки ресторан (сейчас там находится ресторан «Beatnik»). Это сразу обозначило кратковременность проекта, и мы поняли, что наша история похожа на Pop-up проект, Pop-up театр. Таким образом и появилось название.

Лесникова К чему стремится ваш театр? Есть ли у него свой манифест?

Александровский Есть два аспекта, из которых складывается Pop-up театр. То есть их, конечно, больше, но самые глобальные можно охарактеризовать двумя направлениями мысли. Первое — это документальные практики. За последнее время мы сделали одно мокьюментари, которое сейчас представлено на «Золотой маске», скоро с Асей Волошиной будем делать еще одно. Второе — сайт-специфик в самом развитом понимании. В таком формате существует спектакль «Другой город», который идет на улицах Петербурга. Так появился спектакль «С Чарльзом Буковски за барной стойкой», дальше — «Задержанный». Сейчас на выходе еще один «барный» спектакль «Профсоюз работников ада». Глобально идеология нашего театра — это горизонтализация художественных практик. Кроме того, главный предмет нашего театрального интереса — это процессы восприятия. Для меня существует принципиальная задача: поставить спектакль в голове у зрителя — не на сцене, не на улице, не в баре, не в тексте, а именно в голове у зрителя. Для этого и существуют документальные практики, «живая среда» и множество других инструментов. Кроме того, скоро начнется новый виток развития Pop-up театра, когда мы совсем оторвемся от физического пространства и перейдем в виртуальное.

Лесникова Ситуация с коронавирусом как раз способствовала такому переходу. За время карантина вы успели поставить спектакль «Брак». Расскажите, как он создавался?

Александровский Задумка сделать спектакль в Zoom появилась прошлым летом, и мы с Асей Волошиной уже начали над ним работать и даже анонсировали премьеру. Но пандемия и новые обстоятельства спровоцировали нас переосмыслить тему. Марина Разбежкина заметила, что для того, чтобы свидетельствовать о ситуации локдауна, еще не существует нужного языка и необходима дистанция, чтобы этот язык сформировался. Так появилась идея поместить наших героев в 2035 год.

Лесникова Столкнулся ли Pop-up театр со сложностями при переходе в онлайн-пространство?

Александровский Пожалуй, нет. Мы изначально делали спектакль для этого пространства, а не переносили его туда, так что онлайн в данном случае — естественная и единственно возможная среда существования.

Лесникова Что такое свобода в театре? Возможна ли она или это утопия?

Александровский Свобода — категория философская, но если рассуждать практически, то художник никогда не свободен. Есть финансовые обстоятельства, есть законодательство, есть политические аспекты, есть понимание функциональности чего-либо. Ксения Петрухина, художник, с которой я работаю, однажды сказала: «Спектакль — это репетиция свободы». Мне кажется, это абсолютно магнетическая формулировка, потому что на территории театра человек не просто потребляет информацию и смотрит то, что ему показывают, а попадает в некую систему координат, в которой можно свободно репетировать жизнь другого качества. На спектакле ты моментально встречаешься с собой, слышишь собственный голос и проверяешь свои реакции. На мой взгляд, это и есть свобода в театре.

Лесникова По вашему мнению, негосударственный театр — это свобода от навязанных извне мнений или финансовая «клетка»?

Александровский Это намного сложнее. «Клетка» не только финансовая. Театр — наиболее публичная площадка для трансляции идеологии, и поэтому во всех российских городах в свое время театры были построены советской властью. В стране существуют тысячи театральных зданий, необходимо поддерживать огромное количество представителей самых разных театральных профессий. У театра есть некие обязательства и обстоятельства, например все те же финансовые. Кроме того, за большие деньги надо отчитываться, а как театр может отчитаться? Это ловушка репертуарного государственного театра, и она довольно хитрая. Когда я ставил в репертуарном театре (а я уже давно этого не делаю), то всегда подсознательно думал о контексте театра и его зрителях. Независимый театр все эти проблемы снимает — делай, что хочешь. Но возникает вопрос: где взять деньги? А может, деньги не нужны? Я недавно был в жюри «Золотой маски» и иногда, глядя на сцену, задавался вопросом: «Господи, зачем потрачены все эти деньги?» Возникновение такого вопроса — большая проблема. Ведь если спектакль цепляет тебя, а еще и стоит три копейки, то это же фантастика. Поэтому я всегда был апологетом бедного театра. Недавно мы сделали оперу, для декораций которой я сам срубил ветки в лесу, мы купили три кило яблок и сделали три деревянных стола — вот и все затраты для нашего спектакля. То есть это не совсем так, еще мы сшили сорок костюмов (смеется), но в этой постановке нет больших сварных конструкций. Поэтому можно подумать о том, как сделать крутой театр без больших финансовых затрат. Это возможно, если у тебя есть собственный ресурс — время. Это противовес вертикальной модели, когда театру бюджет выделяет государство. Настоящие художники идут туда, где государство устраняется. Проекты с незащищенными слоями населения, с людьми с особенностями развития, с бездомными, проекты в тюрьме — этим занимается искусство, не государство. Эффективность горизонтальных практик вдохновила меня сформулировать свое положение о театре. Мы привлекаем партнеров для какого-то конкретного проекта, обеспечиваем им контакт с аудиторией, а они дают деньги. Но главные деньги в независимом — это, конечно, продажа билетов. Мы находимся на финансировании у зрителя.

Лесникова Позиционирует ли себя Popup театр антагонистом государственных театров?

Александровский То, что делает Popup театр, — принципиальная альтернатива, а не просто попытка делать то, что нам нравится. Наша задача — показать, что существование независимого театра возможно, что он интересен и экономически оправдан. У нас нет проблем с выплатой зарплат. Конечно, они не ежемесячные, во многом начисляются «попроектно». Надо стараться делать как можно больше подобного, потому что самое крутое, что возможно в театре, — это эксперимент. Номинация «Эксперимент» была самой большой и интересной за всю программу нынешней «Золотой маски». Из одиннадцати заявленных спектаклей девять были сделаны независимыми театрами. И это представили на национальной театральной премии! Чем дольше государство не будет давать нам денег, тем лучше мы научимся создавать механизмы по-настоящему независимого театра, который может работать самостоятельно и зависеть только от продажи билетов. Если начнут давать деньги независимому театру, может, станет и хуже.

Лесникова Есть ли будущее у независимых театров в России?

Александровский Я бы сказал, что только у них и есть будущее.

Лесникова Журнал «Театр» когда-то опубликовал каталог независимых театров Петербурга, и из двадцати шести названий про несколько было сказано, что они на грани закрытия.

Анастасия Ким Когда мы готовили этот выпуск журнала «Театр» про негосударственные театры, у нас был спор, кого включать в этот обзор. Мы применили критерий: театр, который в текущем сезоне показал хоть один спектакль, является для нас живым. У таких театров может даже не быть юридического лица, у нас оно тоже не сразу появилось. В этом смысле становится понятнее, кто существует на данный момент, а кто нет. Но в любом случае есть люди, есть команды, которые делают театр.

Александровский Независимые театры— это не какие-то конкретные штучные названия, это стратегия, и она будет шириться и множиться, потому что мир меняется, коммуникации меняются и наше восприятие меняется. Если художники с этим восприятием не работают, то они остаются позади, а художники — это такие люди, которые могут идти только вперед. Поэтому обязательно какой-то процент людей будет делать независимый театр, это сталкеры в репертуарном театре. Театр — это же такая живая штука.

Ким Я не могу сказать, что у меня в голове существует какое-то разделение театра на государственные и негосударственные. Если есть интересный спектакль и о нем интересно говорить, то не возникает вопроса, в каком театре он сделан. Что же касается нашего проекта, то это, скорее, про образ жизни. Свобода в творчестве, про которую мы говорили, важна, но еще важнее не забыть про свободу жизни. Мы очень свободно живем. При этом у нас совершенно безумный общий календарь, в который мы вносим все: поездки, гастроли, репетиции. У нас бывает так, что Семен высаживает в аэропорту меня с детьми и тут же, не заезжая домой, через час улетает (смеется).

Александровский Вообще, мне кажется, что с точки зрения современного образа жизни это интересный взгляд: хочешь общаться с друзьями — придумай совместный проект, потому что другого времени для этого практически нет либо его очень мало, а с друзьями работать приятно. Так и получается семейный театр.

Ким Выбирая стратегию жизни, ты выбираешь себе работу.

Лесникова Кто он — зритель вашего театра? Он чем-то отличается от зрителей других театров?

Ким Мы никогда не проводили серьезного исследования, только наблюдали. Но можно сказать, что когда мы выпускали спектакль «Задержанный», то определили своего зрителя в одном возрастном формате, примерно от 18 до 27 лет, а когда начали играть спектакль, выяснилось, что зритель именно этого спектакля в основном старше.

Александровский Но если бы это был весь наш зритель, мы бы довольно быстро закончились. Мне как раз кажется, что нужно максимально трезво относиться к тому, что театру нужен любой зритель, и его нужно влюбить в то, что ты делаешь. Сейчас мы много работаем с блогерами и стараемся это делать настолько широко, насколько это возможно — через социальные сети, через издательства, которые о нас пишут, и так далее. В конце каждого спектакля мы просим оставлять отзывы и писать о нас, потому что нам это важно. Мы хотим, чтобы к нам пришел зритель. Если он к нам придет, то мы его заинтересуем, потому что мы уверены в том, что делаем. Понятно, что есть современный, активный, интересующийся зритель и он потенциально наш, он о нас знает, но наш зритель — это еще и человек, который ищет что-то необычное. Я интервьюировал людей на спектакле «Questions», и одна девушка сказала, что она заходит на Яндекс. Афишу и сразу переходит в раздел «Другое», иное. То есть мы — иное. Это так интересно, что люди, которые понимают и знают репертуарный театр, хотят и ищут чего-то еще. Так что мы — это что-то еще. Что-то иное и что-то еще.

Февраль—август 2020 г.